Удалившись от театра на приличное расстояние, Лайам сосредоточился и вытолкнул за пределы сознания мысль.
“Ну что, милый друг? Не хочешь ли посетить величайший в Таралоне зверинец?”
“У меня нет кроны, чтобы заплатить за вход”, – почти мгновенно отреагировал Фануил.
“Возможно, тебя впустят бесплатно, чтобы потом предоставить лучшую клетку”, – усмехнулся Лайам.
Фануил не ответил.
Лайам шел медленно: для того, что он задумал, время было недостаточно поздним. Посещение зверинца, несмотря на то, что оно навеяло неприятное воспоминание о плененном грифоне, ему понравилось. Мадам Рунрат явно любила своих питомцев и старалась обеспечить им хорошую жизнь, если только жизнь в клетке можно назвать хорошей. Интересно, как она с этим справляется? Если посетителей всегда так немного, ей очень непросто прокормить этакую ораву. Помещение, которое арендовала мадам, также наводило на размышления. Из него на зимний сезон выселили театр, чтобы избежать больших скоплений народа, и тут же вселили туда зверинец, способный привлекать немалое количество горожан. Кессиас весьма своеобразно выполнял распоряжения герцога.
Кварталы города были безлюдны; в большинстве домов, мимо которых проходил Лайам, свет погас, а уличные факелы почти догорели. Лайам пожалел, что не позаимствовал у мадам Рунрат хотя бы самый заржавленный из ее фонарей.
“Посмотри вверх”.
Лайам мгновенно взглянул на небо, разыскивая там Фануила.
– Ты где?
“Смотри южнее”.
Лайам продолжал безуспешно разглядывать усыпанный звездами небосклон, пока в глаза ему не бросилось нечто вроде пылающей кляксы. Клякса двигалась, влача за собой лохматый сияющий хвост.
– Комета!
Комета словно бы разгоралась: небо вокруг нее из черного становилось бархатно-синим. Душу Лайама объял благоговейный восторг; теперь он понял, почему Кессиас был так взволнован. Лайаму довелось в своей жизни повидать немало крупных и ярких звезд, но ни одна из них не могла соперничать с этой.
– Даже если эта красавица – не божественный знак, все равно она порождена небесами, – сказал он сам себе, затем с сожалением оторвал взгляд от знамения и двинулся дальше. Сияние кометы отзывалось в улицах мрачноватым мерцанием, оно делало черное серым, а белое заставляло сверкать. Лайам поймал себя на том, что, то и дело озирается по сторонам. Дверные проемы, переулки и арки, ранее укрывавшиеся во тьме, внезапно заполнились неясными угрожающими тенями.
“Фануил!” – мысленно окликнул Лайам.
“Я жду возле дома”.
“Хорошо”, – отозвался Лайам, хотя на самом деле ничего хорошего в этом не находил. Ему сейчас очень хотелось, чтобы дракончик сопровождал его, а не торчал где-то вдали. Однако он постарался взять себя в руки, нарочито замедлил шаг и перестал вертеть головой.
Богатые кварталы не спали, во многих окнах горел свет. Добравшись до нужной улицы, Лайам постарался сосредоточиться. Он видел заброшенное строение лишь сверху – глазами маленькой твари, и ему потребовалось какое-то время, чтобы этот дом отыскать.
Над улицей пронесся шелест. Фануил, сидящий на крыше соседнего здания, приветственно распахнул крылья.
“Я здесь. Я буду тебя ждать”.
“Хорошо. Следи за моими мыслями, но ни во что не вмешивайся, пока я сам тебя об этом не попрошу”.
“Как будет угодно мастеру”.
Лайам одобрительно кивнул, но не сдвинулся с места. Он подумал, что мысленное общение с Фануилом дается теперь ему на удивленье легко, потом погрузился в размышления о том, почему кометы выглядят так странно.
Внезапно Лайам осознал, как все это выглядит со стороны. Глухая ночь. Улица. Какой-то олух пялится на пустой дом. Эта картина заставила его встряхнуться.
“Шевелись-ка, – приказал он себе и решительно зашагал по булыжной мостовой к дому. – Не волнуйся, там никаких призраков нет.
Впрочем, сейчас – в зловещем свете кометы, с окнами, прикрытыми ставнями и отороченными снежным покровом, – заброшенное строение и впрямь стало походить на прибежище всяческой нечисти.
