Ди-Ди кивнула.
— Позвони шорнику, чтобы он проверил нашу тренировочную упряжь. Ди-Ди кивнула.
— Ну вот вроде и все.
Он повернулся в мою сторону:
— Мы отправляемся в Виндзор в двенадцать тридцать.
— Хорошо, — ответил я.
Тремьен вновь поехал в Дауне наблюдать за проездкой второй смены, заодно намереваясь опробовать новый «лендровер». Сэм Ягер пошел к Перкину, чтобы забрать и загрузить свое тиковое дерево. Ди-Ди взяла свой кофе и удалилась в контору; я же принялся сортировать вырезки по степени их значимости, откладывая в сторону самые важные.
Примерно в это же время старший инспектор Дун зашел в комнату с табличкой «Расследование происшествий» и выложил на стол фрагменты костей, которые его люди принесли из леса.
В этой комнате также висели высушенные на радиаторе центрального отопления остатки одежды. Были здесь и некогда белые, а теперь потерявшие форму, изношенные мокрые кроссовки. Сбоку от них валялись четыре пустые банки из-под кока-колы, проржавевшая игрушечная пожарная машина, сломанные солнцезащитные очки, сморщенный кожаный ремень с разболтавшимися застежками, бутылка из-под джина, еще почти новая пластмассовая расческа, старый резиновый мяч, перьевая ручка с позолоченным пером, футлярчик с розовой губной помадой, шоколадные обертки, дырявая садовая лопата и разорванный собачий ошейник.
Старший инспектор Дун прошелся по комнате, со всех сторон рассматривая эти «трофеи». Его лицо выражало напряженную работу мысли.
— Расскажи мне, девочка, — сказал он, — поведай мне, кто же ты.
Но вещи молчали, не давали ответа. Он позвал своих констеблей и приказал им расширить сектор поисков.
Сам же он решил, так же как и вчера, просмотреть списки пропавших — может, это наведет наконец на какую-нибудь мысль. Он знал, что эта девушка, возможно, приехала сюда издалека, хотя и допускал, с не меньшей степенью вероятности, что она могла оказаться и местной жительницей. Жертвами частенько становились местные. Поэтому он решил начать именно со списков пропавших в данной местности. В списках значились двенадцать подростков, которые постоянно убегали из дому, — любой из них мог стать жертвой; четверо находящихся под надзором, но не явившихся на проверку парней; две пропавшие проститутки и шестеро исчезнувших по неизвестным причинам.
Одной из этих шести исчезнувших была Анжела Брикел. Возможная причина исчезновения: сбежала, боясь ответственности за то, что дала скаковой лошади стимулятор. Эта фамилия не привлекла внимания старшего инспектора. Его больше заинтересовала пропавшая дочь известного политического деятеля. Возможная причина исчезновения: связалась с плохой компанией, отличается непредсказуемостью поведения. Дун подумал: окажись пропавшая ею, это явно не повредило бы его карьере.
Глава 9
Тремьен сказал мне, что единственным местом, куда он меня не может взять с собой на виндзорском ипподроме, является святая святых — комната для взвешивания. В остальное же время, добавил он, я не должен отходить от него ни на шаг. Еще он выразился в том плане, чтобы я приклеился к нему и ему не приходилось бы оглядываться на каждом шагу. В соответствии с этим его указанием я вился за ним, как собачий хвост. Когда он останавливался на минутку, чтобы поговорить с кем-либо, то представлял меня своим другом Джоном Кендалом, а не каким-нибудь Босуэллом. Он предоставил мне возможность самому разбираться с той грудой информации, которая сыпалась на меня со всех сторон, и редко давал какие-либо объяснения, ибо при всей его занятости подобные объяснения легли бы на его плечи тяжким бременем. Жребий выпал так, что все его четыре лошади должны были выступать в забегах подряд, одна за другой.
По приезде в Виндзор мы быстро перехватили по бутерброду, пропустили по стаканчику, а затем началась непрерывная суета: в весовую — забрать седло с костюмами, проложенными свинцовыми пластинами, в стойло — лично проверить упряжь и подтянуть подпруги (Тремьен всегда хотел, чтобы его лошади выглядели красиво), на площадку для парадной выездки — чтобы переговорить с владельцами и дать последние указания жокеям, на трибуны — смотреть заезды, снова в стойла — поздравить победителей или выслушать оправдания жокеев, опять в весовую — за новым седлом и новой одеждой, и так по нескольку раз. Нолан тоже присутствовал на ипподроме. С тревогой в голосе он спросил Тремьена, не получал ли тот какой-либо информации из жокей-клуба.
— Нет, — ответил тот. — А ты?
— Никакого долбаного писка.
