— Ладно, — сдался Поюровский, — не здесь. Приходи завтра во флигелек. Знаешь, где это?
— Да. Во сколько?
— Приходи в двенадцать. Нет, лучше после четырех.
— Я дотерплю, — улыбнулась Лиза.
Как всякий маньяк, Поюровский был недоверчив.
Лиза понимала, он наведет справки, но ее легенда, разработанная Сергеем Петровичем, не вызывала опасений. Бедная семья, школа, незаконченное высшее, панель. Все вполне пристойно, никаких зазоров. Красивая, глупенькая самочка, получившая с приходом рынка шанс на обустройство личного счастья. Вечером по телефону снеслась со своим начальником, коротко доложила обстановку.
— Похоже, придется с ним переспать, — призналась она.
— Лучше без этого, — отозвался майор. — Кажется, у тебя другое задание.
— Значит, нельзя? — Она хотела, чтобы Сергей Петрович наложил запрет, но догадывалась, что этого не будет.
— Ты взрослая девочка, — сказал майор. — Решай по обстоятельствам. Нам нужно, чтобы он сидел на поводке.
— Тебе безразлично, как я этого добьюсь?
— Это не по телефону.
— Ах ты боже мой! — сорвалась Лиза. — Так приезжай ко мне. В чем дело?
— У тебя истерика? — спросил он после паузы.
— Нет.
— Хочешь, чтобы тебя отозвали?
— Нет.
— Тогда все в порядке. До свидания, кроха.
— Сволочь, — крикнула она. — Такая же холодная, рассудительная сволочь, как все, — но он не дослушал...
При первом свидании во флигельке она сослалась на женское недомогание, добавя для пущей убедительности, что из нее льет, как из ушата. Поюровский немного надулся, но посидели они хорошо. Распили бутылку белого мозельского. В неге и роскоши размякший Поюровский вроде и не стремился к земным утехам. На него накатило сентиментальное настроение, он жаловался на непонимание окружающих и козни врагов. Лиза с грустью наблюдала, как действуют на чудовище ее чары. Поюровский то и дело целовал ее руку, и каждый раз она боялась, что укусит. Распустивший слюни шестидесятилетний мужчина производит еще более тягостное впечатление, чем сопливый юнец, изображающий матерого ходока. То ли Василий Оскарович выпил еще раньше, то ли был чем-то испуган, но поплыл как-то сразу. Выложил весь стереотипный набор: интриги бездарных людишек, свинство, ложь, зависть, короче, некому руку подать в минуту душевной невзгоды.
Этакий одинокий утес посреди моря житейской скверны. Лиза, разумеется, добавила жару, проворковав, что есть же такие негодяи, которые травят гениев. Поюровский аж вспыхнул, как лампочка при замыкании.
Желчно поведал про семью, их у него было две. Одну он отправил целиком на проживание в Европу — старая дура-теща, глухая, как костыль, но алчная, как прорва, шлюха-жена из бывших актрисулек и двое кретинов-сыновей; вторую семью он пока держал при себе, неизвестно, правда, зачем — молодая жена-потаскуха и ее полупарализованный двоюродный братец, с которым, как он подозревал, она пребывала в тайном сожительстве.
Лиза сказала, что будь ее воля, она бы всю нечисть, которая ему досаждает, посадила в поезд, свезла на берег Черного моря — и утопила. Но перед этим всем выколола глаза. Василий Оскарович нежно ее обнял, погладил по головке и крепко поцеловал в губы.
— Возможно, детка, мне с тобой повезло, хотя ты, конечно, полная идиотка.
Лиза счастливо захихикала.
В этот раз, прежде, чем попасть во флигилек, Лиза позвонила Сергею Петровичу. Неурочный звонок был вопиющим нарушением правил конспирации, поэтому первое, чем заинтересовался майор, было, откуда она звонит и не пьяна ли. Лиза его успокоила, сказав, что звонит из будки, будка в лесу, бесхозная, мороз тридцать градусов — и вокруг ни души. Что касается того, пьяна она или нет, он может немедленно приехать и понюхать.
— Я ведь могу твою бурную ночную деятельность пресечь, — пригрозил Сергей Петрович, не приняв игривого тона.
— Наверное, можешь, — согласилась Лиза. — Ты же мой господин и повелитель. Наверное, ты многое можешь. Но тогда почему не остановил кошмарную бойню? Объясни, пожалуйста, рядовому бойцу. Почему вы все, мужчины, у кого осталась в жилах кровь, а не моча, спокойно копите какие-то доказательства, когда каждый день умерщвляют беззащитных детей, женщин?
Объясни, я не понимаю. Только не говори, что это не телефонный разговор. Если ты так скажешь, я повешу трубку и кое-что исправлю тут сама.
— Не дури, Лиза, — в его голосе непривычное сочувствие. — Пока не убивают. Проект на консервации.
— Ах, на консервации?! Спасибо, утешил. Приходи, я покажу тебе, как выглядит эта консервация.
— Есть же дисциплина, Лиза. Или тебе надо напоминать?
— Что такое дисциплина? Наблюдать, как убивают малышей?
— Дисциплина — особый тип мышления. Когда приказы воспринимаются как осознанная необходимость.
— И помогают крепко спать по ночам.
— В школе тебе недостаточно промыли мозги, дорогая. , — Значит, трогать Поюровского нельзя?
— Нельзя. Это всего лишь пешка.
— Хорошо, милый. Тогда я побежала. Василек уже заждался.
— У тебя встреча с Поюровским? В такое время?
— Да, Сережа. Я сама ломаю голову, что ему понадобилось? До свидания, любимый!
— Удачи тебе, Лизавета. Только не горячись. Это же всего-навсего работа.
В ярости Лиза чуть не сорвала рычаг старенького аппарата. Этого человека ничем не прошибешь. Но всякий раз, когда она убеждалась в этом, ее сердце взмывало к небесам. Это можно объяснить лишь тайной склонностью к мазохизму. Сереже лучше не знать об этом. Он и так вил из нее веревки.
Все же телефонное свидание с Сергеем Петровичем остудило ее пыл, и во флигелек она явилась почти умиротворенная.
В камине под мраморной плитой пылали поленья, стол уставлен закусками и винами, в хрустальных вазах ослепительные благоухающие розы и гиацинты, и на строгом лице хозяина, закутанного в махровый алый халат с ядовито-синими кистями, такая красноречивая улыбка, что сразу понятно: он не потерпит больше никаких проволочек. Лиза воскликнула: "Ах!" — и кинулась к нему в объятия, но Поюровский остановил ее властным движением руки.
— Может, сперва хотя бы снимешь эту дерюгу? От тебя воняет, как из душегубки.
— Я ведь со смены, — смутилась Лиза. — Там везде трупаки, грязища — ужас! И еще Ганька, озорник, облил из ведра... Ой, простите великодушно, Василий Оскарович! Я мигом в ванную. У вас хлорка есть?
Озадаченный, Поюровский присел на краешек просторного сексодрома, закиданного подушками и покрытого лазоревым шелковым покрывалом. Потянулся к столу за рюмкой. Лиза скинула телогрейку, осталась в рабочем халате, заляпанном кровяными пятнами и еще Бог весть чем. Она его подобрала из самого рванья.
— Василий Оскарович, миленький, это только сверху, — взмолилась чуть ли не со слезами. — Внизу я вся чистая, не сомневайтесь. Три раза сегодня специально мылась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93