Ее рекомендация входит в условия сделки. Слуга регулярно помещает местную букмекерскую контору и играет на скачках. Хотите нанять его?
— Черта с два.
— Я напишу рапорт и перешлю вам, — сказал я ему. — Занесите его в раздел «Работа с персоналом». Можете получить за это налоговую скидку.
Он сухо рассмеялся.
— Когда тебе понадобится рекомендация, я напишу ее под присягой.
— Ну, это еще неизвестно, — сказал я. — Но заранее спасибо.
Я звонил из гаража станции техобслуживания по пути домой. Был уже сумрачный вечер, но, когда я добрался до Пойнт-сквер, стало еще темнее. Меня ждали две переданные по факсу страницы, которые я прочитал, не присаживаясь, и все мысли о стакане скотча растворились в недоверии и предчувствии несчастья.
Факс был от Кевина Миллса. «Не знаю, зачем тебе нужны имена великих мира сего, — написал он, — но поскольку я обещал, вот тебе список гостей, которых „Топлайн фудс“ пригласила на ленч в Эйнтри накануне Большого национального».
Как я и ожидал, в списке значилось имя гневного ланкаширского фермера. Но меня морально убило имя в начале списка.
Там значилось: «Почетный гость — Эллис Квинт». Все сомнения, которые я гнал от себя, нахлынули с новой силой. Я не мог поверить, что это Эллис покалечил — и тем заведомо убил — пони и трех молодых скаковых лошадей.
Только не Эллис! Нет! Это невозможно.
Ведь должны были существовать десятки других людей, которые знали, где найти всех четырех животных — беззащитных, без охраны. Было глупо придавать значение невероятному совпадению. И все же я вытащил свою таблицу из ящика и очень маленькими буквами, как будто хотел умалить смысл этого факта, вписал в каждую клетку графы «Кто знал о доступности жертвы» немыслимые слова — «Эллис Квинт».
В графе «Мотивы» клетки оставались пустыми. Не было никакого видимого рационального мотива. Зачем выкалывать глаза пони? Зачем выслеживать незнакомого человека и писать письмо отравленными чернилами? Зачем мучить и убивать детей, записывая на пленку их крики?
Я написал «самоудовлетворение», но этот мотив казался незначительным.
Сумасшествие? Психоз? Непреодолимая тяга к бесцельному, безжалостному разрушению?
Это не походило на того Эллиса, которого я знал. На человека, с которым я состязался на скачках, с которым смеялся и с которым мы много лет были близкими друзьями. Нельзя знать другого человека так хорошо и все же не знать совсем. Или можно? Нет.
Неотступные мысли не давали мне уснуть всю ночь, и утром я отослал Линде Фернс ее чек обратно.
«Я не продвинулся в расследовании, — написал я. — Весьма сожалею».
Через два дня тот же самый чек вернулся ко мне. «Дорогой Сид, — писала в ответ Линда, — оставьте эти деньги. Я знаю, что однажды вы поймаете этих подонков. Я не знаю, что вы сказали Рэчел, но она повеселела, и после вашего визита на прошлой неделе ей перестали сниться страшные сны. За одно только это я должна заплатить вам вдвое больше. С любовью, Линда Фернс».
Я отложил чек в ящик, покончил с бумажной работой и пошел на свою обычную тренировку по дзюдо. Дзюдо, которым я занимался, — это тонкое искусство самозащиты, изменение равновесия за счет собственного движения нападающего, чтобы одолеть его. Дзюдо — это ритм, рычаг, скорость и иногда — воздействие на болевые точки, но, насколько я знал, всегда штука тихая.
Крики и удары карате, хлопанье по матам ради выражения агрессии мне никогда не нравились и были не нужны. Я не стремился к физическому превосходству и не затевал драк. С покалеченной рукой, жокейским весом и ростом в пять футов семь дюймов мне нужно было только выживание.
Я проделывал привычные упражнения, думая о другом. В лучшем случае мое знание дзюдо было моральной опорой. От многих опасностей нельзя спастись умением бросить нападающего через плечо. Меня не оставляли мысли об Эллисе. Я ошибся. Конечно же, я ошибся. Все знали его в лицо. Он не мог рисковать, что увидят, как он крадется ночью к пастбищу, вооруженный чем-то вроде мачете.
Но он устал от известности. Слава не заменит опасности, сказал он.
Ему было мало того, что он имел. И все-таки... он не мог.
Спустя неделю после дерби я поехал на четыре дня в Эскот, покрутился там, повосхищался лошадьми и экстравагантными женскими шляпками. Я должен был получить от этого наслаждение как обычно. Но вместо этого я чувствовал себя так, как будто передо мной разворачивался бессмысленный фарс, танцы над бездной.
Эллис бывал там каждый день и, конечно же, разыскал меня.
— Как дела, «горячая линия»?
— "Горячая линия" молчит.
