Куда без них. Мастера словесной интриги, чародеи лжи, продающиеся за чечевичную похлебку, мутанты, почему-то мнящие себя суперинтеллектуалами, солью земли, с вечным бредом о своей неподкупности на устах, — без них общество закоснеет, задубеет. Бродильная муть в кипящем рыночном котле. С ними приходилось ладить, как с любой обслугой. Или давить, как вшей, — третьего не дано.
Шахов умел ладить. Держался с телевизионной братией покровительственно и одновременно как бы восхищенно, отдавая дань ее всепроникающей, как у древесного жучка, энергии. Он многому, честно говоря, у них научился. Особенно ему были по душе ведущие модных политических программ, важные, похожие на откормленных боровов, обученных человеческой речи.
Любую чушь они изрекали с таким видом, будто заново открывали мир, вбивая в размягченное сознание обывателя медные гвозди новых идеологических клише. Им крупно платили, и свои денежки они отрабатывали с лихвой. Единственное, как быстро уяснил Шахов, чего не терпело российское телевидение — это искренности и правды, которые иной раз по недосмотру начальства проникали на экран и оставляли после себя опустошения в виде закрытых программ и покалеченных журналистских судеб.
— Пора, Леонид, — позвала Инесса Ватутина, дождавшись, пока он сделает пару затяжек, забивая вкус "Столичной".
Они уселись в кожаные кресла за столиком с пышным букетом алых роз, на фоне жирного транспаранта на заднем плане: "Наш спонсор — фирма Стиморол"!"
Оператор у пульта и молодой человек, управляющийся с камерой, дружески с ним раскланялись.
— Поехали, — кивнул Шахов, ощутив себя на секунду как бы в кресле космического корабля. Ау, Гагарин! Где же твои яблоки на Марсе?
— Сегодня у нас в гостях известный юрист, член фракции "Экономическая воля" Леонид Шахов... — голос у Инессы счастливо-поучительный и одновременно игриво-дружеский — смесь, проникающая прямо в сердце зрителя. Дальше беседа пошла как по маслу: телефонные звонки, большей частью согласованные заранее, "коварные" вопросы Инессы, перемежаемые документальными кадрами и рекламными паузами.
Леонид Иванович чувствовал себя превосходно, будто со стороны слушал свои ловкие ответы, как всегда по-детски умиляясь тому, что это он, Леня Шахов, сын московских предместий, бывший хулиган и пьяница, с блестящим апломбом вещает что-то несусветное на всю страну. Он не сомневался, что миллионы так называемых россиян внимают ему открыв рот, поражаясь его всезнанию и мягкому, ненавязчивому юмору. Он элегантен, чуть печален, как актер Абдулов, на которого он внешне похож, и в меру ироничен. Разговор, как водится, прыгал с пятого на десятое, но в этой передаче, идущей подчеркнуто вне политики, в основном вертелся вокруг бытовых тем: семья и брак, воспитание детей, мораль и право — все в таком роде. В их дуэте Инесса вела роль современной молодой женщины без всяких предрассудков, естественно, горячей поклонницы западных ценностей, а Леонид Иванович, напротив, изображал этакого замшелого консерватора, брюзгу, приверженца натуральной жизни, и даже позволял себе злобные патриотические выпады, что с легкой руки Лужкова постепенно вошло в моду. К примеру, ведущая, всплеснув руками и восторженно округлив глаза, спрашивала:
— Но вы же не будете, надеюсь, возражать, Леонид Иванович, что женщина в браке имеет такое же право на личную жизнь, как и мужчина?
А он с просветленной, мудрой улыбкой отвечал:
— Разумеется, дорогая Инесса, разумеется, не буду.
Мы же не дикари. Но давайте поставим вопрос иначе.
Понравится ли мне, если я, вернувшись вечером домой, не обнаружу жену, ведущую, говоря вашими словами, какую-то свою личную жизнь? Увы, мне это не понравится, уж простите старого ретрограда. Для меня жена — прежде всего мать моих детей, хранительница домашнего очага...
Инесса вспыхивала, подпрыгивала, точно получив укол в ягодицу:
— Леонид Иванович, но как же так можно упрощать проблему!..
Между ними затевалась дискуссия, как правило, со смелыми пассажами с обеих сторон, и в конце концов прелестная Инесса, будто очнувшись после припадка, восклицала:
— Хорошо, Леонид Иванович, вижу, мне вас не убедить. Давайте узнаем мнение телезрителей.
Вспыхивал экран, на нем возникали потешные сценки: телерепортер подбегал на улице к прохожим, представлялся и в лоб спрашивал:
— Скажите, как вы относитесь к измене жены (мужа)?
