Ребята забрали несколько к северо-востоку, но я посчитал, что пока мне еще рано вмешиваться.
Я не упускал их из виду. Они о чем-то громко болтали, чтобы поддержать уверенность в собственных силах; в этом не было ничего удивительного — мне и самому приходилось испытывать нечто подобное, когда я один на один оставался с матерью-природой. На закате дня любой взрослый мужчина почувствовал бы себя неуверенно. Что же говорить о мальчиках. В пятнадцатилетнем возрасте и я бы в таком диком лесу начал нервничать.
Однако в этот день, идя по их следам, я ощущал покой и умиротворение, как будто был у себя дома. Первозданную тишину нарушало только редкое щебетание птиц и неожиданные восклицания мальчиков. Лес жил ожиданием весны, ее дыхание ощущалось в набухших почках и талых ручьях. Чувствовалось, что зима уходит: в воздухе ощущались запахи перегноя, прелой травы и соломы, и только веточки хвои добавляли свой неповторимый аромат. Смола сосен напомнила мне о том, как с ее помощью я когда-то разжигал костер.
Эту несчастную милю мы шли довольно долго, но наконец с шоссе стали доноситься гудки машин. Последние метры до опушки Гарет и Кокос сопровождали восторженными криками, точно так же, как и неделю назад во время нашей первой вылазки.
Прибавив ходу, я неожиданно возник перед ними, к великому удивлению Гарета.
— Откуда вы взялись?
— Вы забыли о своих метках.
— Краска почти кончилась. — Гарет протянул мне склянку темного стекла, перевернул ее, и на шоссе вылилось довольно большое пятно краски. — Извините, я думал, там ничего не осталось.
— Не имеет значения. — Я взял пузырек, завинтил его и вместе с кисточкой уложил в пластиковый пакет, который спрятал в подсумок.
— А еще такой краски можно достать? — спросил Кокос.
— Конечно. Без проблем. Собираемся домой? Мальчики, возбужденные своими успехами, не переставали бегать и прыгать вплоть до того момента, пока за следующим поворотом мы не увидели наш «лендровер». Домой наша троица вернулась в прекрасном расположении духа.
— Потрясающе! — доложил отцу Гарет, после того как мы, забросив Кокоса домой, вернулись в Шеллертон. — Фантастически!
Тремьену, Мэкки и Перкину вне зависимости от их желания пришлось выслушать подробнейший отчет о нашем путешествии, естественно, без упоминания откровений относительно Анжелы Брикел.
— Это настоящая дикая местность, — закончил свое повествование Гарет. — Там абсолютная тишина. Я сделал кучу фотографий.
Он осекся и неожиданно нахмурился.
— Одну минуту.
Гарет выбежал из комнаты и вернулся со своим голубым рюкзаком.
— Здесь нет камеры, — озадаченно сказал он, выворачивая рюкзак наизнанку.
— Той, которую я подарил тебе на Рождество? — не совсем довольным тоном спросил Тремьен.
— Может быть, ее захватил Кокос? — апатично спросил Перкин.
— Спасибо! — Гарет схватил телефонную трубку и начал названивать другу в надежде, что эта проблема сейчас разрешится. — Он говорит, что после нашего обеда он ее вообще не видел, — с ужасом в голосе доложил Гарет. — Нам немедленно следует возвратиться.
— Нет, ни в коем случае, — голосом, не терпящим возражений, сказал Тремьен. — Путь туда не близкий, а уже начинает темнеть.
— Но мы пометили дорогу светящейся в темноте краской, — начал умолять отца Гарет, — ив этом все дело. Ее видно в темноте.
— Нет, — отрезал Тремьен. Гарет повернулся в мою сторону:
— Мы не можем вернуться назад? Я покачал головой:
— Твой папа абсолютно прав. В этих лесах ночью очень легко заблудиться, вне зависимости, есть там светящиеся метки или нет. Стоит пропустить одну из них, и придется «загорать» там до утра.
— Вы же сам не заблудитесь.
— Могу заблудиться, — сказал я. — Мы останемся дома.
— Может быть, ты обронил ее по дороге домой? — сочувственно спросила Мэкки.
— Нет... — Гарет задумался. — Я наверняка оставил ее там, где мы обедали. Я подвесил камеру на сук, чтобы она не промокла. А потом забыл о ней.
Он был так расстроен, что я не выдержал:
— Завтра днем я схожу за ней. Отчаянность сменилась надеждой.
— Правда? О, это грандиозно!
— И вы сможете разглядеть на ветке крошечный фотоаппарат среди всей этой простирающейся на многие мили дичи? — с сомнением в голосе спросил Тремьен.
— Конечно, он сможет, — уверил отца Гарет. — Я же говорил, что мы оставили след. И к тому же... — он на секунду задумался. — Не правда ли, нам повезло, что я пролил на дороге краску? Теперь сразу будет видно, откуда мы вышли из леса, ведь увидев дорогу, мы перестали метить деревья.