— Так, значит, ты здесь для того, чтобы напугать своего торговца лошадиными ногами? — с дружеской иронией спросил он.
— Надеюсь на это.
— А что, если он просто не сможет удержаться? — спросил Эллис.
Я повернулся и посмотрел ему в глаза.
— Я поймаю его.
Он улыбнулся и отвел взгляд.
— Все знают, что ты ловко справляешься с такими делами, но готов поспорить...
— Не спорь, — прервал его я. — Не спорь, это не к добру.
Кто-то подхватил его под руку, требуя обратить внимание. Он хлопнул меня по плечу и сказал с обычной приветливостью:
— До встречи, Сид.
Его увлекли в сторону, а я не мог поверить, я не мог поверить, что он сказал мне зачем, даже если не сказал как.
«Что, если он не сможет удержаться ?» Можно ли совершать бессмысленные жестокости помимо собственной воли? Нет...
Да, можно, и да, так часто бывает. Но только не Эллис. Нет, не Эллис.
Алиби, подумал я, отыскивая рациональный выход. Я выясню, где был Эллис в те ночи, когда происходили нападения на лошадей. Я смогу подтвердить к своему удовольствию, что это не он, что у меня нет подозреваемых вообще, и я никогда не отыщу этих подонков. И со спокойной душой запишу себе поражение.
В пять тридцать на следующее утро после Золотого кубка в Эскоте я проснулся от телефонного звонка и услышал в трубке взволнованный высокий женский голос, который сказал:
— Я хочу поговорить с Сидом Холли.
— Вы с ним говорите, — сказал я, заставляя себя сесть и щурясь на часы.
— Что?
— Вы говорите с Сидом Холли. — Я сдержал зевоту. Черт побери, полшестого!
— Но я звонила в «Памп» и просила «горячую линию»!
Я терпеливо объяснил:
— Они переадресовывают звонки прямо мне. Так что вы разговариваете с Сидом Холли. Чем могу вам помочь?
— Боже, — растерянно выдавила она. — У нас жеребец с отрезанной ногой.
У меня перехватило дыхание.
— Где вы?
— Дома. Ох... то есть в Беркшире.
— А точнее?
— Комб-Бассет, к югу от Хангерфорда.
— И... э-э... Что у вас делается?
— Всеобщий плач и стенания.
— А ветеринар?
— Я только что ему позвонила. Он едет.
— А полиция?
— Они кого-то послали. Но мы решили, что лучше позвонить вам.
— Да, — ответил я. — Я сейчас же приеду, если вы не против.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Черта с два.
— Я напишу рапорт и перешлю вам, — сказал я ему. — Занесите его в раздел «Работа с персоналом». Можете получить за это налоговую скидку.
Он сухо рассмеялся.
— Когда тебе понадобится рекомендация, я напишу ее под присягой.
— Ну, это еще неизвестно, — сказал я. — Но заранее спасибо.
Я звонил из гаража станции техобслуживания по пути домой. Был уже сумрачный вечер, но, когда я добрался до Пойнт-сквер, стало еще темнее. Меня ждали две переданные по факсу страницы, которые я прочитал, не присаживаясь, и все мысли о стакане скотча растворились в недоверии и предчувствии несчастья.
Факс был от Кевина Миллса. «Не знаю, зачем тебе нужны имена великих мира сего, — написал он, — но поскольку я обещал, вот тебе список гостей, которых „Топлайн фудс“ пригласила на ленч в Эйнтри накануне Большого национального».
Как я и ожидал, в списке значилось имя гневного ланкаширского фермера. Но меня морально убило имя в начале списка.
Там значилось: «Почетный гость — Эллис Квинт». Все сомнения, которые я гнал от себя, нахлынули с новой силой. Я не мог поверить, что это Эллис покалечил — и тем заведомо убил — пони и трех молодых скаковых лошадей.
Только не Эллис! Нет! Это невозможно.
Ведь должны были существовать десятки других людей, которые знали, где найти всех четырех животных — беззащитных, без охраны. Было глупо придавать значение невероятному совпадению. И все же я вытащил свою таблицу из ящика и очень маленькими буквами, как будто хотел умалить смысл этого факта, вписал в каждую клетку графы «Кто знал о доступности жертвы» немыслимые слова — «Эллис Квинт».
В графе «Мотивы» клетки оставались пустыми. Не было никакого видимого рационального мотива. Зачем выкалывать глаза пони? Зачем выслеживать незнакомого человека и писать письмо отравленными чернилами? Зачем мучить и убивать детей, записывая на пленку их крики?
Я написал «самоудовлетворение», но этот мотив казался незначительным.
Сумасшествие? Психоз? Непреодолимая тяга к бесцельному, безжалостному разрушению?
Это не походило на того Эллиса, которого я знал. На человека, с которым я состязался на скачках, с которым смеялся и с которым мы много лет были близкими друзьями. Нельзя знать другого человека так хорошо и все же не знать совсем. Или можно? Нет.
