Он высказывал ему то, что никогда не говорил при его жизни. И снова спал он на плоской крыше хижины, любуясь звездами, мерцавшими над его головой. Мастерские главного скульптора царя представлялись ему отсюда далекой страной.
Он был крайне удивлен, когда однажды перед ним вдруг появился Ипу.
– Царь требует тебя, – сказал он. – Царь велел главному скульптору взять тебя на большой прием, который состоится сегодня в час, когда зажигаются звезды.
Гроб был уже почти готов. Ипу долго рассматривал его и наконец сказал своему другу:
– Твой мастер был очень одинок!
– Неужели это можно понять, Ипу? – с радостью в голосе спросил Тутмос. – Неужели мне удалось это выразить на его лице?
– Да, тебе это удалось!
На этот раз тронный зал был до отказа забит придворными и другими сановниками. Тутмоса оттеснили за колонну, и он должен был вытягивать голову, чтобы увидеть царя. Он не может оторвать взгляда от царского лица, слегка склоненного вперед, как будто бы под тяжестью короны.
– Вы знаете, что произошло, – сказал царь. – Все, что случилось, хуже того, о чем когда-либо слышал мой отец. Хуже того, что знал в свое время мой дед. Мне придется наказать весь город за непослушание, за нежелание подчиниться истинному и единственному богу!
Да, именно единственному богу! Нет никаких богов ни в образе людей, ни в образе животных! Ни баран и ни ибис, ни сокол и ни кошка не заслуживают поклонения. Только сила, которая исходит от Атона, дает дыхание всем существам, им же сотворенным! Все остальное ложь!
Все это я узнал от него самого, моего божественного отца. Он поведал эти истины мне, своему единственному и любимому сыну. Тот, кто внимает моему учению, тот будет жить вечно! Тот же, кто не последует за мной, умрет, и никакой Осирис не спасет его от вечной смерти!
Я покину этот город! Я построю своему богу город на чистом месте. На месте, которое никогда ранее не оглашалось звуками молитв, я воздвигну святилище в его честь! Каждый, кто верит во всемогущество Атона, в его животворящую благодать, должен последовать за мной. Там моей милостью он получит все, чтобы быть счастливым.
Я отрекаюсь от этого города навсегда и навечно!
Я отрекаюсь навечно и навсегда от бога Амона! Отныне мое имя не Аменхотеп – «Амон доволен»! Отныне мое имя Эхнатон – «Полезный для Атона»! Такова воля моего божественного отца!
Сердце Тутмоса переполнилось радостью. «Так вот каково наказание! Не будет ни крови, ни суда! Значит, царь решил отвернуться ото всех, кто слеп, кто не видит величия Атона!
Но ведь Эхнатон – сын этого всесильного бога! Если царь отвернется от них, если лучи его милости не будут больше их согревать, тогда в их сердцах зародится тоска и желание прозреть! Эта жажда прозрения позволит им примириться со светом его отца!»
Эти мысли так захватили Тутмоса, что он не слышал последних слов царя. Все же ему наконец удалось сосредоточиться. Он внимательно вслушивался в слова Рамоса, седоволосого верховного сановника, который начал говорить после своего повелителя.
– Небо радовалось, – говорил Рамосе, – сердца всех людей, вся земля были полны счастья и радости, когда наш царь выезжал в своей колеснице из светлого золота. Она лучезарна, подобно Атону, когда он восходит и наполняет землю своей любовью! Его величество, наш царь, нашел такое место, которое никогда не принадлежало ни одному из богов! Не кто иной, как сам Атон, направил туда нашего царя!
– Да, это Атон, мой отец, направил меня туда! – снова заговорил царь. – Это он привел меня к местам его небосклонов. Атон пожелал, чтобы я воздвиг здесь город в его честь. Этот город увековечит его великое имя. Эту мысль подсказал мне сам Атон, а не мои советники и вельможи. Мой божественный отец сам привел меня на это место и сказал, что оно больше всего подходит для нового города, для Ахетатона. Мой отец вложил эту мысль в мое сердце и выбрал это место, где пожелал быть почитаемым вечно!
– Все страны принадлежат Атону, – начал свою речь Мерира, верховный жрец нового святилища. – И Хаунебу и сирийцы приносят ему на спинах дары из своих стран. Ведь Атон дает жизнь и им! Изо всех мест будут приходить туда люди, чтобы поклоняться истинному богу. Город Небосклона Атона будет процветать, подобно Атону на небе, вечно, вековечно!
