Почему тот старичок продает цветы в этом пустынном месте, а не пойдет на Таймс-сквер? И почему мы с тобой ведем себя так, а не иначе? Почему мы не снимем себе комнату, чтобы побыть наедине, а бродим по улицам?
Сабина как-то странно притихла. Они молча прошли три квартала, затем, словно не расслышав его слов, она снова спросила, на этот раз еле слышно:
– Ты все-таки будешь осторожен в лаборатории?
– Не беспокойся, – ласково сказал он. – Я знаю, о чем ты думаешь. Такие мысли и мне иногда приходят в голову, но все будет хорошо. О, мы можем подождать.
– Нет! – сказала она. – Ждать мы не можем!
Его поразило сдержанное напряжение в ее голосе, и он повернулся, чтобы заглянуть ей в глаза, но она упрямо смотрела перед собой.
– Нам незачем ждать, – продолжала Сабина. – Что это нам даст? Мы ведем себя, как дети, вот и все. Конечно, мы можем обвенчаться, когда ты закончишь опыт и получишь работу, но совершенно ни к чему откладывать все остальное. От этого только еще тяжелее.
Эрик остановил ее посреди пустынной мостовой. Они стояли между двумя уличными фонарями, и тени их слабо чернели на темном тротуаре.
– Боже мой, у тебя такой несчастный голос, – сказал он.
– Нет, я совсем не несчастна. Во всяком случае не так, как ты думаешь.
– Тебя удручает, что все это еще так нескоро.
– Нет, честное слово, нет. Но мы все время только и стараемся сделать друг друга несчастными. Надо брать от жизни все, что можно.
– Ты действительно так думаешь? – спросил Эрик и руками притянул к себе ее лицо. Даже в темноте он увидел, что глаза ее блестели от злости. – Ты согласна на это?
– Да, – сказала Сабина. Поглядев ему прямо в глаза, она высвободилась из его рук и прижалась лицом к его груди. – Я хочу этого, – прошептала она.
Эрик крепко сжал ее в объятиях. Он так ее любил, что не мог выразить это словами. Покачав головой, он с отчаянием произнес:
– Я разузнаю и постараюсь найти что-нибудь подходящее.
– Только не будем откладывать, – умоляюще сказала она. – Давай найдем что-нибудь сейчас же. Неужели тут поблизости нет гостиницы?
– Квартала за два отсюда есть гостиница, мы проходили мимо. Она маленькая и, наверно, недорогая. Пойдем туда. У меня есть четыре доллара.
– Но ведь не можем же мы явиться так, без вещей? Ох, Эрик, неужели мы должны опять откладывать из-за какого-то чемодана? – Казалось, Сабина вот-вот заплачет.
– Я забегу в тот магазин, мимо которого мы шли, – сказал Эрик. – Куплю что-нибудь самое дешевое. Видишь закусочную на той стороне? Подожди меня там и съешь что-нибудь. Я вернусь через несколько минут.
Закусочная была почти пуста; Сабина присела к стойке и заказала кофе, но не притронулась к нему. Ее охватило тоскливое волнение, она уже испытывала его тысячу раз в жизни, когда сдавала экзамены или когда искала работу. От такого волнения кровь не приливала к лицу, в нем не было ни радости, ни ликования.
Ей казалось, что прошло уже много времени, когда наконец вернулся Эрик с чемоданчиком чуть побольше коробки для бутербродов; новизна его резко бросалась в глаза. Сабине неудержимо захотелось смеяться, но она чувствовала, что если даст себе волю, то не сможет остановиться.
Гостиница оказалась маленькой и очень старомодной. Это было совсем не то, чего ожидала Сабина. В вестибюле на креслах с гобеленовой обивкой чинно сидели рядком несколько пожилых, благопристойного вида дам; остальные кресла были пусты, кроме одного, в котором читал газету какой-то человек средних лет. Эрик подошел к конторке, Сабина остановилась поодаль. Она чувствовала себя неловко и изо всех сил старалась держаться независимо. Но дежурный портье только скользнул по ней взглядом.
Коридорный взял у портье ключ и провел их к лифту, помещавшемуся в старомодной проволочной клетке. На четвертом этаже они вышли и очутились в мрачном холле, где пахло старыми коврами и мебельным лаком. Лампочка на потолке светила тусклым зеленоватым светом. Эрик взял у коридорного ключи, дал ему двадцать пять центов, они вошли в комнату и остались одни – совсем одни – в первый раз с тех пор, как они познакомились.
Полное уединение подействовало на них так ошеломляюще, что в первые минуты они совсем растерялись. Сабина даже не сняла пальто и шляпы, она стояла, оглядывая маленький гостиничный номер. Комната как комната – может быть, только немного мрачная и грязноватая. Для Сабины она была чужой и безличной, как любой магазин или ресторан. Поглядев на старомодную двуспальную кровать, она почувствовала себя маленькой и одинокой; ей казалось, что она не сможет заставить себя даже сесть на эту кровать.
