Этот маневр дал им возможность уклониться от прожектора вертолета и опасной близости «Эйч-Джей»; однако облегчение Тересы длилось ровно столько, сколько ей потребовалось, чтобы понять – их катер несется прямо на берег, почти точно посередине между красным и белым секторами маяка, к четырем сотням метров камней и рифов Ла-Кабриты. Не дергайся, шепотом, сквозь зубы приказала она себе. Прожектор таможенного катера теперь преследовал их сзади, со стороны кормы, а вертолет, помогая ему, по-прежнему держался рядом с ними. И тут, пока Тереса, уже не чувствуя окаменевших от напряжения пальцев, еще пыталась взвесить все за и против, она увидела, как свет маяка – впереди и сверху, слишком близко – сменился с красного на белый. Ей не нужен был радар, чтобы понять: до камней осталось меньше ста метров, и глубина быстро уменьшается. Хуже некуда. Или он не решится, или мы разобьемся, сказала она себе. А на такой скорости я даже не смогу выпрыгнуть. Обернувшись, она увидела, что прожектор катера остался позади: таможенники замедлили ход, боясь наскочить на мель. Сантьяго, по-прежнему не меняя курса, оглянулся через плечо на «Эйч-Джей», глянул на лот и устремил глаза вперед – туда, где на фоне далекого освещенного Гибралтара темным силуэтом виднелась Ла-Кабрита. Только не это, пронеслось в голове у Тересы. Только бы ему не пришло в голову попытаться проскочить между теми двумя большими камнями; один раз ему удалось, но тогда было светло, да и скорость у нас была меньше. В этот момент Сантьяго вновь сбросил газ, заложил вправо и, проскользнув под самым брюхом вертолета, который резко взмыл, чтобы не напороться на антенну радара «Фантома», помчался – но не по желобу между камнями, а по самому краю отмели. Черная масса Ла-Кабриты была так близко, что Тереса уловила запах ее водорослей и услышала эхо мотора, отдающееся от каменных стен. И внезапно, все еще с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, она оказалась по другую сторону мыса Пунта-Карнеро: вода в бухте была гораздо спокойнее, чем в море, а таможенный катер снова оказался в паре кабельтовых из-за дуги, которую ему пришлось описать, чтобы не напороться на камни.
Вертолет опять повис над кормой, но теперь он был всего лишь неприятным спутником, чье присутствие ничем им не грозило. Сантьяго врубил головастик на максимум – шесть тысяч триста оборотов в минуту, и «Фантом» пролетел Альхесирасскую бухту на скорости пятьдесят пять узлов, держа курс на порт Гибралтара.
Господи боженька. Четыре мили за пять минут – почти по прямой; только пришлось обойти танкер, стоявший на якоре как раз на полпути. И когда таможенный катер прекратил преследование, а вертолет начал отставать и набирать высоту, Тереса, привстала с места и, все еще освещенная прожектором, сделала пилоту красноречивый жест, как будто задрав левой рукой к локтю рукав на правой. Катись, своооолочь. Я трижды тебя обманула, так что будь здоров, стервятник, как-нибудь увидимся. В таверне у Куки.
Глава 6.
Играю жизнью своею, судьбой своею играю
Я нашел Оскара Лобато, позвонив в редакцию газеты «Диарио де Кадис». Тереса Мендоса, сказал я. Я пишу книгу. Мы договорились пообедать на следующий день в «Вента дель Чато», старинном ресторанчике рядом с пляжем Кортадура. Я как раз успел припарковать машину у дверей ресторана, у самого моря, с раскинувшимся вдали городом – белым, залитым солнцем, уютно пристроившимся на самом кончике своего песчаного полуострова, – когда Лобато вышел из потрепанного «фордика», битком набитого старыми газетами, с табличкой «Пресса», засунутой под ветровое стекло.
Прежде чем двинуться мне навстречу, он поговорил с охранником стоянки и хлопнул его по спине, за что ему тот был явно благодарен, как за чаевые. Лобато оказался симпатичным, словоохотливым, неистощимым на анекдоты и разного рода информацию. Спустя четверть часа мы уже были друзьями, и я расширил свои познания относительно этого заведения – подлинного постоялого двора контрабандистов с двухвековой историей: узнал название и предназначение всех до единого предметов старинной утвари, украшавших стены ресторана, состав соуса, поданного нам к оленине, а также «гарума» – любимого рыбного соуса римлян в те времена, когда этот город назывался Гадесом, а туристы путешествовали на триремах. Еще до того, как нам подали второе, я узнал также, что мы находимся вблизи обсерватории «Марина де Сан-Фернандо», через которую проходит кадисский меридиан, и что в 1808 году войска Наполеона, осаждавшие город – до Пуэрта-де-Тьерра они не дошли, уточнил Лобато, – устроили там один из своих лагерей.
– Ты смотрел «Лолу-угольщицу»?.
Мы давно уже были на «ты». Я ответил, что нет, не смотрел, и тогда он рассказал мне его от начала до конца. Хуанита Рейна, Вирхилио Тейшейра и Мануэль Луна. Режиссер Луис Лусия, 1951 год. Так вот, согласно легенде – вранье, конечно, – французишки расстреляли Угольщицу именно здесь. Национальная героиня и все такое прочее. И эта песенка. «Пусть смеется радость, пусть погибнет горе, ай, Лола, Лолита…» Он смотрел на меня, пока я изображал на лице живейший интерес ко всему этому, потом подмигнул, отхлебнул из своего бокала «Ильеры» – мы только что откупорили вторую бутылку – и без всякого перехода заговорил о Тересе Мендоса. Заговорил сам.
– Мексиканка. Галисиец. Гашиш – куда ни глянь, везде гашиш, и этим занимались все подряд… Эпические времена, – вздохнул он, в мою честь придав этому вздоху легкий оттенок грусти. – Конечно, это было опасно. Крутые ребята. Но таких подонков, как теперь, не было. Я по-прежнему репортер, – сказал он. – Как и тогда. Так сказать, распроклятый рядовой репортеришка. Чем и горжусь. В общем-то, ничего другого я делать не умею. Моя работа мне нравится, хотя платят за нее такие же гроши, как и десять лет назад. В конце концов, жена приносит в дом вторую зарплату. А детей, которые ныли бы: папа, мы хотим есть, – у нас нет. Это, – заключил он, – дает человеку больше liberte, egalite и fraternite ..
Лобато сделал паузу, чтобы ответить на приветствие каких-то местных политиков в темных костюмах, которые заняли соседний столик.
– Советник по культуре и советник по вопросам благоустройства города, – шепнул он. – У них нет даже среднего образования. – И продолжал рассказывать о Тересе Мендоса и галисийце. Он встречал их иногда в Ла-Линеа и Альхесирасе: она симпатичная, с индейским лицом, очень смуглая, с огромными глазами, из которых смотрит месть. В общем-то, не Бог весть что, невысокая, худенькая, но когда приводила себя в порядок, выглядела очень даже неплохо. Грудь красивая, это точно. Не очень большая, но вот такая – Лобато приложил руки к груди и выставил указательные пальцы на манер бычьих рогов Одевалась просто, в стиле подружек тех парней, что занимаются гашишем и табаком, только скромнее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139