— Объясни, пожалуйста, — попросила Мэкки. Гарет объяснил.
— Вы действительно сможете найти дорогу? — обратилась ко мне Мэкки, покачивая головой.
— Смогу, если кто-нибудь не смажет к тому времени покрышками это светящееся пятно на дороге.
— О нет, — забеспокоился Гарет.
— Уймись, — сказал я. — Если она там еще висит, то я ее найду.
— Конечно, висит. Уверен. Я точно ее там повесил.
— Тогда все в порядке, — заключил Тремьен. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
— О кормежке? — с надеждой отозвался Гарет. — О пицце?
Глава 16
Рано — утром в понедельник я вновь очутился в седле Дрифтера.
— Послезавтра ему выступать на скачках в Вустере, — говорил мне Тремьен, когда мы в семь утра вышли из дому и направились на конюшенный двор. — Сегодня последняя тренировка перед заездом, поэтому постарайтесь не упасть. Ветеринар пробудет здесь все утро — необходимо брать анализы крови.
Перед последней тренировкой ветеринар брал анализ крови у всех лошадей, заявленных к заездам. Результаты детального анализа говорили о многом: от повышенного лимфоцитоза до неправильного обмена веществ, ведущего к травмам мускулов. Если по результатам анализов было слишком много противопоказаний, то ветеринар предостерегал Тремьена. Тремьен пояснил, что такая процедура оберегает владельцев от излишних расходов на перевозку лошадей в фургонах к месту скачек и на оплату труда жокеев, не говоря уже о бесполезных волнениях и разочарованиях.
— А сами вы поедете в Вустер? — спросил я.
— Не исключено. Впрочем, может быть, пошлю Мэкки. А что?
— Э-э... Мне бы хотелось посмотреть заезд Дрифтера.
Он повернулся ко мне, как бы не понимая моей заинтересованности; осмыслив наконец мою просьбу, Тремьен сказал, что я, если того желаю, естественно, могу ехать.
— Благодарю.
— Во время второй смены можете потренировать Бахромчатого.
— Благодарю второй раз.
— Благодарю также вас за то, что вы помогли Гарету так прекрасно провести вчерашний день.
— Мне самому было приятно.
Мы зашли на конюшенный двор и наблюдали за обычными приготовлениями.
— То была хорошая камера, — с сожалением буркнул Тремьен. — Глупенький он еще.
— Я найду се.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Я не упускал их из виду. Они о чем-то громко болтали, чтобы поддержать уверенность в собственных силах; в этом не было ничего удивительного — мне и самому приходилось испытывать нечто подобное, когда я один на один оставался с матерью-природой. На закате дня любой взрослый мужчина почувствовал бы себя неуверенно. Что же говорить о мальчиках. В пятнадцатилетнем возрасте и я бы в таком диком лесу начал нервничать.
Однако в этот день, идя по их следам, я ощущал покой и умиротворение, как будто был у себя дома. Первозданную тишину нарушало только редкое щебетание птиц и неожиданные восклицания мальчиков. Лес жил ожиданием весны, ее дыхание ощущалось в набухших почках и талых ручьях. Чувствовалось, что зима уходит: в воздухе ощущались запахи перегноя, прелой травы и соломы, и только веточки хвои добавляли свой неповторимый аромат. Смола сосен напомнила мне о том, как с ее помощью я когда-то разжигал костер.
Эту несчастную милю мы шли довольно долго, но наконец с шоссе стали доноситься гудки машин. Последние метры до опушки Гарет и Кокос сопровождали восторженными криками, точно так же, как и неделю назад во время нашей первой вылазки.
Прибавив ходу, я неожиданно возник перед ними, к великому удивлению Гарета.
— Откуда вы взялись?
— Вы забыли о своих метках.
— Краска почти кончилась. — Гарет протянул мне склянку темного стекла, перевернул ее, и на шоссе вылилось довольно большое пятно краски. — Извините, я думал, там ничего не осталось.
— Не имеет значения. — Я взял пузырек, завинтил его и вместе с кисточкой уложил в пластиковый пакет, который спрятал в подсумок.
— А еще такой краски можно достать? — спросил Кокос.
— Конечно. Без проблем. Собираемся домой? Мальчики, возбужденные своими успехами, не переставали бегать и прыгать вплоть до того момента, пока за следующим поворотом мы не увидели наш «лендровер». Домой наша троица вернулась в прекрасном расположении духа.
— Потрясающе! — доложил отцу Гарет, после того как мы, забросив Кокоса домой, вернулись в Шеллертон. — Фантастически!
Тремьену, Мэкки и Перкину вне зависимости от их желания пришлось выслушать подробнейший отчет о нашем путешествии, естественно, без упоминания откровений относительно Анжелы Брикел.
