– Лобуда? – спросил Саблин.
– Лобуда.
Саблин заметил, как Гриднев и Корецкий переглянулись.
– Предполагаете или знаете? – спросил он.
– Кое-что знаем.
– По своим каналам?
– Они у нас глубже, – усмехнулся Гриднев. – Между прочим, кличка у него Юркий. Ты его портрет привез?
Саблин выложил на стол две небольших, одноформатных, снятых по форме карточки.
– Сняты в сорок девятом году, – сказал он.
– Очень уж молодо выглядит, – вмешался Корецкий. – Но узнать можно, если только он не прибегнул к пластической операции. Размножь в лаборатории МУРа. Пусть у каждого участкового будет. Скажи, что крупный белобандит с этой физией ходит.
– Мне кажется, я что-то похожее видел, – вгляделся Гриднев.
– Где?
– Не помню.
– Не у Боголепова ли?
– Честно, не помню.
– Это там, где тот парень работает? – спросил Саблин.
Гриднев посмотрел настороженно и осуждающе.
– У того парня, между прочим, есть имя и фамилия. Знаешь что? Проведи-ка ты денек в этом НИИ. Поброди по коридорам, в лаборатории загляни. Может, что и выглядишь. А я тем временем на денек слетаю в Туркмению. Детство «того парня» проверить. Действительно ли он конник-спортсмен и на ахалтекинских жеребцах ребенком гонял?
Остаток дня Саблин провел в максимовском институте. В лабораторию Максима его не допустили: секретна. Пробежался по коридорам, посидел в буфете. На него не обращали внимания. Сидит чужой парень за столиком, ну и что? Мало ли кто здесь шатается. Может, от студенческой экскурсии отстал и вдруг закусить захотелось. Или из техжурнала какого-нибудь, тоже здесь шастают. До Саблина доносились обрывки разговоров, как всегда в общем шуме, бессвязных, не объединенных ни формой, ни содержанием.
– …Вы под математической зависимостью понимаете формулу… что же вы будете делать с такой формулой?
– …Теория теорией, а как на самом деле?
– …В качестве оценки эффективности работы всего коллектива сотрудников можно взять, например, сумму эффективностей…
– …А что это означает в терминах графа?
– …Почему мы применяем теорию графов, а не теорию графинь?
Есть тут и шутники, слушал и комментировал про себя Саблин. Но чаще слышались обрывки других разговор, весьма далеких и от науки, и от профессии:
– …Такие джинсы теперь уже не носят…
– …Фильм – отвальный, сходи, не пожалеешь…
– …Взяли по сто пятьдесят, а тут его жена звонит…
Но кефир был выпит, пирожок съеден, и Саблин опять побрел по коридорам. В одном из них он и увидел, по словам Гриднева, «что-то похожее». Высокий старик шел с черной папкой к директору. Была у него пресловутая косая сажень в плечах и жирная шея, туго стянутая мягким воротником.
– Кто это? – спросил Саблин идущую мимо девушку.
– Паршин. На подпись к директору идет, – сказала она.
Нет, не он, подумал Саблин. Нет ни казацких усов, ни впалых под ними щек. Лобуда должен был выглядеть постарше. Шрама на виске у него тогда не было. Но ведь усы можно сбрить, щеки с годами могли и вспухнуть. А почему постарше? Гриднев же не постарел, а ведь Гриднев ему ровесник, и глубоких морщин у него нет, и седина только по краям волосы тронула. Все же это не Лобуда. Не та схожесть, какую увидеть хочется. Может быть, в отдел кадров заглянуть?
В кадрах дали личные дела и Максима и Паршина. У Максима все коротко. Возраст – 32 года. Образование – физико-технический институт. Ученая степень – доктор технических наук. Специальность – новые свойства лазерной техники. Приказы о поощрениях и награждениях.
У Паршина еще короче. Возраст пенсионный. Подходяще: не слишком глубокий старик. Лобуде тогда было не больше двадцати пяти лет. Образование – экономическое. Не подходит: Лобуда окончил только ремесленное училище. И специальность не та, Лобуда слесарь, а Паршин бухгалтер. И на оккупированной немцами территории никогда не был, и родом он из Ростова, а не из Одессы… Не та схожесть, не лобудовская. И Саблин и Гриднев знакомы с физиономистикой, но почему Гриднев увидел «что-то похожее», а он, Саблин, не видит. Значит, даже приблизительного опознания нет.
Глава восьмая
Путешествовать на восток – дело неблагодарное, особенно если командировка невелика, каждый час дорог. А тут – извольте: в десять утра взлетел в Домодедове, почти четыре часа проторчал в самолете, приземлился в ашхабадском аэропорту, а там на электрических часах – шестнадцать ноль-ноль, солнце на закат отправилось. Два часа съело поясное время.
– День пропал, – с грустью сказал Гриднев.
Лунолицый, улыбчивый, невысокий гриб-боровик – круглое брюшко полковничий китель распирает, вот-вот пуговицы оторвутся – Рахим Алтыев, гридневский однокашник по академии, засмеялся довольно:
– Я же тебя, торопыгу, знаю. Не пропал у тебя твой день драгоценный, не плачь, подружка. Сейчас чайку попьем, дыньку покушаем и – пожалуйте в Мары, в сорок градусов жары, – увесисто хлопнул друга по плечу. – Как рифма?
– Слабовато. Не Пушкин…
Они шли по горячим, впитавшим в себя туркменский зной бетонным плитам, и Гриднев расслабленно думал о том, что Рахим и вправду знает его как облупленного, изучил за двадцать с лишним лет дружбы и совместной работы и конечно же предусмотрел подходящий рейс в Мары, забыв о гостеприимстве, которое непременно предполагает и горячую шурпу, и рассыпчатый плов, и шашлык, и долгие многочисленные тосты. Впрочем, стол в депутатской комнате был накрыт к обеду.
– Походный вариант, – сказал Алтыев. – У нас есть полтора часа времени – не густо. Но пообедать-то тебе надо. Ты когда назад?
– Как обернусь… Надо же директоршу отыскать, договориться о встрече.
Алтыев плюхнулся в кресло, расстегнул китель и ворот форменной рубахи.
– Тяжело встречать начальство: жарко в параде… – И, вроде бы между прочим, добавил: – Бывший директор детского дома, а ныне персональный пенсионер Дурсун Мурадовна Мамедова ждет тебя сегодня, – тут он посмотрел на часы, – в девятнадцать тридцать по местному времени у себя дома. Тебя встретят и отвезут к ней… – И заторопился: – Давай-давай, обед ждать не хочет.
– Спасибо, Рахим…
И Гриднев опять с благодарностью подумал о предусмотрительности Алтыева, да что там предусмотрительности – о заботливости его: все по часам просчитал, простоя не допустил.
– А за что спасибо? Я, подружка, из корысти стараюсь. Завтра утром в Ашхабад вернешься, жена плов сварит, долго обедать будем… – И, ловя невысказанные возражения друга, хитро улыбнулся: – Очень долго обедать будем, до самого московского рейса…
И, уже прощаясь с Гридневым у трапа маленького Ан-24, спросил серьезно:
– Зачем сам прилетел, раз такая спешка? Неужто наши люди побеседовать с ней не смогли бы?
– Смогли бы, Рахим, кто сомневается. Да только подопечный наш, Каринцев, очень меня интересует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30