Эрик увидел выражение ее лица. Она спохватилась, что не старается скрыть своих ощущений. Он тотчас поставил чемоданчик на стол и обнял ее.
– Ничего, девочка, здесь не так уж плохо, – прошептал он. – Не вешай голову. Все будет прекрасно.
Сабина крепко прижимала его руку к себе, пока он снимал с нее шляпу. Она была безмерно благодарна ему за то, что он подошел к ней в эту минуту, и едва не расплакалась. «Какой он замечательный», – думала она. Сознательно или случайно, но каждый раз он подходил к ней с утешением именно в ту минуту, когда она больше всего в этом нуждалась. Она прижалась лицом к его лицу и долго стояла так, закрыв глаза.
– Знаешь, кто ты? – сказала она, чуть отстраняясь от него. – Я тебе скажу. Ты самый хороший и добрый человек на свете.
– Это не я такой. Хорошая любовь всегда делает человека хорошим.
Он поцеловал ее в щеку, отступил в сторону и огляделся, ища глазами чего-то. Она не поняла, почему он вдруг отошел от нее и чего ищет. Наконец Эрик взял с умывальника стакан, ополоснул его и до половины налил водой.
– Придется удовольствоваться этим, – с сожалением сказал он.
– Для чего?
Эрик открыл чемоданчик. Слезы, давно уже просившиеся наружу, набежали Сабине на глаза, желтые лепестки купленных им нарциссов превратились в миллионы сверкающих точек и заплясали по всей комнате. Букетик был небольшой, но яркий цвет нарциссов внезапно как бы озарил и согрел комнату. В эту минуту любовь так переполняла Сабину, что она не могла шевельнуться. Она только смотрела на Эрика беспомощно-счастливым взглядом.
– Это я купил у того старичка, – объяснил он, неловко засовывая цветы в стакан, – у того самого, которому следовало бы пойти на Таймс-сквер.
Он не понял слез, выступивших на ее глазах от избытка нежности, и улыбка на его лице сменилась огорченным выражением.
– Но ведь… что это была бы за свадьба без цветов!
3
Предсказание Хэвиленда оправдалось, и прибор был окончательно готов только в начале июня. Последние дни сборки прошли в лихорадочном напряжении; теперь, прежде чем приступить к опытам, оставалось только проверить работу прибора в целом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Сабина как-то странно притихла. Они молча прошли три квартала, затем, словно не расслышав его слов, она снова спросила, на этот раз еле слышно:
– Ты все-таки будешь осторожен в лаборатории?
– Не беспокойся, – ласково сказал он. – Я знаю, о чем ты думаешь. Такие мысли и мне иногда приходят в голову, но все будет хорошо. О, мы можем подождать.
– Нет! – сказала она. – Ждать мы не можем!
Его поразило сдержанное напряжение в ее голосе, и он повернулся, чтобы заглянуть ей в глаза, но она упрямо смотрела перед собой.
– Нам незачем ждать, – продолжала Сабина. – Что это нам даст? Мы ведем себя, как дети, вот и все. Конечно, мы можем обвенчаться, когда ты закончишь опыт и получишь работу, но совершенно ни к чему откладывать все остальное. От этого только еще тяжелее.
Эрик остановил ее посреди пустынной мостовой. Они стояли между двумя уличными фонарями, и тени их слабо чернели на темном тротуаре.
– Боже мой, у тебя такой несчастный голос, – сказал он.
– Нет, я совсем не несчастна. Во всяком случае не так, как ты думаешь.
– Тебя удручает, что все это еще так нескоро.
– Нет, честное слово, нет. Но мы все время только и стараемся сделать друг друга несчастными. Надо брать от жизни все, что можно.
– Ты действительно так думаешь? – спросил Эрик и руками притянул к себе ее лицо. Даже в темноте он увидел, что глаза ее блестели от злости. – Ты согласна на это?
– Да, – сказала Сабина. Поглядев ему прямо в глаза, она высвободилась из его рук и прижалась лицом к его груди. – Я хочу этого, – прошептала она.
Эрик крепко сжал ее в объятиях. Он так ее любил, что не мог выразить это словами. Покачав головой, он с отчаянием произнес:
– Я разузнаю и постараюсь найти что-нибудь подходящее.
– Только не будем откладывать, – умоляюще сказала она. – Давай найдем что-нибудь сейчас же. Неужели тут поблизости нет гостиницы?
– Квартала за два отсюда есть гостиница, мы проходили мимо. Она маленькая и, наверно, недорогая. Пойдем туда. У меня есть четыре доллара.
