И теперь на ней нет ничего, кроме скачек.
Он писал Мартину, что сведения, содержащиеся на кассете, — настоящий динамит. Если он затер этот динамит, спустив миллионы коту под хвост — или под магнитофонную головку, — это может означать только одно: у него есть чем заменить эту кассету.
Никто не станет вот так, с бухты-барахты, стирать кассету, стоящую целого состояния, если у него нет возможности ее восстановить. По крайней мере, нарочно…
И я спросил:
— Вы сделали это нарочно или по ошибке?
Доктор Форс усмехнулся себе в бороду.
И сказал:
— Я не делаю ошибок.
Меня пробрала легкая дрожь. Не от холода, царившего в еловом лесу, а от неприятной встречи с хорошо знакомым, вполне себе человеческим заблуждением: славный доктор считал себя богом.
Доктор остановился у упавшего елового ствола, оперся на него ногой и сказал, что отсюда он пойдет обратно — ему еще надо осмотреть нескольких пациентов.
— С моей точки зрения, наш разговор окончен, — сказал он тоном, не допускающим возражений. — Полагаю, дорогу к воротам вы найдете сами.
— Осталась еще пара вопросов, — возразил я. Мой голос казался совершенно бесцветным — ели гасили звук.
Доктор Форс снял ногу со ствола и пошел обратно. Я направился следом, к его нескрываемому возмущению.
— Я все сказал, мистер Логан! — с нажимом произнес он.
— Хм… — Я поколебался, прежде чем задать вопрос, но Уортингтон и Том Пиджин не вмешивались, и даже собаки молчали. — Как вы познакомились с Мартином Стакли?
— Это не ваше дело, — спокойно ответил Форс.
— Вы знали друг друга, но не были друзьями.
— Вы что, не слышали? — запротестовал он. — Это вас не касается!
И несколько ускорил шаг, словно бы желая спастись бегством.
— Мартин передал вам крупную сумму денег в обмен на сведения, которые вы приравняли к динамиту.
— Вы ошибаетесь.
Он снова прибавил шагу, но мне не стоило ни малейшего труда идти с ним нога в ногу.
— Вы абсолютно ничего не понимаете, — продолжал он. — Я хочу, чтобы вы ушли.
Я ответил, что, увы, не собираюсь уходить в ближайшие несколько минут, поскольку разговариваю с человеком, который может дать ответ на множество вопросов.
— Знаете ли вы, — спросил я, — что Ллойд Бакстер, человек, которого вы бросили в разгар эпилептического припадка у меня в магазине, — владелец Таллахасси, лошади, которая убила Мартина Стакли?
Форс прибавил шагу еще, несмотря на то что поднимался вверх по склону. Мне тоже пришлось ускорить шаги.
— А знаете ли вы, — небрежно спросил я, — что, несмотря на припадок, Ллойд Бакстер запомнил вас и описал вплоть до носков?
— Прекратите!
— И, разумеется, вам известно, как жестоки могут быть Норман Оспри и Роза Пэйн…
— Нет! — воскликнул он и закашлялся.
— Что касается моих денег, которые вы сперли вместе с кассетой…
Адам Форс внезапно остановился, и в тишине я услышал, как хрипло он дышит.
Я встревожился и, вместо того чтобы продолжать напирать, спросил, как он себя чувствует.
— Отвратительно. И все по вашей милости. Хрипя и отдуваясь, Форс достал из кармана халата ингалятор, из тех, какими пользуются астматики, и пару раз пшикнул себе в рот, не сводя с меня неприязненного взгляда.
Мне хотелось извиниться. Но по милости этого обаятельного доктора меня дважды избили: сперва в Бродвее, потом на заднем дворе в Тонтоне. И хорошо еще, если этим все и ограничится. Так что я предоставил ему с пыхтением завершить свой путь вверх по склону. Я проводил его до клиники, чтобы удостовериться, что он не свалится где-нибудь по дороге. Войдя в приемную, я усадил его в мягкое кресло и отправился разыскивать кого-нибудь, чьим заботам можно поручить больного.
Я слышал, как оставшийся позади доктор сипло требовал, чтобы я вернулся, но к тому времени я успел пройти половину левого крыла здания и не нашел ни единой живой души: ни нянечек, ни докторов, ни пациентов, ни уборщиц, ни аранжировщицы цветов, ни медсестры с пачкой карточек… Не то чтобы палаты в этом крыле стояли пустыми. Там были кровати, столики на колесиках, кресла и ванные комнаты, но людей там не было. В каждой палате имелась застекленная дверь, выходящая на просторную, чисто выметенную веранду, вымощенную каменной плиткой. В некоторых комнатах стеклянные рамы в потолке были распахнуты настежь.
Я ненадолго задержался в комнате, на двери которой было написано «Аптека». Здесь тоже была откинута верхняя рама. За запертой решетчатой дверью виднелся коридор. Шкафчики с ящичками, на которых написаны названия лекарств, — и снова ни души.
