Он успел сделать несколько глотков из бокала, и у него, наконец, перестали трястись руки.
– Я просто давно не фехтовал, только и всего. Мне какое-то время вообще не доводилось брать в руки оружие. А в те времена, когда я его носил, – добавил Лайам, – обычно только этой делал. В смысле – просто носил. Я могу сосчитать по пальцам те случаи, когда мне приходилось пускать его в ход.
Это не вполне соответствовало действительности; на самом деле Лайаму приходилось драться много и порой беспощадно, однако в этих схватках отнюдь не фехтование выручало его. Но объяснения, похоже, сделали свое дело: Сцевола успокоился и с аппетитом принялся за пирог. Через несколько минут, когда Лайам окончательно пришел в себя, он снова принялся размышлять о своем госте. Симптомы болезни, как видно, не очень беспокоили юношу, хотя Лайам не мог не признать, что выглядит он ужасно. Но отвращения Лайам не испытывал, и он с любопытством задумался о той странной смеси весьма разнородных качеств, которой наделял человека этот недуг. На вид Сцевола был сущим чудовищем – и при этом он, несомненно, являлся самым проворным фехтовальщиком из всех, что Лайаму доводилось в своей жизни встречать.
Гость почувствовал пристальный взгляд хозяина и, оторвавшись от еды, вопросительно посмотрел на него.
– Вы ведь, вероятно, лучший боец своего храма?
– Да, – подтвердил Сцевола. Это не было хвастовством – обычная констатация факта. – Я учу других. Только сейчас из-за усиленных караулов и всей этой суматохи времени на тренировки почти что не остается.
– Ах да, суматоха, – протянул Лайам. – Вокруг несостоявшейся кражи. Насколько я понимаю, иерарх Клотен очень… разволновался из-за нее.
Сцевола возвел глаза к потолку. Окружающие глаза его кожистые чешуйки остались при этом недвижными.
– Разволновался – не то слово. Он обвиняет в злокозненных умыслах всех и каждого. Я просто представить себе не могу, зачем ему затевать скандал с почитателями отца нашей глубокочтимой богини, но он именно это и делает.
– Какого отца? Отца богини Беллоны? Юный служитель нового культа положил ложку на стол.
– Многие из нас полагают, – глубокомысленно произнес он, – что бог Раздора – отец Беллоны, а мать… Ну, касательно матери существуют различные мнения. В храме еще не пришли к согласию по этому вопросу. Эластр, хранитель оружия, полагает, что ее мать – Урис, хотя лично я в том сомневаюсь. А Клотен утверждает, что у Беллоны нет ни матери, ни отца. Что она просто есть, вот и все. – Тон юноши недвусмысленно свидетельствовал, что в утверждениях иерарха Клотена он сомневается еще больше.
– Я ничего об этом не знал.
– Культ Беллоны молод, – снисходительно пояснил Сцевола. – Многие подробности ее возвышения еще следует установить. Но большинство почитателей богини верят, что она – дитя божественного союза.
– Но Клотен в это не верит?
– Нет. Он спорит по этому поводу с Эластром, иногда очень бурно, и я слыхал, будто он игнорирует многие распоряжения, поступающие из Кэрнавона. Но Клотен – племянник великого иерарха Лоустофта, и с этим нельзя не считаться.
Лайам внимательно слушал юношу. Он никогда особо не интересовался религиозными распрями – боги Мидланда были древними, укрепившимися, в их величии никто не смел усомниться – но эти сведения могли пригодиться Кессиасу. Самого же Лайама волновал лишь один вопрос.
– А зачем вам грифон?
– Для жертвоприношения, – неуверенно отозвался Сцевола. – Иерарх Клотен сказал, что мы принесем его в жертву в день официального открытия храма.
– А где вы его взяли?
– Поймали по дороге из Кэрнавона сюда. Когда мы уже спустились с гор, на нас напали разбойники.
Глаза юноши вспыхнули. Он на мгновение смолк, словно перебирая в памяти эпизоды кровавой схватки.
– Когда все закончилось, мы решили посвятить нашу победу Беллоне и стали проводить должный обряд. На краю поля среди мертвецов сидел этот грифон. Он был какой-то странный. Грифоны вообще-то стервятники, но этот просто смотрел на убитых и даже не попытался от нас улизнуть.
Лайам озадачился. Грифоны, по его сведениям, были яростными бойцами и ревностно отстаивали свою свободу.
– Мы с легкостью заковали его в цепи, – продолжал тем временем Сцевола, – и с тех пор он не доставлял нам хлопот. – А чем вы его кормите?
– Ничем, – отозвался Сцевола, отводя глаза. – По дороге мы пытались его кормить, но он от всего отказывался. Хотя Эластр каждый день пробовал давать ему то одно, то другое. К тому времени как мы добрались сюда, иерарх Клотен велел ему прекратить эти попытки.