— Это настоящая дикая местность, — закончил свое повествование Гарет. — Там абсолютная тишина. Я сделал кучу фотографий.
Он осекся и неожиданно нахмурился.
— Одну минуту.
Гарет выбежал из комнаты и вернулся со своим голубым рюкзаком.
— Здесь нет камеры, — озадаченно сказал он, выворачивая рюкзак наизнанку.
— Той, которую я подарил тебе на Рождество? — не совсем довольным тоном спросил Тремьен.
— Может быть, ее захватил Кокос? — апатично спросил Перкин.
— Спасибо! — Гарет схватил телефонную трубку и начал названивать другу в надежде, что эта проблема сейчас разрешится. — Он говорит, что после нашего обеда он ее вообще не видел, — с ужасом в голосе доложил Гарет. — Нам немедленно следует возвратиться.
— Нет, ни в коем случае, — голосом, не терпящим возражений, сказал Тремьен. — Путь туда не близкий, а уже начинает темнеть.
— Но мы пометили дорогу светящейся в темноте краской, — начал умолять отца Гарет, — ив этом все дело. Ее видно в темноте.
— Нет, — отрезал Тремьен. Гарет повернулся в мою сторону:
— Мы не можем вернуться назад? Я покачал головой:
— Твой папа абсолютно прав. В этих лесах ночью очень легко заблудиться, вне зависимости, есть там светящиеся метки или нет. Стоит пропустить одну из них, и придется «загорать» там до утра.
— Вы же сам не заблудитесь.
— Могу заблудиться, — сказал я. — Мы останемся дома.
— Может быть, ты обронил ее по дороге домой? — сочувственно спросила Мэкки.
— Нет... — Гарет задумался. — Я наверняка оставил ее там, где мы обедали. Я подвесил камеру на сук, чтобы она не промокла. А потом забыл о ней.
Он был так расстроен, что я не выдержал:
— Завтра днем я схожу за ней. Отчаянность сменилась надеждой.
— Правда? О, это грандиозно!
— И вы сможете разглядеть на ветке крошечный фотоаппарат среди всей этой простирающейся на многие мили дичи? — с сомнением в голосе спросил Тремьен.
— Конечно, он сможет, — уверил отца Гарет. — Я же говорил, что мы оставили след. И к тому же... — он на секунду задумался. — Не правда ли, нам повезло, что я пролил на дороге краску? Теперь сразу будет видно, откуда мы вышли из леса, ведь увидев дорогу, мы перестали метить деревья.
— Объясни, пожалуйста, — попросила Мэкки. Гарет объяснил.
— Вы действительно сможете найти дорогу? — обратилась ко мне Мэкки, покачивая головой.
— Смогу, если кто-нибудь не смажет к тому времени покрышками это светящееся пятно на дороге.
— О нет, — забеспокоился Гарет.
— Уймись, — сказал я. — Если она там еще висит, то я ее найду.
— Конечно, висит. Уверен. Я точно ее там повесил.
— Тогда все в порядке, — заключил Тремьен. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
— О кормежке? — с надеждой отозвался Гарет. — О пицце?
Глава 16
Рано — утром в понедельник я вновь очутился в седле Дрифтера.
— Послезавтра ему выступать на скачках в Вустере, — говорил мне Тремьен, когда мы в семь утра вышли из дому и направились на конюшенный двор. — Сегодня последняя тренировка перед заездом, поэтому постарайтесь не упасть. Ветеринар пробудет здесь все утро — необходимо брать анализы крови.
Перед последней тренировкой ветеринар брал анализ крови у всех лошадей, заявленных к заездам. Результаты детального анализа говорили о многом: от повышенного лимфоцитоза до неправильного обмена веществ, ведущего к травмам мускулов. Если по результатам анализов было слишком много противопоказаний, то ветеринар предостерегал Тремьена. Тремьен пояснил, что такая процедура оберегает владельцев от излишних расходов на перевозку лошадей в фургонах к месту скачек и на оплату труда жокеев, не говоря уже о бесполезных волнениях и разочарованиях.
— А сами вы поедете в Вустер? — спросил я.
— Не исключено. Впрочем, может быть, пошлю Мэкки. А что?
— Э-э... Мне бы хотелось посмотреть заезд Дрифтера.
Он повернулся ко мне, как бы не понимая моей заинтересованности; осмыслив наконец мою просьбу, Тремьен сказал, что я, если того желаю, естественно, могу ехать.
— Благодарю.
— Во время второй смены можете потренировать Бахромчатого.
— Благодарю второй раз.
— Благодарю также вас за то, что вы помогли Гарету так прекрасно провести вчерашний день.
— Мне самому было приятно.
Мы зашли на конюшенный двор и наблюдали за обычными приготовлениями.
— То была хорошая камера, — с сожалением буркнул Тремьен. — Глупенький он еще.
— Я найду се.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90