Пришлось остаться и заняться домом, детьми и всем прочим. Это, видимо, избавило меня от еще одного удара по голове, потому что в ту же ночь в мой дом на холме вломились грабители и украли все, что хоть отдаленно напоминало видеокассету.
В понедельник с утра я поработал в мастерской, изготовив еще несколько небольших вещиц на продажу, а после обеда снова поехал на скачки в Челтнем (на такси). Мне надо было поговорить с Эдди Пэйном, помощником Мартина.
Эд или Эдди (его звали и так и так) сказал, что готов мне помочь, но помочь мне ничем не мог. Он все выходные размышлял над этим и — тут он стрельнул глазами куда-то мне за спину — так и не смог вспомнить ничего, кроме того, что уже рассказал мне в пятницу. Я подумал о том взаимопонимании, что на миг возникло между нами тогда, когда оба мы осознали, что мы потеряли. Но этот момент искренности миновал.
Разница между пятницей и понедельником состояла в наличии свирепой дамы лет сорока, которая стояла сейчас в паре шагов у меня за спиной. Эд представил мне ее как свою дочь. Он снова стрельнул глазами в ее сторону и, не шевеля губами, словно чревовещатель, произнес так тихо, что даже я еле расслышал:
— Вот она знает человека, который дал Мартину кассету.
— Что ты сказал, папа? — резко переспросила дама. — Повтори!
— Я сказал, что нам будет очень не хватать Мартина, — ответил Эдди. — Ну а мне пора в раздевалку. Почему бы тебе и не рассказать Джерарду — то есть мистеру Логану — то, что он хочет знать, а?
И он удалился с озабоченным видом. На прощание он виновато сказал мне:
— Ее зовут Роза. Она вообще-то хорошая девочка…
Хорошая девочка Роза обдала меня такой пламенной ненавистью, что я невольно задумался, чем же это я ей насолил — еще пару минут назад я и не подозревал о ее существовании. Роза была угловатая, костлявая, с волосами, которые обычно называют русыми, пережженными химической завивкой. Кожа у нее была сухая, усеянная веснушками, одежда висела мешком на тощем теле, но тем не менее в этой женщине чувствовалась незаурядная сила духа.
— Кхм… Роза… — начал я.
— Миссис Робинс! — не слишком любезно поправила она.
Я прокашлялся и попробовал начать сначала:
— Хорошо, миссис Робинс. Не хотите ли выпить кофе в баре или, может быть, чего-нибудь покрепче?
— Нет! — сказала она как отрубила. — И вообще, не суйте нос не в свое дело!
— Миссис Робинс, вы случайно не видели, кто передал Мартину Стакли пакет, завернутый в оберточную бумагу, на скачках в Челтнеме в прошлую пятницу?
Казалось бы, вопрос был самый простой. Однако миссис Робинс поджала губы, развернулась на каблуках и удалилась. По всему было видно, что возвращаться она не собирается.
Выждав немного, я последовал за ней. Заглядывая время от времени в программку скачек, как обычный игрок, намеревающийся сделать ставку, я просочился следом за Розой к ларькам букмекеров, выстроившимся вдоль трибун. Роза остановилась у ларька, на котором висела табличка «Артур Робинс, Прествик, мы существуем с 1894 года», и заговорила с человеком, похожим на Элвиса Пресли, с густыми черными бакенбардами. Человек стоял у ларька, принимал деньги от клиентов и диктовал полученные ставки клерку, который вводил их в компьютер.
Розе Робинс, существующей явно не с 1894 года, похоже, было что порассказать. Человек, похожий на Элвиса Пресли, нахмурился, слушая ее, и я счел за лучшее отступить: я достаточно силен и ловок, но по сравнению с этим дядей с бакенбардами я был все равно что дошкольник. Достойный потомок Артура Робинса был только лицом похож на Элвиса Пресли, а фигурой скорее на гориллу.
Я поднялся на трибуны и принялся терпеливо ждать, пока букмекеры из «Артура Робинса» — всего их было трое — закончат принимать ставки на последние две сегодняшние скачки. Наконец главный из них — тот, похожий на Элвиса Пресли, — закрыл ларек, взял сумку с деньгами и направился к выходу вместе с Розой и двумя помощниками. Я следил за ними, пока они не скрылись из виду. Насколько я мог судить, они ушли с ипподрома. Вместе эта компания стоила целого танка.
Благодаря общению с Мартином я знал, что помощники жокеев заканчивают работу, когда большинство публики с ипподрома уже разъехалось по домам. Помощник жокея — это человек, который помогает жокею быстро переодеваться между скачками. Кроме того, он следит за снаряжением жокея, чистит его седло, сапоги и так далее, чтобы к следующим скачкам все было готово. Мартин мне говорил, что один помощник обслуживает сразу нескольких жокеев, и помощники работают группой, чтобы поспеть на все ипподромы. Пока Эдди упаковывал седла, шлемы и одежду, которую предстояло выстирать, я ждал у раздевалки, надеясь, что он вскоре должен появиться.
Когда Эдди вышел на улицу и увидел меня, он сперва встревожился, потом смирился со своей судьбой.
— Что, Роза вам так ничего и не сказала?
— Не сказала, — кивнул я. — Так что не могли бы вы сами спросить ее кое о чем? Ради Мартина…
— Ну… Смотря о чем.
— Спросите ее, действительно ли на той кассете, которую Мартин отдал вам, было то, что он думал.
Эдди потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное.
— Вы хотите сказать, — неуверенно спросил он наконец, — что моя Роза думает, будто Мартину дали не ту кассету?
— Я думаю, что, если кассета Мартина когда-нибудь снова всплывет после всей этой неразберихи и нескольких ограблений, это будет настоящее чудо, — признался я.
Эдди обиженно заявил, что честно передал мне ту самую кассету, какую дал ему Мартин. Я сказал, что верю ему. О Розе мы больше не упоминали.
Эдди, как и весь мир скачек, читавший сегодняшние газеты, знал, что похороны Мартина назначены на четверг — при условии, что расследование, назначенное на среду, не столкнется ни с какими препятствиями. Эдди, неловко потупившись, пробормотал что-то насчет того, что мы встретимся на похоронах, и сбежал в раздевалку, на запретную территорию, куда не допускают зрителей, задающих неудобные вопросы.
Да, Роза Робинс с ее непонятной ненавистью добавила сложностей и без того запутанной истории.
Я поймал автобус, который шел с ипподрома до Бродвея, минуя по пути несколько деревень. Несмотря на то что я всю дорогу гадал, при чем тут желчная дочка Эдди Пэйна, мои выводы не отличались особенной оригинальностью. Кто-то дал какую-то кассету Мартину, Мартин передал ее Эдди, Эдди отдал мне, а у меня ее сперли по моей же собственной небрежности. Впрочем, все это я и так знал с самого начала.
Что за конфиденциальные сведения намеревался сообщить мне Мартин — так и оставалось покрыто мраком неизвестности. Впрочем, пока что это было не столь важно — и останется неважным, но только при условии, что эта тайная информация не начнет жечь мне руки или не всплывет на поверхность в самом неподходящем месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63