Еще там стоял топчан со сложенными и, похоже, неиспользованными простынями. Дверь, которая сейчас была закрыта, вела на площадку для парковки автомобилей и предназначалась для пациентов.
— Приходится запирать все эти двери, включая и ту, что ведет в кабинет, — мрачно прокомментировал Кен. — Мы обнаружили, что, когда мы заняты в операционной, отсюда пропадают вещи. Вы себе не представляете, что только может украсть человек!
«Стремление подобрать то, что плохо лежит, — это что-то вроде врожденного инстинкта», — подумал я.
Сразу за рентген-кабинетом находилась тяжелая противопожарная дверь, которая, по идее, должна была преградить нам дорогу. Она была на месте, но оказалась распахнутой, а между ней и косяком был вставлен приличных размеров деревянный клин. Кен проследил за моим взглядом и пожал плечами.
— В этом-то вся проблема. Трудно открывать эту дверь, когда твои руки заняты инструментами. Как только приехали пожарные, они сразу ее закрыли, но кто-то успел ее снова открыть. Сила привычки!
Впереди была очень широкая дверь, на которую, по всей видимости, эта привычка не распространялась. Коридор же поворачивал вправо.
— Эта дверь, — сказал Кен, — ведет из этой части здания к операционному блоку. А коридор поворачивает к наружной двери.
Он открыл дверь, прошелся рукой по ряду выключателей, чтобы осветить нам дальнейший путь, и вывел меня в вестибюль с большим количеством дверей.
— Здесь у нас комнаты для переодевания, — говорил Кен, по очереди открывая двери слева и справа, — а впереди — предоперационная, где мы надеваем халаты, перчатки и тому подобное. Будет лучше, если мы сейчас наденем халаты и чехлы для обуви. Это в целях соблюдения чистоты в операционной.
Вручив мне пару одноразовых полиэтиленовых чехлов и какую-то хлопчатобумажную робу, он и сам экипировался аналогичным образом. Потом мы надели шапочки наподобие тех, которыми пользуются в душе, и специальные маски. Я представил себя актером, снимающимся в медицинском фильме, в сцене, где играют одни глаза.
— Здесь также находятся инструменты и медикаменты, — продолжал Кен, указывая на стеклянные шкафы, запиравшиеся на ключ. — Вот этот шкаф открывается с двух сторон: отсюда, а также из операционной. Шкаф с медикаментами сделан из небьющегося стекла и запирается на два замка.
— Настоящая крепость! — не удержался я.
— Кэри прислушивается к советам наших страховых агентов, так же, как участковых и инспекторов пожарного надзора, — все они тут побывали.
Кен указал на дверь слева:
— Эта ведет в операционную для мелких животных.
Дверь справа вела в подсобку.
— В операционную можно попасть через подсобку, — сказал он, — но мы пройдем туда прямо отсюда.
Он толкнул двухстворчатую дверь, которая была прямо перед нами и, как ни странно, оказалась незапертой, и шагнул на арену всех своих несчастий.
С первого взгляда стало ясно, что мы попали в операционную, несмотря на то что стол в центре зала был футов девять в длину, со стойками на каждом углу, как у кровати с пологом. Вдоль стен расположились непонятно для чего предназначенные тележки, повозки и столы на колесиках, полностью из металла. У меня было ощущение гораздо большего пространства, чем я ожидал.
Явно не испытывая к столу особого благоговения, Кен обогнул его и прошел к дальней стене. Снова звякнули ключи — и целая секция отъехала в сторону, открывая нашему взору еще одну комнату. Я прошел внутрь вслед за Кеном и, к своему удивлению, обнаружил, что пол здесь очень мягкий. Я вопросительно посмотрел на Кена. Он кивнул и пояснил:
— Стены также покрыты мягкой обивкой, — он ткнул кулаком в обтянутую серым полиэтиленом панель. — Это все равно что маты в спортзале. Снижает шок. Здесь мы усыпляем лошадей, а мягкая обивка предотвращает ушибы, когда они падают.
— Уютная комнатка, — с издевкой заметил я. Кен едва заметно кивнул и указал наверх:
— Видите вон те рельсы на потолке и цепи, что свисают вниз? Мы стягиваем копыта лошади металлическими манжетами, обитыми мягким, прикрепляем их к цепям, поднимаем лошадь, и ее везут по этим рельсам в операционную, — он указал на раздвижную дверь, — прямо к столу. Потом мы опускаем лошадь так, как нам надо. Стол передвижной, и его также при необходимости можно перемещать.
«Век живи, век учись, — подумал я. — И такое узнаешь!»
— Приходится, правда, поддерживать, э-э-э… переносить… голову, — сказал Кен.