«Ну должен же быть здесь хоть кто-нибудь!» — подумал я. И впрямь, в конце крыла, за единственной закрытой дверью, обнаружилась настоящая толпа.
Человек двадцать пожилых людей в белых махровых халатах мирно сдавали всевозможные анализы. Над столиками, где брали анализы, висели надписи крупными яркими буквами, как в детском саду: «Здесь меряют кровяное давление» или «Как сегодня ваш холестерин?» Довольно ветхая старушка трусила по «беговой дорожке». В углу находилась кабинка, на стенке которой красовалась надпись: «Рентген. Пожалуйста, не входите без вызова!»
Результаты анализов аккуратно вписывались в бланки, а затем вводились в компьютеры, стоявшие на столе посреди комнаты. Царила атмосфера всеобщего оптимизма.
Когда я вошел, ко мне, поскрипывая резиновыми подошвами на полированном полу, подошла нянечка, которая только что задернула занавески на кабинке с лаконичной надписью «Урология». Она с улыбкой сказала мне, что я припозднился. Я объяснил, что добрый доктор Форс вот-вот отдаст богу душу. Она только ахнула.
— У него часто бывают приступы после того, как его кто-то посещает, — призналась заботливая нянечка по дороге в приемную. — Наверно, когда вы уйдете, ему надо будет прилечь и вздремнуть.
Однако добрый доктор Форс думал иначе. Негодующе булькая, точно забытый на плите чайник, он подошел ко мне и решительно указал на дверь со скромной надписью «Это здесь», а пониже «И выход тоже». Я с самым невинным видом объяснил, что хотел только помочь ему справиться с приступом астмы. Доктор гневно прохрипел, что он в моей помощи не нуждается. Он надвигался на меня со шприцем на металлическом подносике. Когда он подошел почти вплотную, я увидел, что шприц полон жидкости. Доктор Форс схватил шприц и угрожающе ткнул им в мою сторону — и в сторону выхода. На этот раз я действительно счел за лучшее распрощаться и уйти.
За дверью из приемной оказались роскошные раздевалки, просторный вестибюль — и выход во двор.
К моему удивлению, во дворе меня ждал «Ровер» и мой шофер Джим нервно расхаживал взад-вперед рядом с машиной. Он распахнул передо мной дверцу машины, объяснив, что беспокойство за меня пересилило его страхи. Я от души поблагодарил Джима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Он писал Мартину, что сведения, содержащиеся на кассете, — настоящий динамит. Если он затер этот динамит, спустив миллионы коту под хвост — или под магнитофонную головку, — это может означать только одно: у него есть чем заменить эту кассету.
Никто не станет вот так, с бухты-барахты, стирать кассету, стоящую целого состояния, если у него нет возможности ее восстановить. По крайней мере, нарочно…
И я спросил:
— Вы сделали это нарочно или по ошибке?
Доктор Форс усмехнулся себе в бороду.
И сказал:
— Я не делаю ошибок.
Меня пробрала легкая дрожь. Не от холода, царившего в еловом лесу, а от неприятной встречи с хорошо знакомым, вполне себе человеческим заблуждением: славный доктор считал себя богом.
Доктор остановился у упавшего елового ствола, оперся на него ногой и сказал, что отсюда он пойдет обратно — ему еще надо осмотреть нескольких пациентов.
— С моей точки зрения, наш разговор окончен, — сказал он тоном, не допускающим возражений. — Полагаю, дорогу к воротам вы найдете сами.
— Осталась еще пара вопросов, — возразил я. Мой голос казался совершенно бесцветным — ели гасили звук.
Доктор Форс снял ногу со ствола и пошел обратно. Я направился следом, к его нескрываемому возмущению.
— Я все сказал, мистер Логан! — с нажимом произнес он.
— Хм… — Я поколебался, прежде чем задать вопрос, но Уортингтон и Том Пиджин не вмешивались, и даже собаки молчали. — Как вы познакомились с Мартином Стакли?
— Это не ваше дело, — спокойно ответил Форс.
— Вы знали друг друга, но не были друзьями.
— Вы что, не слышали? — запротестовал он. — Это вас не касается!
И несколько ускорил шаг, словно бы желая спастись бегством.
— Мартин передал вам крупную сумму денег в обмен на сведения, которые вы приравняли к динамиту.
— Вы ошибаетесь.
Он снова прибавил шагу, но мне не стоило ни малейшего труда идти с ним нога в ногу.
— Вы абсолютно ничего не понимаете, — продолжал он. — Я хочу, чтобы вы ушли.
Я ответил, что, увы, не собираюсь уходить в ближайшие несколько минут, поскольку разговариваю с человеком, который может дать ответ на множество вопросов.