– Давайте я угадаю, что было дальше, – шутливо сказал Лайам. – Эластр его не послушался и Клотен приказал подвесить грифона под потолком, чтобы хранитель оружия не мог до него добраться.
Однако Сцевола не был склонен шутить.
– Вы правы. Все так и было, и вызвало новые разногласия. Древние служители храма, который мы заняли, что-то подвешивали к потолку. Не знаю что, – хранитель Эластр думает, что это была большая статуя их бога, – но когда мы прибыли, цепь там уже висела. И иерарх Клотен сразу же решил приковать к ней клетку с грифоном. Но многим из нас это не понравилось. И не нравится до сих пор.
– В самом деле? – переспросил Лайам, поскольку не знал, что тут еще можно сказать. Похоже, у почитателей Беллоны имелось предостаточно причин для внутренних распрей.
Некоторое время они молчали, погрузившись в размышления. В конце концов Сцевола отодвинул тарелку и встал из-за стола:
– Мне пора возвращаться. Спасибо за трапезу – и за тренировку.
– Не за что, – отозвался Лайам. – Жаль только, что я не оказал вам должного сопротивления.
Он тоже встал, чтобы проводить гостя к выходу. – Вы просто недостаточно подготовлены, только и всего. Если бы вы захотели, из вас получился бы отменный боец.
Это замечание вызвало у Лайама усмешку.
– Что-то я сомневаюсь.
Они пожали друг другу руки, и Лайам чуть задержался на пляже, чтобы полюбоваться, с какой легкостью юноша взлетает вверх по скалистому склону. Затем он потянулся и вернулся на кухню. Повинуясь желанию хозяина, печь тут же предоставила ему ведро с горячей водой. Лайам разделся и смыл с тела засохший пот, размышляя попутно обо всем, что успел рассказать ему молодой человек. На первый взгляд, теологические разногласия почитателей Беллоны особого интереса не представляли, но, пораскинув мозгами, Лайам решил, что тут имеется парочка закавык. Если Клотен и вправду племянник Ботмера Лоустофта, значит, он вдвойне заинтересован в сохранности пергаментов своего дядюшки, особенно теперь, когда его авторитет пошатнулся. Возможно, столь бурная реакция Клотена на ночное происшествие объясняется тем, что главный жрец новой богини отчаянно пытается укрепить свое положение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Я просто давно не фехтовал, только и всего. Мне какое-то время вообще не доводилось брать в руки оружие. А в те времена, когда я его носил, – добавил Лайам, – обычно только этой делал. В смысле – просто носил. Я могу сосчитать по пальцам те случаи, когда мне приходилось пускать его в ход.
Это не вполне соответствовало действительности; на самом деле Лайаму приходилось драться много и порой беспощадно, однако в этих схватках отнюдь не фехтование выручало его. Но объяснения, похоже, сделали свое дело: Сцевола успокоился и с аппетитом принялся за пирог. Через несколько минут, когда Лайам окончательно пришел в себя, он снова принялся размышлять о своем госте. Симптомы болезни, как видно, не очень беспокоили юношу, хотя Лайам не мог не признать, что выглядит он ужасно. Но отвращения Лайам не испытывал, и он с любопытством задумался о той странной смеси весьма разнородных качеств, которой наделял человека этот недуг. На вид Сцевола был сущим чудовищем – и при этом он, несомненно, являлся самым проворным фехтовальщиком из всех, что Лайаму доводилось в своей жизни встречать.
Гость почувствовал пристальный взгляд хозяина и, оторвавшись от еды, вопросительно посмотрел на него.
– Вы ведь, вероятно, лучший боец своего храма?
– Да, – подтвердил Сцевола. Это не было хвастовством – обычная констатация факта. – Я учу других. Только сейчас из-за усиленных караулов и всей этой суматохи времени на тренировки почти что не остается.
– Ах да, суматоха, – протянул Лайам. – Вокруг несостоявшейся кражи. Насколько я понимаю, иерарх Клотен очень… разволновался из-за нее.
Сцевола возвел глаза к потолку. Окружающие глаза его кожистые чешуйки остались при этом недвижными.
– Разволновался – не то слово. Он обвиняет в злокозненных умыслах всех и каждого. Я просто представить себе не могу, зачем ему затевать скандал с почитателями отца нашей глубокочтимой богини, но он именно это и делает.
– Какого отца? Отца богини Беллоны? Юный служитель нового культа положил ложку на стол.