Вне зависимости от ответа горожане, все как один, производили впечатление редкостных недоумков.
— Ну вот, наконец-то мы разобрались в этом сложном вопросе, — ворковала Инесса, подводя итог. Шахов глубокомысленно кивал, чувствуя, как вся эта немыслимая пошлятина чудесным образом согревает ему душу. В конце "Желанной встречи", под занавес, чтобы добавить передаче перчику, сотрудник студии из соседней комнаты замогильным тоном поинтересовался по телефону, когда, по мнению уважаемого депутата, в Москве покончат с криминальным беспределом.
Мгновенно напустив на смазливое личико трагическое выражение, Инесса подхватила:
— О да, Леонид Иванович, этот вопрос сегодня волнует очень многих. Люди не могут забыть страшные убийства Влада Листьева и отца Меня. Однако прокуратура до сих пор отделывается неопределенными обещаниями. Сколько это может продолжаться?
Шахов не ударил в грязь лицом и заговорил с таким горьким сарказмом, словно кроме Листьева и Меня, у него накануне перебили всю родню.
— Причина в коррупции. Это не секрет. Это очевидно. И все в один голос твердят о том, что надо бороться с этим злом, но на самом деле никто и пальцем не шевельнул. Коррупция — это заказные убийства, взрывы, террор и заложники. Мы не можем считаться цивилизованным государством, пока нет настоящих законов против коррупции. Дело не в одном Листьеве или Мене, а в той зловещей атмосфере, которую порождает коррупция.
— Но почему, почему все так плохо?! — патетически воскликнула ведущая. — В конце концов, у нас демократия или что?
— Все очень просто на самом деле. Семьдесят лет советская власть подавляла в человеке личное достоинство. Мы привыкли верить: все, что сказано сверху, то и хорошо, то и есть истина. Привычка к рабскому подчинению укоренилась в генах. Не мной замечено: свобода рабу не впрок. Получив свободу, раб начинает беситься, ломать и крушить все вокруг.
Чтобы ситуация изменилась, должны уйти целые поколения. В каждом из нас закодирована психология совка, то есть человека, подчиняющегося темным инстинктам, а не разуму. Печально, но приходится с этим считаться.
— Вы сказали — поколения? Неужели так долго ждать?
— Не надо ждать, — усмехнулся Шахов. — Помните сказку о жестоком драконе? Дракон не приходит извне, он живет в каждом из нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Шахов умел ладить. Держался с телевизионной братией покровительственно и одновременно как бы восхищенно, отдавая дань ее всепроникающей, как у древесного жучка, энергии. Он многому, честно говоря, у них научился. Особенно ему были по душе ведущие модных политических программ, важные, похожие на откормленных боровов, обученных человеческой речи.
Любую чушь они изрекали с таким видом, будто заново открывали мир, вбивая в размягченное сознание обывателя медные гвозди новых идеологических клише. Им крупно платили, и свои денежки они отрабатывали с лихвой. Единственное, как быстро уяснил Шахов, чего не терпело российское телевидение — это искренности и правды, которые иной раз по недосмотру начальства проникали на экран и оставляли после себя опустошения в виде закрытых программ и покалеченных журналистских судеб.
— Пора, Леонид, — позвала Инесса Ватутина, дождавшись, пока он сделает пару затяжек, забивая вкус "Столичной".
Они уселись в кожаные кресла за столиком с пышным букетом алых роз, на фоне жирного транспаранта на заднем плане: "Наш спонсор — фирма Стиморол"!"
Оператор у пульта и молодой человек, управляющийся с камерой, дружески с ним раскланялись.
— Поехали, — кивнул Шахов, ощутив себя на секунду как бы в кресле космического корабля. Ау, Гагарин! Где же твои яблоки на Марсе?
— Сегодня у нас в гостях известный юрист, член фракции "Экономическая воля" Леонид Шахов... — голос у Инессы счастливо-поучительный и одновременно игриво-дружеский — смесь, проникающая прямо в сердце зрителя. Дальше беседа пошла как по маслу: телефонные звонки, большей частью согласованные заранее, "коварные" вопросы Инессы, перемежаемые документальными кадрами и рекламными паузами.