«Как он хорошо говорит!» – подумал Тутмос, но тут ему показалось, что царь делает верховному жрецу нетерпеливые знаки, заставляя его замолчать. Вот опять звучит голос царя:
– Я хочу построить Ахетатон, город Небосклона, на месте, указанном мне моим божественным отцом. Я уже наметил и южную и северную границы города. Он будет стоять не на западном, а на восточном берегу реки. Я построю его на том месте, которое Атон окружил горами. Я воздвигну себе и моей царственной супруге Нефертити, любовью к которой переполнено мое сердце, великолепные дворцы.
В отвесных скалах восточных гор я прикажу вырубить гробницу, где будет место моего дома вечности. День моего погребения придет после бесчисленных праздников Сед – такова воля моего божественного отца. Там же будут заложены гробницы для царицы и нашей дочери, царевны Меритатон. И все те, кто внимает моему учению, отправятся за мной в этот город, наполненный сиянием Атона, и обретут благодать, которую он изливает на свои творения. Моему отцу, Атону, я воздвигну храм в городе Небосклона, храм, который он сам заполнит своими лучами, своим собственным сиянием.
Он сам сотворил себя, собственными руками, и, восходя каждодневно, радует все глаза своей красотой, своим великолепием. Он направит на меня свою беспредельную любовь и подарит мне жизнь и силу навечно, вековечно!
Эхнатон закончил свою речь. Все пали ниц. Когда Тутмос закрыл глаза, перед ним внезапно возникло лицо царя таким, каким оно было в жизни и как его надо изображать: не приукрашивать и не сглаживать, но и не искажать и не уродовать (ибо это тоже было бы неправдой). Лицо его не отличалось ничем примечательным, но оно излучало свет того, кто его создал.
Когда Тутмос, как во сне, вновь поднялся на ноги, он не заметил, что опахалоносец, стоявший справа от царя, подал знак, призывающий всех расходиться. Юноша вздрогнул, когда услышал свое имя.
– Тутмос! – это был голос самого Эхнатона. – У тебя будет собственная мастерская в Ахетатоне. Мне потребуется там очень много скульпторов. Мастеров своего дела. Я видел твой рисунок и не забыл, какую службу ты мне сослужил.
В последний раз переступил Тутмос порог хижины старого Иути. Гроб уже закончен. Тело покойного, пролежавшее в растворе солей в течение тридцати дней, обернуто пеленами из тончайшей материи. На этот раз управляющий Небамуна не поскупился. Как одинок был при жизни старый мастер! А теперь большая толпа людей шла за его гробом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Он был крайне удивлен, когда однажды перед ним вдруг появился Ипу.
– Царь требует тебя, – сказал он. – Царь велел главному скульптору взять тебя на большой прием, который состоится сегодня в час, когда зажигаются звезды.
Гроб был уже почти готов. Ипу долго рассматривал его и наконец сказал своему другу:
– Твой мастер был очень одинок!
– Неужели это можно понять, Ипу? – с радостью в голосе спросил Тутмос. – Неужели мне удалось это выразить на его лице?
– Да, тебе это удалось!
На этот раз тронный зал был до отказа забит придворными и другими сановниками. Тутмоса оттеснили за колонну, и он должен был вытягивать голову, чтобы увидеть царя. Он не может оторвать взгляда от царского лица, слегка склоненного вперед, как будто бы под тяжестью короны.
– Вы знаете, что произошло, – сказал царь. – Все, что случилось, хуже того, о чем когда-либо слышал мой отец. Хуже того, что знал в свое время мой дед. Мне придется наказать весь город за непослушание, за нежелание подчиниться истинному и единственному богу!
Да, именно единственному богу! Нет никаких богов ни в образе людей, ни в образе животных! Ни баран и ни ибис, ни сокол и ни кошка не заслуживают поклонения. Только сила, которая исходит от Атона, дает дыхание всем существам, им же сотворенным! Все остальное ложь!
Все это я узнал от него самого, моего божественного отца. Он поведал эти истины мне, своему единственному и любимому сыну. Тот, кто внимает моему учению, тот будет жить вечно! Тот же, кто не последует за мной, умрет, и никакой Осирис не спасет его от вечной смерти!
Я покину этот город! Я построю своему богу город на чистом месте. На месте, которое никогда ранее не оглашалось звуками молитв, я воздвигну святилище в его честь! Каждый, кто верит во всемогущество Атона, в его животворящую благодать, должен последовать за мной. Там моей милостью он получит все, чтобы быть счастливым.
Я отрекаюсь от этого города навсегда и навечно!
Я отрекаюсь навечно и навсегда от бога Амона! Отныне мое имя не Аменхотеп – «Амон доволен»! Отныне мое имя Эхнатон – «Полезный для Атона»! Такова воля моего божественного отца!