— Выходит, тебя допустили. И не задавай вопросов. Не нарывайся на отказ. Если бы они хотели, то давно бы уже сообщили, что ты не допущен. Подумай лучше о победе. Владельцы Ирландца уже здесь, и их карманы набиты деньгами, которые им не терпится на тебя поставить. Сделай им приятное. Как?
— Лучше бы они заплатили мне побольше, чем в прошлый гребаный раз.
— Ты прежде выиграй.
Тремьен в очередной раз нырнул в весовую, оставив меня наедине с Ноланом, который задыхался от злобного скептицизма. Он пожаловался мне, что эта гребаная публика позволила себе отпускать насмешки в его адрес, но ему плевать на это, он с..ть хотел на их долбаное внимание.
Нолану явно следовало бы вымыть рот с мылом; мне с трудом удавалось ловить его мысль в потоке непристойностей.
То же самое смело можно было сказать и о Сэме, который возник позади нас и хлопнул Нолана по спине, вызвав тем самым еще большее его раздражение. Как и Нолан, Сэм тоже был одет с иголочки, и я пришел к выводу, что в официальных помещениях ипподрома принята именно такая форма одежды. Их жокейские костюмы могли быть самых фантазийных расцветок: розовыми, багряными, пурпурными — у кого на что хватало воображения, — но все они прежде всего считали себя бизнесменами.
Я сразу же почувствовал явный холодок в их отношениях.
— Будь осторожен на Творожном Пудинге, — сказал Нолан, — осаживай его; я не хочу, чтобы ты загнал его перед скачками в Челтенхэме, иначе ему не одолеть Кима Мура.
— Я не нуждаюсь в советах всяких гребаных любителей, — ответил Сэм.
Ким Мур — основной его долбаный соперник.
— Гребать я хотел гребаных соперников.
Взрослые люди, подумал я, а матерятся, как впервые узнавшие эти слова школьники.
В одном им можно было отдать должное: каждый был уверенным, здравомыслящим и в высшей степени опытным жокеем.
Сэм выжал из Творожного Пудинга все возможное. В бинокль, который мне одолжил Тремьен, я следил за его золотистой каской от старта до самого финиша. Он шел ровно — третьим или четвертым, не боясь пропускать вперед других наездников.
Виндзорский ипподром представлял собой большую восьмерку, а на ипподромах такого рода на первом месте стоит тактика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— Позвони шорнику, чтобы он проверил нашу тренировочную упряжь. Ди-Ди кивнула.
— Ну вот вроде и все.
Он повернулся в мою сторону:
— Мы отправляемся в Виндзор в двенадцать тридцать.
— Хорошо, — ответил я.
Тремьен вновь поехал в Дауне наблюдать за проездкой второй смены, заодно намереваясь опробовать новый «лендровер». Сэм Ягер пошел к Перкину, чтобы забрать и загрузить свое тиковое дерево. Ди-Ди взяла свой кофе и удалилась в контору; я же принялся сортировать вырезки по степени их значимости, откладывая в сторону самые важные.
Примерно в это же время старший инспектор Дун зашел в комнату с табличкой «Расследование происшествий» и выложил на стол фрагменты костей, которые его люди принесли из леса.
В этой комнате также висели высушенные на радиаторе центрального отопления остатки одежды. Были здесь и некогда белые, а теперь потерявшие форму, изношенные мокрые кроссовки. Сбоку от них валялись четыре пустые банки из-под кока-колы, проржавевшая игрушечная пожарная машина, сломанные солнцезащитные очки, сморщенный кожаный ремень с разболтавшимися застежками, бутылка из-под джина, еще почти новая пластмассовая расческа, старый резиновый мяч, перьевая ручка с позолоченным пером, футлярчик с розовой губной помадой, шоколадные обертки, дырявая садовая лопата и разорванный собачий ошейник.
Старший инспектор Дун прошелся по комнате, со всех сторон рассматривая эти «трофеи». Его лицо выражало напряженную работу мысли.
— Расскажи мне, девочка, — сказал он, — поведай мне, кто же ты.
Но вещи молчали, не давали ответа. Он позвал своих констеблей и приказал им расширить сектор поисков.
Сам же он решил, так же как и вчера, просмотреть списки пропавших — может, это наведет наконец на какую-нибудь мысль. Он знал, что эта девушка, возможно, приехала сюда издалека, хотя и допускал, с не меньшей степенью вероятности, что она могла оказаться и местной жительницей. Жертвами частенько становились местные. Поэтому он решил начать именно со списков пропавших в данной местности. В списках значились двенадцать подростков, которые постоянно убегали из дому, — любой из них мог стать жертвой; четверо находящихся под надзором, но не явившихся на проверку парней; две пропавшие проститутки и шестеро исчезнувших по неизвестным причинам.
