ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Руки его слабо царапали стол, одеревеневшие губы еле прошептали:
– Пилюли, Эрик… пилюли…
Не только его собственное тело, но и весь окружающий мир; все неодушевленные предметы, все друзья, даже Эрик, сейчас предавали его. Эрик вскочил с места, но Фоксу казалось, что движения его слишком медленны. Ящик стола словно застрял, не поддаваясь его неуклюжим рукам, крохотный пузырек с пилюлями укатился из-под пальцев, а Фокс в это время переживал такой холодный ужас, что, казалось, еще доля секунды – и он больше не вытерпит. Он умолял эту боль отпустить его, он готов был отдать взамен жизнь. Бывало, знойным летним днем он жадно вдыхал прохладный влажный ветерок, предвестник надвигающегося дождя; сейчас он с такою же жадностью ловил леденящее дуновение смерти, обещающей бесконечный покой.
Припадок, как буря, пронесся и утих, оставив Фокса на том же месте, где он застиг его, – среди серой пустыни, которая называлась жизнью. С минуту Фокс сидел в полном изнеможении, чуть-чуть удивляясь тому, что он не чувствует никакой боли. Потом, преодолев сковывающую все тело слабость, он поднял глаза и увидел склонившееся над ним встревоженное лицо Эрика. На столе лежали пилюли, Фокс не помнил, успел ли он положить под язык хоть одну. Он был еще жив, и все остальное уже не имело значения. Он пытался объяснить это Эрику, но понял, что никакие слова сейчас не нужны.
3
Эрик отвез Фокса домой, в большую пустынную квартиру, выходящую окнами на реку. Пятнадцать лет назад, когда Эрик впервые был введен здесь в круг ученых, комнаты Фокса показались ему огромными и роскошными. И несмотря на то, что это была обычная городская квартира, от всей обстановки веяло старинными традициями, словно эти стены впитали в себя блестящие беседы ученых и самый воздух был насыщен искрами ума и таланта. Теперь комнаты стали холодными, унылыми и мертвыми. Секретарша Фокса наняла ему поденщицу, дважды в неделю приходившую убирать квартиру, но если можно было стереть пыль и сажу, проникавшую через окна, то потускневшей полированной мебели и выцветшим драпировкам уже никак нельзя было придать уютный, обжитой вид. В комнатах стоял какой-то нежилой дух.
Фокс неохотно отправился домой и категорически запретил Эрику вызывать врача.
– К чему? Что он может сделать?
Однако в глазах его так явно отражался страх перед одиночеством, что Эрик решил избавить его от тягостной необходимости сказать об этом вслух.
– Позвольте мне переночевать у вас, – быстро сказал он. – Я позвоню Сабине и предупрежу ее.
Фокс, почти не задумываясь, отбросил всякую гордость и кивнул головой. Только бы пережить эту ночь, сказал он себе, а там будь что будет. Он еще раз увидит утро, почувствует колебание прохладного воздуха, нагревающегося под лучами солнца. Давно уже свежий ветерок, несущий с собой влажные весенние запахи, не доставлял ему такого удовольствия, – пожалуй, с тех давних времен, когда он был очень молод и в душе его бродили неясные мечтания. Много лет он испытывал полное равнодушие к этой надоевшей ему пресной жизни среди скучных дураков, но такого конца он себе не представлял. Смерти он никогда не боялся, и сейчас она была ему не страшна, но он обнаружил, что боль, связанная с умиранием, невероятно унизительна. Должны быть какие-то более легкие, более быстрые способы умирать; впрочем, возможно, что в последние минуты человеком овладевает этот невыносимый ужас, только он уже не может сказать о нем. Все эти дни Фокс ни о чем другом не мог думать.
Стыдливо отказавшись от всякой помощи. Фокс разделся, лег в постель и только тогда позволил Эрику войти в спальню. За окном медленно колыхалась темная река, наступила ночь. Устремив неподвижный взгляд в окно. Фокс время от времени с трудом проглатывал слюну. Наконец он заговорил тусклым тихим голосом, то и дело проводя по губам кончиком языка.
– Нам с вами нужно кое о чем договориться на случай, если со мной что-нибудь произойдет.
– Ну, сегодня вам это не грозит.
– А если завтра? – иронически спросил Фокс. Когда-то он был сильным, плотным мужчиной. Сейчас его тело под одеялом было почти плоским. – Я составил завещание много лет тому назад, но мой поверенный умер, и я даже не знаю, к кому перешла его практика. Завещание лежит у меня в несгораемом шкафу, и я вам дам ключ от него. Весь мой научный архив находится в письменном столе, в моем университетском кабинете, и здесь, в шкафу, который стоит внизу, в моей рабочей комнате. Большая часть моих работ уже безнадежно устарела, но мне хотелось бы, чтобы вы с Фабермахером разобрали мои бумаги; может, вы найдете там что-нибудь полезное. Он вам пишет? – спросил Фокс, и в голосе его прозвучали грустные нотки.
– Боже мой, хорошо, что вы мне напомнили, – сказал Эрик, шаря в карманах. – Сегодня утром я нашел на туалетном столе письмо от Хьюго и, не успев прочесть, захватил с собой. – Он вытащил из кармана письмо. К его удивлению, конверт оказался вскрытым; Эрик медленно повернул его другой стороной и взглянул на почтовый штемпель. – Письмо двухлетней давности, – с досадой сказал он и сунул конверт в карман. – Не знаю, как оно очутилось на столе, но это только лишнее доказательство того, как я беспорядочно живу в последнее время. Я знаю, что Фабермахер сейчас в Вашингтоне.
– Да, – медленно сказал Фокс. – Насколько мне известно, жена его работает в каком-то правительственном учреждении, а он служит в музее. Кажется, вы же мне об этом и рассказывали.
– Возможно, – ответил Эрик и, глядя в другой конец полутемной комнаты, где лежал Фокс, спросил: – Как вы думаете, ведь это только из-за Ригана он все эти годы считался неблагонадежным?
Фокс, освещенный слабым желтым светом ночника, горевшего у его изголовья, пожал плечами.
– Кто его знает! И не все ли равно? Он ничего от этого не потерял. И все-таки мне бы хотелось повидать этого мальчика, – рассеянно добавил он. Немного помолчав, он заговорил снова, и в голосе его послышалось наивное удивление: – Сейчас, вспоминая прошлое, я все больше и больше убеждаюсь, что он всегда побаивался меня, и никак не могу понять почему. Может быть, вы знаете?
– Нет, – сказал Эрик. Он вспомнил то время, когда глубокое равнодушие Фокса настолько подавляло Хьюго, что своей бесплодной нынешней жизнью он был обязан именно этому, а старик до сих пор не понимает, в чем дело. Но сейчас слишком поздно открывать ему глаза – ни для Фокса, ни для Хьюго это уже не имеет значения. – По-моему, вы ошибаетесь. Он всегда относился к вам с огромным уважением. Он ценил вас больше, чем кто бы то ни было.
– Я рад, – просто сказал Фокс и, отвернувшись к окну, снова стал глядеть на реку.
Эрик просидел полночи в кресле возле дремавшего Фокса. Ночник слабо освещал изрезанное морщинами лицо и белую подушку, и этот тусклый, призрачный свет проникал в самый дальний уголок сознания Эрика, где таились мысли, которых он избегал в течение больше чем половины прожитой им жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167