Леонид Иванович чувствовал себя превосходно, будто со стороны слушал свои ловкие ответы, как всегда по-детски умиляясь тому, что это он, Леня Шахов, сын московских предместий, бывший хулиган и пьяница, с блестящим апломбом вещает что-то несусветное на всю страну. Он не сомневался, что миллионы так называемых россиян внимают ему открыв рот, поражаясь его всезнанию и мягкому, ненавязчивому юмору. Он элегантен, чуть печален, как актер Абдулов, на которого он внешне похож, и в меру ироничен. Разговор, как водится, прыгал с пятого на десятое, но в этой передаче, идущей подчеркнуто вне политики, в основном вертелся вокруг бытовых тем: семья и брак, воспитание детей, мораль и право — все в таком роде. В их дуэте Инесса вела роль современной молодой женщины без всяких предрассудков, естественно, горячей поклонницы западных ценностей, а Леонид Иванович, напротив, изображал этакого замшелого консерватора, брюзгу, приверженца натуральной жизни, и даже позволял себе злобные патриотические выпады, что с легкой руки Лужкова постепенно вошло в моду. К примеру, ведущая, всплеснув руками и восторженно округлив глаза, спрашивала:
— Но вы же не будете, надеюсь, возражать, Леонид Иванович, что женщина в браке имеет такое же право на личную жизнь, как и мужчина?
А он с просветленной, мудрой улыбкой отвечал:
— Разумеется, дорогая Инесса, разумеется, не буду.
Мы же не дикари. Но давайте поставим вопрос иначе.
Понравится ли мне, если я, вернувшись вечером домой, не обнаружу жену, ведущую, говоря вашими словами, какую-то свою личную жизнь? Увы, мне это не понравится, уж простите старого ретрограда. Для меня жена — прежде всего мать моих детей, хранительница домашнего очага...
Инесса вспыхивала, подпрыгивала, точно получив укол в ягодицу:
— Леонид Иванович, но как же так можно упрощать проблему!..
Между ними затевалась дискуссия, как правило, со смелыми пассажами с обеих сторон, и в конце концов прелестная Инесса, будто очнувшись после припадка, восклицала:
— Хорошо, Леонид Иванович, вижу, мне вас не убедить. Давайте узнаем мнение телезрителей.
Вспыхивал экран, на нем возникали потешные сценки: телерепортер подбегал на улице к прохожим, представлялся и в лоб спрашивал:
— Скажите, как вы относитесь к измене жены (мужа)?
Вне зависимости от ответа горожане, все как один, производили впечатление редкостных недоумков.
— Ну вот, наконец-то мы разобрались в этом сложном вопросе, — ворковала Инесса, подводя итог. Шахов глубокомысленно кивал, чувствуя, как вся эта немыслимая пошлятина чудесным образом согревает ему душу. В конце "Желанной встречи", под занавес, чтобы добавить передаче перчику, сотрудник студии из соседней комнаты замогильным тоном поинтересовался по телефону, когда, по мнению уважаемого депутата, в Москве покончат с криминальным беспределом.
Мгновенно напустив на смазливое личико трагическое выражение, Инесса подхватила:
— О да, Леонид Иванович, этот вопрос сегодня волнует очень многих. Люди не могут забыть страшные убийства Влада Листьева и отца Меня. Однако прокуратура до сих пор отделывается неопределенными обещаниями. Сколько это может продолжаться?
Шахов не ударил в грязь лицом и заговорил с таким горьким сарказмом, словно кроме Листьева и Меня, у него накануне перебили всю родню.
— Причина в коррупции. Это не секрет. Это очевидно. И все в один голос твердят о том, что надо бороться с этим злом, но на самом деле никто и пальцем не шевельнул. Коррупция — это заказные убийства, взрывы, террор и заложники. Мы не можем считаться цивилизованным государством, пока нет настоящих законов против коррупции. Дело не в одном Листьеве или Мене, а в той зловещей атмосфере, которую порождает коррупция.
— Но почему, почему все так плохо?! — патетически воскликнула ведущая. — В конце концов, у нас демократия или что?
— Все очень просто на самом деле. Семьдесят лет советская власть подавляла в человеке личное достоинство. Мы привыкли верить: все, что сказано сверху, то и хорошо, то и есть истина. Привычка к рабскому подчинению укоренилась в генах. Не мной замечено: свобода рабу не впрок. Получив свободу, раб начинает беситься, ломать и крушить все вокруг.
Чтобы ситуация изменилась, должны уйти целые поколения. В каждом из нас закодирована психология совка, то есть человека, подчиняющегося темным инстинктам, а не разуму. Печально, но приходится с этим считаться.
— Вы сказали — поколения? Неужели так долго ждать?
— Не надо ждать, — усмехнулся Шахов. — Помните сказку о жестоком драконе? Дракон не приходит извне, он живет в каждом из нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93