Неотступные мысли не давали мне уснуть всю ночь, и утром я отослал Линде Фернс ее чек обратно.
«Я не продвинулся в расследовании, — написал я. — Весьма сожалею».
Через два дня тот же самый чек вернулся ко мне. «Дорогой Сид, — писала в ответ Линда, — оставьте эти деньги. Я знаю, что однажды вы поймаете этих подонков. Я не знаю, что вы сказали Рэчел, но она повеселела, и после вашего визита на прошлой неделе ей перестали сниться страшные сны. За одно только это я должна заплатить вам вдвое больше. С любовью, Линда Фернс».
Я отложил чек в ящик, покончил с бумажной работой и пошел на свою обычную тренировку по дзюдо. Дзюдо, которым я занимался, — это тонкое искусство самозащиты, изменение равновесия за счет собственного движения нападающего, чтобы одолеть его. Дзюдо — это ритм, рычаг, скорость и иногда — воздействие на болевые точки, но, насколько я знал, всегда штука тихая.
Крики и удары карате, хлопанье по матам ради выражения агрессии мне никогда не нравились и были не нужны. Я не стремился к физическому превосходству и не затевал драк. С покалеченной рукой, жокейским весом и ростом в пять футов семь дюймов мне нужно было только выживание.
Я проделывал привычные упражнения, думая о другом. В лучшем случае мое знание дзюдо было моральной опорой. От многих опасностей нельзя спастись умением бросить нападающего через плечо. Меня не оставляли мысли об Эллисе. Я ошибся. Конечно же, я ошибся. Все знали его в лицо. Он не мог рисковать, что увидят, как он крадется ночью к пастбищу, вооруженный чем-то вроде мачете.
Но он устал от известности. Слава не заменит опасности, сказал он.
Ему было мало того, что он имел. И все-таки... он не мог.
Спустя неделю после дерби я поехал на четыре дня в Эскот, покрутился там, повосхищался лошадьми и экстравагантными женскими шляпками. Я должен был получить от этого наслаждение как обычно. Но вместо этого я чувствовал себя так, как будто передо мной разворачивался бессмысленный фарс, танцы над бездной.
Эллис бывал там каждый день и, конечно же, разыскал меня.
— Как дела, «горячая линия»?
— "Горячая линия" молчит.
— Так, значит, ты здесь для того, чтобы напугать своего торговца лошадиными ногами? — с дружеской иронией спросил он.
— Надеюсь на это.
— А что, если он просто не сможет удержаться? — спросил Эллис.
Я повернулся и посмотрел ему в глаза.
— Я поймаю его.
Он улыбнулся и отвел взгляд.
— Все знают, что ты ловко справляешься с такими делами, но готов поспорить...
— Не спорь, — прервал его я. — Не спорь, это не к добру.
Кто-то подхватил его под руку, требуя обратить внимание. Он хлопнул меня по плечу и сказал с обычной приветливостью:
— До встречи, Сид.
Его увлекли в сторону, а я не мог поверить, я не мог поверить, что он сказал мне зачем, даже если не сказал как.
«Что, если он не сможет удержаться ?» Можно ли совершать бессмысленные жестокости помимо собственной воли? Нет...
Да, можно, и да, так часто бывает. Но только не Эллис. Нет, не Эллис.
Алиби, подумал я, отыскивая рациональный выход. Я выясню, где был Эллис в те ночи, когда происходили нападения на лошадей. Я смогу подтвердить к своему удовольствию, что это не он, что у меня нет подозреваемых вообще, и я никогда не отыщу этих подонков. И со спокойной душой запишу себе поражение.
В пять тридцать на следующее утро после Золотого кубка в Эскоте я проснулся от телефонного звонка и услышал в трубке взволнованный высокий женский голос, который сказал:
— Я хочу поговорить с Сидом Холли.
— Вы с ним говорите, — сказал я, заставляя себя сесть и щурясь на часы.
— Что?
— Вы говорите с Сидом Холли. — Я сдержал зевоту. Черт побери, полшестого!
— Но я звонила в «Памп» и просила «горячую линию»!
Я терпеливо объяснил:
— Они переадресовывают звонки прямо мне. Так что вы разговариваете с Сидом Холли. Чем могу вам помочь?
— Боже, — растерянно выдавила она. — У нас жеребец с отрезанной ногой.
У меня перехватило дыхание.
— Где вы?
— Дома. Ох... то есть в Беркшире.
— А точнее?
— Комб-Бассет, к югу от Хангерфорда.
— И... э-э... Что у вас делается?
— Всеобщий плач и стенания.
— А ветеринар?
— Я только что ему позвонила. Он едет.
— А полиция?
— Они кого-то послали. Но мы решили, что лучше позвонить вам.
— Да, — ответил я. — Я сейчас же приеду, если вы не против.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70