Одной из этих шести исчезнувших была Анжела Брикел. Возможная причина исчезновения: сбежала, боясь ответственности за то, что дала скаковой лошади стимулятор. Эта фамилия не привлекла внимания старшего инспектора. Его больше заинтересовала пропавшая дочь известного политического деятеля. Возможная причина исчезновения: связалась с плохой компанией, отличается непредсказуемостью поведения. Дун подумал: окажись пропавшая ею, это явно не повредило бы его карьере.
Глава 9
Тремьен сказал мне, что единственным местом, куда он меня не может взять с собой на виндзорском ипподроме, является святая святых — комната для взвешивания. В остальное же время, добавил он, я не должен отходить от него ни на шаг. Еще он выразился в том плане, чтобы я приклеился к нему и ему не приходилось бы оглядываться на каждом шагу. В соответствии с этим его указанием я вился за ним, как собачий хвост. Когда он останавливался на минутку, чтобы поговорить с кем-либо, то представлял меня своим другом Джоном Кендалом, а не каким-нибудь Босуэллом. Он предоставил мне возможность самому разбираться с той грудой информации, которая сыпалась на меня со всех сторон, и редко давал какие-либо объяснения, ибо при всей его занятости подобные объяснения легли бы на его плечи тяжким бременем. Жребий выпал так, что все его четыре лошади должны были выступать в забегах подряд, одна за другой.
По приезде в Виндзор мы быстро перехватили по бутерброду, пропустили по стаканчику, а затем началась непрерывная суета: в весовую — забрать седло с костюмами, проложенными свинцовыми пластинами, в стойло — лично проверить упряжь и подтянуть подпруги (Тремьен всегда хотел, чтобы его лошади выглядели красиво), на площадку для парадной выездки — чтобы переговорить с владельцами и дать последние указания жокеям, на трибуны — смотреть заезды, снова в стойла — поздравить победителей или выслушать оправдания жокеев, опять в весовую — за новым седлом и новой одеждой, и так по нескольку раз. Нолан тоже присутствовал на ипподроме. С тревогой в голосе он спросил Тремьена, не получал ли тот какой-либо информации из жокей-клуба.
— Нет, — ответил тот. — А ты?
— Никакого долбаного писка.
— Выходит, тебя допустили. И не задавай вопросов. Не нарывайся на отказ. Если бы они хотели, то давно бы уже сообщили, что ты не допущен. Подумай лучше о победе. Владельцы Ирландца уже здесь, и их карманы набиты деньгами, которые им не терпится на тебя поставить. Сделай им приятное. Как?
— Лучше бы они заплатили мне побольше, чем в прошлый гребаный раз.
— Ты прежде выиграй.
Тремьен в очередной раз нырнул в весовую, оставив меня наедине с Ноланом, который задыхался от злобного скептицизма. Он пожаловался мне, что эта гребаная публика позволила себе отпускать насмешки в его адрес, но ему плевать на это, он с..ть хотел на их долбаное внимание.
Нолану явно следовало бы вымыть рот с мылом; мне с трудом удавалось ловить его мысль в потоке непристойностей.
То же самое смело можно было сказать и о Сэме, который возник позади нас и хлопнул Нолана по спине, вызвав тем самым еще большее его раздражение. Как и Нолан, Сэм тоже был одет с иголочки, и я пришел к выводу, что в официальных помещениях ипподрома принята именно такая форма одежды. Их жокейские костюмы могли быть самых фантазийных расцветок: розовыми, багряными, пурпурными — у кого на что хватало воображения, — но все они прежде всего считали себя бизнесменами.
Я сразу же почувствовал явный холодок в их отношениях.
— Будь осторожен на Творожном Пудинге, — сказал Нолан, — осаживай его; я не хочу, чтобы ты загнал его перед скачками в Челтенхэме, иначе ему не одолеть Кима Мура.
— Я не нуждаюсь в советах всяких гребаных любителей, — ответил Сэм.
Ким Мур — основной его долбаный соперник.
— Гребать я хотел гребаных соперников.
Взрослые люди, подумал я, а матерятся, как впервые узнавшие эти слова школьники.
В одном им можно было отдать должное: каждый был уверенным, здравомыслящим и в высшей степени опытным жокеем.
Сэм выжал из Творожного Пудинга все возможное. В бинокль, который мне одолжил Тремьен, я следил за его золотистой каской от старта до самого финиша. Он шел ровно — третьим или четвертым, не боясь пропускать вперед других наездников.
Виндзорский ипподром представлял собой большую восьмерку, а на ипподромах такого рода на первом месте стоит тактика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90