— Ну да, конечно.
Он вернул на место раздвижную дверь и снова запер ее. Потом прошел по топкому покрытию к другой двери, также обитой мягким и выходившей в небольшой коридор. Мы пересекли его и попали в комнату, которую Кен назвал залом подготовки к операции.
— Здесь все необходимое для оказания первой помощи, — вкратце объяснил он. — Тут мы принимаем вновь прибывших животных.
Кен снял чехлы и бросил их в специальный контейнер, жестом предложив мне сделать то же самое.
— Отсюда можно выйти в коридор и дальше — на улицу.
Порыв ветра внес через открытую входную дверь хлопья тлеющей золы. Мы пошли дальше, и Кен снова запирал все двери, которые мы миновали. На каждом ключе у Кена висел цветной брелок с приклеенным к нему ярлыком, содержащим краткую информацию о назначении того или иного ключа в общей схеме больничных замков. Кен бренчал ключами, как заправский тюремщик.
Выйдя на улицу, мы все же оставались под широким карнизом, который тянулся вдоль четырех новых боксов, выстроившихся в ряд слева от нас. Ворота боксов по-прежнему оставались открытыми, пациентов в них не было.
— Ну, вот и все, — вздохнул Кен, оглянувшись вокруг. — Здесь мы принимаем больных животных и заводим их прямо в приемное отделение. Как правило, мы не можем терять время.
— И почти всегда вам приводят лошадей? Кен кивнул.
— Очень редко — крупный рогатый скот. Это зависит от ценности животного, если расходы себя оправдывают. А так — да, в основном лошади. Здесь люди любят поохотиться, и часто лошади прокалывают копыта. Бывает — ранятся о колючую проволоку. Если мы не можем оказать необходимую помощь в домашних условиях, мы приводим их сюда. Например, при ранениях брюшной полости, и тому подобном. И опять-таки, многое зависит от того, насколько хозяин дорожит животным.
Размышляя над тем, что я узнал, я спросил:
— А сколько лошадей на вашем участке?
— Точно не могу сказать. Мы постоянно обслуживаем где-то полдесятка или больше конюшен скаковых лошадей, пять школ верховой езды, несколько пони-клубов, а также бесчисленных охотников, артистов, спортивных наездников и просто тех, кто держит пару рысаков, чтобы время от времени прокатиться… Ах да, еще приют для престарелых стиплеров. Так что лошадей в Глостершире хватает.
— Как и любящих хозяев, — вставил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Приходится запирать все эти двери, включая и ту, что ведет в кабинет, — мрачно прокомментировал Кен. — Мы обнаружили, что, когда мы заняты в операционной, отсюда пропадают вещи. Вы себе не представляете, что только может украсть человек!
«Стремление подобрать то, что плохо лежит, — это что-то вроде врожденного инстинкта», — подумал я.
Сразу за рентген-кабинетом находилась тяжелая противопожарная дверь, которая, по идее, должна была преградить нам дорогу. Она была на месте, но оказалась распахнутой, а между ней и косяком был вставлен приличных размеров деревянный клин. Кен проследил за моим взглядом и пожал плечами.
— В этом-то вся проблема. Трудно открывать эту дверь, когда твои руки заняты инструментами. Как только приехали пожарные, они сразу ее закрыли, но кто-то успел ее снова открыть. Сила привычки!
Впереди была очень широкая дверь, на которую, по всей видимости, эта привычка не распространялась. Коридор же поворачивал вправо.
— Эта дверь, — сказал Кен, — ведет из этой части здания к операционному блоку. А коридор поворачивает к наружной двери.
Он открыл дверь, прошелся рукой по ряду выключателей, чтобы осветить нам дальнейший путь, и вывел меня в вестибюль с большим количеством дверей.
— Здесь у нас комнаты для переодевания, — говорил Кен, по очереди открывая двери слева и справа, — а впереди — предоперационная, где мы надеваем халаты, перчатки и тому подобное. Будет лучше, если мы сейчас наденем халаты и чехлы для обуви. Это в целях соблюдения чистоты в операционной.
Вручив мне пару одноразовых полиэтиленовых чехлов и какую-то хлопчатобумажную робу, он и сам экипировался аналогичным образом. Потом мы надели шапочки наподобие тех, которыми пользуются в душе, и специальные маски. Я представил себя актером, снимающимся в медицинском фильме, в сцене, где играют одни глаза.
— Здесь также находятся инструменты и медикаменты, — продолжал Кен, указывая на стеклянные шкафы, запиравшиеся на ключ. — Вот этот шкаф открывается с двух сторон: отсюда, а также из операционной. Шкаф с медикаментами сделан из небьющегося стекла и запирается на два замка.