– Но ведь не можем же мы явиться так, без вещей? Ох, Эрик, неужели мы должны опять откладывать из-за какого-то чемодана? – Казалось, Сабина вот-вот заплачет.
– Я забегу в тот магазин, мимо которого мы шли, – сказал Эрик. – Куплю что-нибудь самое дешевое. Видишь закусочную на той стороне? Подожди меня там и съешь что-нибудь. Я вернусь через несколько минут.
Закусочная была почти пуста; Сабина присела к стойке и заказала кофе, но не притронулась к нему. Ее охватило тоскливое волнение, она уже испытывала его тысячу раз в жизни, когда сдавала экзамены или когда искала работу. От такого волнения кровь не приливала к лицу, в нем не было ни радости, ни ликования.
Ей казалось, что прошло уже много времени, когда наконец вернулся Эрик с чемоданчиком чуть побольше коробки для бутербродов; новизна его резко бросалась в глаза. Сабине неудержимо захотелось смеяться, но она чувствовала, что если даст себе волю, то не сможет остановиться.
Гостиница оказалась маленькой и очень старомодной. Это было совсем не то, чего ожидала Сабина. В вестибюле на креслах с гобеленовой обивкой чинно сидели рядком несколько пожилых, благопристойного вида дам; остальные кресла были пусты, кроме одного, в котором читал газету какой-то человек средних лет. Эрик подошел к конторке, Сабина остановилась поодаль. Она чувствовала себя неловко и изо всех сил старалась держаться независимо. Но дежурный портье только скользнул по ней взглядом.
Коридорный взял у портье ключ и провел их к лифту, помещавшемуся в старомодной проволочной клетке. На четвертом этаже они вышли и очутились в мрачном холле, где пахло старыми коврами и мебельным лаком. Лампочка на потолке светила тусклым зеленоватым светом. Эрик взял у коридорного ключи, дал ему двадцать пять центов, они вошли в комнату и остались одни – совсем одни – в первый раз с тех пор, как они познакомились.
Полное уединение подействовало на них так ошеломляюще, что в первые минуты они совсем растерялись. Сабина даже не сняла пальто и шляпы, она стояла, оглядывая маленький гостиничный номер. Комната как комната – может быть, только немного мрачная и грязноватая. Для Сабины она была чужой и безличной, как любой магазин или ресторан. Поглядев на старомодную двуспальную кровать, она почувствовала себя маленькой и одинокой; ей казалось, что она не сможет заставить себя даже сесть на эту кровать.
Эрик увидел выражение ее лица. Она спохватилась, что не старается скрыть своих ощущений. Он тотчас поставил чемоданчик на стол и обнял ее.
– Ничего, девочка, здесь не так уж плохо, – прошептал он. – Не вешай голову. Все будет прекрасно.
Сабина крепко прижимала его руку к себе, пока он снимал с нее шляпу. Она была безмерно благодарна ему за то, что он подошел к ней в эту минуту, и едва не расплакалась. «Какой он замечательный», – думала она. Сознательно или случайно, но каждый раз он подходил к ней с утешением именно в ту минуту, когда она больше всего в этом нуждалась. Она прижалась лицом к его лицу и долго стояла так, закрыв глаза.
– Знаешь, кто ты? – сказала она, чуть отстраняясь от него. – Я тебе скажу. Ты самый хороший и добрый человек на свете.
– Это не я такой. Хорошая любовь всегда делает человека хорошим.
Он поцеловал ее в щеку, отступил в сторону и огляделся, ища глазами чего-то. Она не поняла, почему он вдруг отошел от нее и чего ищет. Наконец Эрик взял с умывальника стакан, ополоснул его и до половины налил водой.
– Придется удовольствоваться этим, – с сожалением сказал он.
– Для чего?
Эрик открыл чемоданчик. Слезы, давно уже просившиеся наружу, набежали Сабине на глаза, желтые лепестки купленных им нарциссов превратились в миллионы сверкающих точек и заплясали по всей комнате. Букетик был небольшой, но яркий цвет нарциссов внезапно как бы озарил и согрел комнату. В эту минуту любовь так переполняла Сабину, что она не могла шевельнуться. Она только смотрела на Эрика беспомощно-счастливым взглядом.
– Это я купил у того старичка, – объяснил он, неловко засовывая цветы в стакан, – у того самого, которому следовало бы пойти на Таймс-сквер.
Он не понял слез, выступивших на ее глазах от избытка нежности, и улыбка на его лице сменилась огорченным выражением.
– Но ведь… что это была бы за свадьба без цветов!
3
Предсказание Хэвиленда оправдалось, и прибор был окончательно готов только в начале июня. Последние дни сборки прошли в лихорадочном напряжении; теперь, прежде чем приступить к опытам, оставалось только проверить работу прибора в целом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167