Сердце Тутмоса переполнилось радостью. «Так вот каково наказание! Не будет ни крови, ни суда! Значит, царь решил отвернуться ото всех, кто слеп, кто не видит величия Атона!
Но ведь Эхнатон – сын этого всесильного бога! Если царь отвернется от них, если лучи его милости не будут больше их согревать, тогда в их сердцах зародится тоска и желание прозреть! Эта жажда прозрения позволит им примириться со светом его отца!»
Эти мысли так захватили Тутмоса, что он не слышал последних слов царя. Все же ему наконец удалось сосредоточиться. Он внимательно вслушивался в слова Рамоса, седоволосого верховного сановника, который начал говорить после своего повелителя.
– Небо радовалось, – говорил Рамосе, – сердца всех людей, вся земля были полны счастья и радости, когда наш царь выезжал в своей колеснице из светлого золота. Она лучезарна, подобно Атону, когда он восходит и наполняет землю своей любовью! Его величество, наш царь, нашел такое место, которое никогда не принадлежало ни одному из богов! Не кто иной, как сам Атон, направил туда нашего царя!
– Да, это Атон, мой отец, направил меня туда! – снова заговорил царь. – Это он привел меня к местам его небосклонов. Атон пожелал, чтобы я воздвиг здесь город в его честь. Этот город увековечит его великое имя. Эту мысль подсказал мне сам Атон, а не мои советники и вельможи. Мой божественный отец сам привел меня на это место и сказал, что оно больше всего подходит для нового города, для Ахетатона. Мой отец вложил эту мысль в мое сердце и выбрал это место, где пожелал быть почитаемым вечно!
– Все страны принадлежат Атону, – начал свою речь Мерира, верховный жрец нового святилища. – И Хаунебу и сирийцы приносят ему на спинах дары из своих стран. Ведь Атон дает жизнь и им! Изо всех мест будут приходить туда люди, чтобы поклоняться истинному богу. Город Небосклона Атона будет процветать, подобно Атону на небе, вечно, вековечно!
«Как он хорошо говорит!» – подумал Тутмос, но тут ему показалось, что царь делает верховному жрецу нетерпеливые знаки, заставляя его замолчать. Вот опять звучит голос царя:
– Я хочу построить Ахетатон, город Небосклона, на месте, указанном мне моим божественным отцом. Я уже наметил и южную и северную границы города. Он будет стоять не на западном, а на восточном берегу реки. Я построю его на том месте, которое Атон окружил горами. Я воздвигну себе и моей царственной супруге Нефертити, любовью к которой переполнено мое сердце, великолепные дворцы.
В отвесных скалах восточных гор я прикажу вырубить гробницу, где будет место моего дома вечности. День моего погребения придет после бесчисленных праздников Сед – такова воля моего божественного отца. Там же будут заложены гробницы для царицы и нашей дочери, царевны Меритатон. И все те, кто внимает моему учению, отправятся за мной в этот город, наполненный сиянием Атона, и обретут благодать, которую он изливает на свои творения. Моему отцу, Атону, я воздвигну храм в городе Небосклона, храм, который он сам заполнит своими лучами, своим собственным сиянием.
Он сам сотворил себя, собственными руками, и, восходя каждодневно, радует все глаза своей красотой, своим великолепием. Он направит на меня свою беспредельную любовь и подарит мне жизнь и силу навечно, вековечно!
Эхнатон закончил свою речь. Все пали ниц. Когда Тутмос закрыл глаза, перед ним внезапно возникло лицо царя таким, каким оно было в жизни и как его надо изображать: не приукрашивать и не сглаживать, но и не искажать и не уродовать (ибо это тоже было бы неправдой). Лицо его не отличалось ничем примечательным, но оно излучало свет того, кто его создал.
Когда Тутмос, как во сне, вновь поднялся на ноги, он не заметил, что опахалоносец, стоявший справа от царя, подал знак, призывающий всех расходиться. Юноша вздрогнул, когда услышал свое имя.
– Тутмос! – это был голос самого Эхнатона. – У тебя будет собственная мастерская в Ахетатоне. Мне потребуется там очень много скульпторов. Мастеров своего дела. Я видел твой рисунок и не забыл, какую службу ты мне сослужил.
В последний раз переступил Тутмос порог хижины старого Иути. Гроб уже закончен. Тело покойного, пролежавшее в растворе солей в течение тридцати дней, обернуто пеленами из тончайшей материи. На этот раз управляющий Небамуна не поскупился. Как одинок был при жизни старый мастер! А теперь большая толпа людей шла за его гробом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65