– Многие из нас полагают, – глубокомысленно произнес он, – что бог Раздора – отец Беллоны, а мать… Ну, касательно матери существуют различные мнения. В храме еще не пришли к согласию по этому вопросу. Эластр, хранитель оружия, полагает, что ее мать – Урис, хотя лично я в том сомневаюсь. А Клотен утверждает, что у Беллоны нет ни матери, ни отца. Что она просто есть, вот и все. – Тон юноши недвусмысленно свидетельствовал, что в утверждениях иерарха Клотена он сомневается еще больше.
– Я ничего об этом не знал.
– Культ Беллоны молод, – снисходительно пояснил Сцевола. – Многие подробности ее возвышения еще следует установить. Но большинство почитателей богини верят, что она – дитя божественного союза.
– Но Клотен в это не верит?
– Нет. Он спорит по этому поводу с Эластром, иногда очень бурно, и я слыхал, будто он игнорирует многие распоряжения, поступающие из Кэрнавона. Но Клотен – племянник великого иерарха Лоустофта, и с этим нельзя не считаться.
Лайам внимательно слушал юношу. Он никогда особо не интересовался религиозными распрями – боги Мидланда были древними, укрепившимися, в их величии никто не смел усомниться – но эти сведения могли пригодиться Кессиасу. Самого же Лайама волновал лишь один вопрос.
– А зачем вам грифон?
– Для жертвоприношения, – неуверенно отозвался Сцевола. – Иерарх Клотен сказал, что мы принесем его в жертву в день официального открытия храма.
– А где вы его взяли?
– Поймали по дороге из Кэрнавона сюда. Когда мы уже спустились с гор, на нас напали разбойники.
Глаза юноши вспыхнули. Он на мгновение смолк, словно перебирая в памяти эпизоды кровавой схватки.
– Когда все закончилось, мы решили посвятить нашу победу Беллоне и стали проводить должный обряд. На краю поля среди мертвецов сидел этот грифон. Он был какой-то странный. Грифоны вообще-то стервятники, но этот просто смотрел на убитых и даже не попытался от нас улизнуть.
Лайам озадачился. Грифоны, по его сведениям, были яростными бойцами и ревностно отстаивали свою свободу.
– Мы с легкостью заковали его в цепи, – продолжал тем временем Сцевола, – и с тех пор он не доставлял нам хлопот. – А чем вы его кормите?
– Ничем, – отозвался Сцевола, отводя глаза. – По дороге мы пытались его кормить, но он от всего отказывался. Хотя Эластр каждый день пробовал давать ему то одно, то другое. К тому времени как мы добрались сюда, иерарх Клотен велел ему прекратить эти попытки.
– Давайте я угадаю, что было дальше, – шутливо сказал Лайам. – Эластр его не послушался и Клотен приказал подвесить грифона под потолком, чтобы хранитель оружия не мог до него добраться.
Однако Сцевола не был склонен шутить.
– Вы правы. Все так и было, и вызвало новые разногласия. Древние служители храма, который мы заняли, что-то подвешивали к потолку. Не знаю что, – хранитель Эластр думает, что это была большая статуя их бога, – но когда мы прибыли, цепь там уже висела. И иерарх Клотен сразу же решил приковать к ней клетку с грифоном. Но многим из нас это не понравилось. И не нравится до сих пор.
– В самом деле? – переспросил Лайам, поскольку не знал, что тут еще можно сказать. Похоже, у почитателей Беллоны имелось предостаточно причин для внутренних распрей.
Некоторое время они молчали, погрузившись в размышления. В конце концов Сцевола отодвинул тарелку и встал из-за стола:
– Мне пора возвращаться. Спасибо за трапезу – и за тренировку.
– Не за что, – отозвался Лайам. – Жаль только, что я не оказал вам должного сопротивления.
Он тоже встал, чтобы проводить гостя к выходу. – Вы просто недостаточно подготовлены, только и всего. Если бы вы захотели, из вас получился бы отменный боец.
Это замечание вызвало у Лайама усмешку.
– Что-то я сомневаюсь.
Они пожали друг другу руки, и Лайам чуть задержался на пляже, чтобы полюбоваться, с какой легкостью юноша взлетает вверх по скалистому склону. Затем он потянулся и вернулся на кухню. Повинуясь желанию хозяина, печь тут же предоставила ему ведро с горячей водой. Лайам разделся и смыл с тела засохший пот, размышляя попутно обо всем, что успел рассказать ему молодой человек. На первый взгляд, теологические разногласия почитателей Беллоны особого интереса не представляли, но, пораскинув мозгами, Лайам решил, что тут имеется парочка закавык. Если Клотен и вправду племянник Ботмера Лоустофта, значит, он вдвойне заинтересован в сохранности пергаментов своего дядюшки, особенно теперь, когда его авторитет пошатнулся. Возможно, столь бурная реакция Клотена на ночное происшествие объясняется тем, что главный жрец новой богини отчаянно пытается укрепить свое положение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79