— Настоящая крепость! — не удержался я.
— Кэри прислушивается к советам наших страховых агентов, так же, как участковых и инспекторов пожарного надзора, — все они тут побывали.
Кен указал на дверь слева:
— Эта ведет в операционную для мелких животных.
Дверь справа вела в подсобку.
— В операционную можно попасть через подсобку, — сказал он, — но мы пройдем туда прямо отсюда.
Он толкнул двухстворчатую дверь, которая была прямо перед нами и, как ни странно, оказалась незапертой, и шагнул на арену всех своих несчастий.
С первого взгляда стало ясно, что мы попали в операционную, несмотря на то что стол в центре зала был футов девять в длину, со стойками на каждом углу, как у кровати с пологом. Вдоль стен расположились непонятно для чего предназначенные тележки, повозки и столы на колесиках, полностью из металла. У меня было ощущение гораздо большего пространства, чем я ожидал.
Явно не испытывая к столу особого благоговения, Кен обогнул его и прошел к дальней стене. Снова звякнули ключи — и целая секция отъехала в сторону, открывая нашему взору еще одну комнату. Я прошел внутрь вслед за Кеном и, к своему удивлению, обнаружил, что пол здесь очень мягкий. Я вопросительно посмотрел на Кена. Он кивнул и пояснил:
— Стены также покрыты мягкой обивкой, — он ткнул кулаком в обтянутую серым полиэтиленом панель. — Это все равно что маты в спортзале. Снижает шок. Здесь мы усыпляем лошадей, а мягкая обивка предотвращает ушибы, когда они падают.
— Уютная комнатка, — с издевкой заметил я. Кен едва заметно кивнул и указал наверх:
— Видите вон те рельсы на потолке и цепи, что свисают вниз? Мы стягиваем копыта лошади металлическими манжетами, обитыми мягким, прикрепляем их к цепям, поднимаем лошадь, и ее везут по этим рельсам в операционную, — он указал на раздвижную дверь, — прямо к столу. Потом мы опускаем лошадь так, как нам надо. Стол передвижной, и его также при необходимости можно перемещать.
«Век живи, век учись, — подумал я. — И такое узнаешь!»
— Приходится, правда, поддерживать, э-э-э… переносить… голову, — сказал Кен.
— Ну да, конечно.
Он вернул на место раздвижную дверь и снова запер ее. Потом прошел по топкому покрытию к другой двери, также обитой мягким и выходившей в небольшой коридор. Мы пересекли его и попали в комнату, которую Кен назвал залом подготовки к операции.
— Здесь все необходимое для оказания первой помощи, — вкратце объяснил он. — Тут мы принимаем вновь прибывших животных.
Кен снял чехлы и бросил их в специальный контейнер, жестом предложив мне сделать то же самое.
— Отсюда можно выйти в коридор и дальше — на улицу.
Порыв ветра внес через открытую входную дверь хлопья тлеющей золы. Мы пошли дальше, и Кен снова запирал все двери, которые мы миновали. На каждом ключе у Кена висел цветной брелок с приклеенным к нему ярлыком, содержащим краткую информацию о назначении того или иного ключа в общей схеме больничных замков. Кен бренчал ключами, как заправский тюремщик.
Выйдя на улицу, мы все же оставались под широким карнизом, который тянулся вдоль четырех новых боксов, выстроившихся в ряд слева от нас. Ворота боксов по-прежнему оставались открытыми, пациентов в них не было.
— Ну, вот и все, — вздохнул Кен, оглянувшись вокруг. — Здесь мы принимаем больных животных и заводим их прямо в приемное отделение. Как правило, мы не можем терять время.
— И почти всегда вам приводят лошадей? Кен кивнул.
— Очень редко — крупный рогатый скот. Это зависит от ценности животного, если расходы себя оправдывают. А так — да, в основном лошади. Здесь люди любят поохотиться, и часто лошади прокалывают копыта. Бывает — ранятся о колючую проволоку. Если мы не можем оказать необходимую помощь в домашних условиях, мы приводим их сюда. Например, при ранениях брюшной полости, и тому подобном. И опять-таки, многое зависит от того, насколько хозяин дорожит животным.
Размышляя над тем, что я узнал, я спросил:
— А сколько лошадей на вашем участке?
— Точно не могу сказать. Мы постоянно обслуживаем где-то полдесятка или больше конюшен скаковых лошадей, пять школ верховой езды, несколько пони-клубов, а также бесчисленных охотников, артистов, спортивных наездников и просто тех, кто держит пару рысаков, чтобы время от времени прокатиться… Ах да, еще приют для престарелых стиплеров. Так что лошадей в Глостершире хватает.
— Как и любящих хозяев, — вставил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82