— Знаете ли вы, — спросил я, — что Ллойд Бакстер, человек, которого вы бросили в разгар эпилептического припадка у меня в магазине, — владелец Таллахасси, лошади, которая убила Мартина Стакли?
Форс прибавил шагу еще, несмотря на то что поднимался вверх по склону. Мне тоже пришлось ускорить шаги.
— А знаете ли вы, — небрежно спросил я, — что, несмотря на припадок, Ллойд Бакстер запомнил вас и описал вплоть до носков?
— Прекратите!
— И, разумеется, вам известно, как жестоки могут быть Норман Оспри и Роза Пэйн…
— Нет! — воскликнул он и закашлялся.
— Что касается моих денег, которые вы сперли вместе с кассетой…
Адам Форс внезапно остановился, и в тишине я услышал, как хрипло он дышит.
Я встревожился и, вместо того чтобы продолжать напирать, спросил, как он себя чувствует.
— Отвратительно. И все по вашей милости. Хрипя и отдуваясь, Форс достал из кармана халата ингалятор, из тех, какими пользуются астматики, и пару раз пшикнул себе в рот, не сводя с меня неприязненного взгляда.
Мне хотелось извиниться. Но по милости этого обаятельного доктора меня дважды избили: сперва в Бродвее, потом на заднем дворе в Тонтоне. И хорошо еще, если этим все и ограничится. Так что я предоставил ему с пыхтением завершить свой путь вверх по склону. Я проводил его до клиники, чтобы удостовериться, что он не свалится где-нибудь по дороге. Войдя в приемную, я усадил его в мягкое кресло и отправился разыскивать кого-нибудь, чьим заботам можно поручить больного.
Я слышал, как оставшийся позади доктор сипло требовал, чтобы я вернулся, но к тому времени я успел пройти половину левого крыла здания и не нашел ни единой живой души: ни нянечек, ни докторов, ни пациентов, ни уборщиц, ни аранжировщицы цветов, ни медсестры с пачкой карточек… Не то чтобы палаты в этом крыле стояли пустыми. Там были кровати, столики на колесиках, кресла и ванные комнаты, но людей там не было. В каждой палате имелась застекленная дверь, выходящая на просторную, чисто выметенную веранду, вымощенную каменной плиткой. В некоторых комнатах стеклянные рамы в потолке были распахнуты настежь.
Я ненадолго задержался в комнате, на двери которой было написано «Аптека». Здесь тоже была откинута верхняя рама. За запертой решетчатой дверью виднелся коридор. Шкафчики с ящичками, на которых написаны названия лекарств, — и снова ни души.
«Ну должен же быть здесь хоть кто-нибудь!» — подумал я. И впрямь, в конце крыла, за единственной закрытой дверью, обнаружилась настоящая толпа.
Человек двадцать пожилых людей в белых махровых халатах мирно сдавали всевозможные анализы. Над столиками, где брали анализы, висели надписи крупными яркими буквами, как в детском саду: «Здесь меряют кровяное давление» или «Как сегодня ваш холестерин?» Довольно ветхая старушка трусила по «беговой дорожке». В углу находилась кабинка, на стенке которой красовалась надпись: «Рентген. Пожалуйста, не входите без вызова!»
Результаты анализов аккуратно вписывались в бланки, а затем вводились в компьютеры, стоявшие на столе посреди комнаты. Царила атмосфера всеобщего оптимизма.
Когда я вошел, ко мне, поскрипывая резиновыми подошвами на полированном полу, подошла нянечка, которая только что задернула занавески на кабинке с лаконичной надписью «Урология». Она с улыбкой сказала мне, что я припозднился. Я объяснил, что добрый доктор Форс вот-вот отдаст богу душу. Она только ахнула.
— У него часто бывают приступы после того, как его кто-то посещает, — призналась заботливая нянечка по дороге в приемную. — Наверно, когда вы уйдете, ему надо будет прилечь и вздремнуть.
Однако добрый доктор Форс думал иначе. Негодующе булькая, точно забытый на плите чайник, он подошел ко мне и решительно указал на дверь со скромной надписью «Это здесь», а пониже «И выход тоже». Я с самым невинным видом объяснил, что хотел только помочь ему справиться с приступом астмы. Доктор гневно прохрипел, что он в моей помощи не нуждается. Он надвигался на меня со шприцем на металлическом подносике. Когда он подошел почти вплотную, я увидел, что шприц полон жидкости. Доктор Форс схватил шприц и угрожающе ткнул им в мою сторону — и в сторону выхода. На этот раз я действительно счел за лучшее распрощаться и уйти.
За дверью из приемной оказались роскошные раздевалки, просторный вестибюль — и выход во двор.
К моему удивлению, во дворе меня ждал «Ровер» и мой шофер Джим нервно расхаживал взад-вперед рядом с машиной. Он распахнул передо мной дверцу машины, объяснив, что беспокойство за меня пересилило его страхи. Я от души поблагодарил Джима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63