День отъезда (исчезновения?) выдался по-осеннему хрусткий, почти ломкий на ощупь. Вдоль сосновой подъездной аллеи собралось достаточно людей, чтобы предположить неординарное событие. А всего лишь залетная пташка покидала свое случайное гнездо. Ох, не случайное, нет! Лиза окинула взглядом множество лиц, и все они были родными. Мальчики-курсанты, с которыми дружила, но никому не позволила лишнего; в их прощальных улыбках — молчаливый упрек; суровые наставники, воспользовавшиеся негаданным перекуром не столько для того, чтобы попрощаться с ученицей, скорее желая поглядеть на знаменитого столичного гостя, попасться ему невзначай на глаза — еще бы, это был человек, сумевший в одиночку доказать, что на всякую черную силу рано или поздно сыщется управа, — после Зоны слава Гурко была непоколебима; даже тучная тетка Груня, главная повариха, не поленилась выскочить под серебряные небесные струи, распаренная, как из котла, стирающая розовой ладонью серую грусть со лба — все они, все протягивали Лизе руки, смеялись, произносили какие-то слова, желали удачи, провожали до машины чередой волнующих, мучительных прикосновений. И Лизе хотелось признаться им всем в благодарности и любви. Но она этого не сделала.
Смущенная, лишь бормотала, быстро, весело, твердо отвечая на рукопожатия, шутки, поцелуи:
— Спасибо, спасибо! Мы обязательно встретимся!
Услышала прощальный совет Севрюка:
— Расслабляйся, плохо расслабляешься, Лизка!
Подхватила Анечку, сжавшую ее в неистовом объятии. Потом ее развернул к себе Евдокимов:
— Будет худо, Четырнадцатый, звони, не робей!
Из черной "волги", где за рулем сидел Гурко, высунулась наполовину и крикнула:
— Прощайте! Мне жаль покидать вас. Я плачу! — и если бы не цепкая рука Гурко, удержавшая ее за плечо, так бы и вывалилась под заднее колесо.
Мчались лесом, как туннелем, и вскоре выбрались на шоссе. Лиза отдышалась, и Олег угостил ее сигаретой.
— Поражен, — признался он. — Никогда не видел ничего подобного.
— Вы о чем?
— В нашей профессии особенно важно как провожают. Поздравляю, Лизавета. Тебя проводили сердечно.
— Какую профессию вы имеете в виду?
— У нее много названий. Но суть в одном — выявление истины.
Лиза вбирала в себя летящую, стелящуюся под колеса влажно-фиолетово-черную ленту. От Гурко шел ток высокого напряжения. Она с готовностью ему подчинилась. Во всяком случае, спорить с ним не собиралась. Если говорит, что у них общая профессия, значит, так и есть. Спросила:
— У Сергея беда?
— У нас всех беда, разве не знаешь? — скосил на нее быстрый взгляд, будто темным огнем ожег. — Но с ним как раз все в порядке.
— Почему же такая спешка?
— Спешки нет. Просто появилась возможность устроить тебя в одну фирму. Грех ее упускать.
Лиза закурила вторую сигарету. До Москвы оставалось 30 километров. На шоссе то и дело возникали гаишники, выскакивали из кустов, как черти, со своими подзорными трубами, но "волгу" ни разу не остановили, хотя Гурко шел с превышением скорости за сто.
Гурко, не дождавшись вопросов, рассказал про фирму и про тепленькое местечко, которое ей уготовано. Оказалось, ей предстояло поработать санитаркой в морге одной из престижных московских клиник. Новость слегка огорошила.
— У меня же никакого опыта, Олег Андреевич!
— Ничего хитрого, я узнавал. Покойники — безобидный народ. Обмывка, косметические процедуры — нехорошо отправляться на тот свет абы в каком виде.
Учти, Лизавета, работа высокооплачиваемая и с хорошей перспективой.
— Благодарю вас, — Лиза ощутила знобкий холодок между лопаток. — Сергей Петрович в курсе?
— Не только в курсе, он тебя и порекомендовал.
Как я понял, Сережа принимает самое заинтересованное участие в твоем будущем.
— Я бы хотела поблагодарить его лично.
— Конечно, ты будешь полностью в его подчинении. Я-то что — отвез, привез.
Кое-какой информацией Гурко поделился. Над этой клиникой, где ей приготовлено местечко, стоит некто Василий Оскарович Поюровский, врач-оборотень. За ним много черноты, но это человек деликатной судьбы: уже третий месяц он ходит на мушке, и неизвестно, почему до сих пор цел: то ли откупился, то ли на временном выпасе. Бизнес, которым он занимается, самый ходовой — торговля человеческими органами. Дело поставлено на широкую ногу, но на сегодняшний день, невидимому, от испуга, Поюровский немного притормозил донорский конвейер. В юридические тонкости Лизе вдаваться не надо, только зря забивать себе голову, ее задача простая: по возможности отследить маршруты донорских караванов, и, второе, выяснить, откуда на Поюровского подул смертельный ветер.
Времени в обрез: один из подельщиков Поюровского, влиятельный думец Ленька Шахов уже в аду, и еще целая цепочка соратников помельче выстругана напрочь.
Если успеют убрать Поюровского, многие концы уйдут под воду. Самуилов будет недоволен таким результатом, потому что распутать змеиный клубок в назидание потомкам — для него вопрос чести.
Он довез ее до Бутова, припарковался прямо перед домом. Но наверх подняться отказался.
От подъезда она помахала ему рукой.
На душе у нее было тревожно. Поднялась на седьмой этаж в родном лифте, где все вентиляционные дырки старательно залеплены жвачкой. Поговаривали, это работа пятиклассника Руслана, про которого всем в доме известно, что скоро шустрого пацана примут стажером в Бутовскую группировку. Лиза имела честь быть с ним знакомой: рослый мальчуган с темными подглазьями на преждевременно постаревшем лице.
Один из многочисленной рати московских огольцов, обреченных на деградацию. На изумление всему миру российский президент однажды похвалился таким свечным огарком перед заокеанскими купцами: вот, дескать, какие у нас теперь замечательные дети, почти как у вас, с малолетства приучаются заколачивать бабки. Мальчик Руслан один раз прямо в лифте предложил Лизе задешево, за триста тысяч, желтую кожаную, якобы японскую, куртку, торчащую из полиэтиленового пакета полуоторванным рукавом. От выгодной покупки Лиза отказалась, и бедовый шкет смерил ее таким угрожающим взглядом, что она была рада, когда он высадился со своим товаром на пятом этаже. Вдогонку лифту крикнул:
— Тетка, хочешь, за двести отдам?!
Возле своей квартиры Лиза помешкала. Послушала тишину за дверью. Гурко предупредил, квартира чистая, но чего не бывает. Не только школа, вся предыдущая жизнь день за днем вгоняла в нее злые шипы подозрительности. Уж теперь-то она выучила, что туда, куда тянет, как раз не стоит спешить. Отперла английский замок латунным ключиком. Постояла в прихожей, щелкнула выключателем. В квартире несомненно кто-то был, но не страшный, свой. Аж до рези в глазах закружилась голова от знакомого запаха одеколона "Спрайт".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93