“Именно так и должно быть, – обозленно бросил себе Лайам. – Здесь тайный притон, а не гостиница!” Он стиснул рукоять кинжала, в три приема одолел ступени крыльца и толкнул дверь. Та нимало не подалась, и на миг Лайама затопила жаркая волна облегчения. Но он быстро совладал с ней и снова толкнул дверь.
“Дверная ручка, идиот”.
Ручка легко повернулась у него под рукой, словно ее лишь недавно смазали маслом, и дверь беззвучно отворилась. За ней обнаружился темный коридор; в конце его, едва освещенная неверным светом кометы, угадывалась черная штора. Лайам глубоко вздохнул и осторожно двинулся по коридору, раскинув руки, чтобы нашарить стены. Он ощутил, что ноги его ступают по чему-то вроде ковра – и руки также касались какой-то ворсистой ткани. Ковры приглушают звуки и сохраняют тепло, догадался он, неспешно продвигаясь вперед. Ведь обитателям притона ни к чему лишний шум, а отапливать заброшенный дом они тоже не могут. С этой мыслью Лайам добрался до конца коридора.
Несколько мгновений он прислушивался к царившей вокруг тишине, ко так ничего и не услышав. А потому он почти без опаски отодвинул тяжелую штору – и свет единственной горевшей за ней свечи заставил его на миг прищурить глаза.
А затем, ощутив сильный толчок в спину, Лайам полетел на пол; но его мгновенно перевернули и лопатками прижали к стене. В живот Лайама уперлось чье-то колено, тяжелая рука закрыла ему рот, а к горлу прижалось холодное острое лезвие Яростные глаза обитателя дома вонзились в лицо незваного гостя. Губы его насмешливо шевельнулись.
– Привет! Являться с визитом посреди ночи? И без предупреждения. Что за дурные манеры!
– Эй! – донесся из коридора довольно приятный, но тонкий голос. – Он оставил дверь открытой!
– Ну так закрой ее, шлюха! – отозвался человек, удерживавший Лайама.
“Мастер?”
Лайам качнул головой, но послать мысль не удалось. Нажим лезвия немного усилился, равно как и хватка руки, сжимающей его челюсть.
– Он еще и дверь оставил открытой! Скверно, скверно, скверно!
С каждым “скверно” Лайама стукали затылком о стену, а нож чуть глубже входил в его кожу. Потом мужчина прищурил один глаз и внимательно оглядел своего пленника.
– А теперь я хочу знать, – произнес он, – будет ли здесь вопить кто-нибудь? Если я, допустим, уберу одну руку, и совсем не ту, в какой у меня нож? Не начнет ли здесь кто-то шуметь?
Лайам плавно помотал головой – настолько плавно, насколько позволяли нож и сжимающая челюсть рука.
– Я закрыла дверь, – раздался тот же голос откуда-то слева, – и я никакая не шлюха!
– Заткнись, дура, – произнес мужчина и слегка шевельнул ножом. – Ну а теперь, прежде чем тебя заколоть, я собираюсь убрать руку и спросить, зачем ты сюда заявился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
“Ну что, милый друг? Не хочешь ли посетить величайший в Таралоне зверинец?”
“У меня нет кроны, чтобы заплатить за вход”, – почти мгновенно отреагировал Фануил.
“Возможно, тебя впустят бесплатно, чтобы потом предоставить лучшую клетку”, – усмехнулся Лайам.
Фануил не ответил.
Лайам шел медленно: для того, что он задумал, время было недостаточно поздним. Посещение зверинца, несмотря на то, что оно навеяло неприятное воспоминание о плененном грифоне, ему понравилось. Мадам Рунрат явно любила своих питомцев и старалась обеспечить им хорошую жизнь, если только жизнь в клетке можно назвать хорошей. Интересно, как она с этим справляется? Если посетителей всегда так немного, ей очень непросто прокормить этакую ораву. Помещение, которое арендовала мадам, также наводило на размышления. Из него на зимний сезон выселили театр, чтобы избежать больших скоплений народа, и тут же вселили туда зверинец, способный привлекать немалое количество горожан. Кессиас весьма своеобразно выполнял распоряжения герцога.
Кварталы города были безлюдны; в большинстве домов, мимо которых проходил Лайам, свет погас, а уличные факелы почти догорели. Лайам пожалел, что не позаимствовал у мадам Рунрат хотя бы самый заржавленный из ее фонарей.
“Посмотри вверх”.
Лайам мгновенно взглянул на небо, разыскивая там Фануила.
– Ты где?
“Смотри южнее”.
Лайам продолжал безуспешно разглядывать усыпанный звездами небосклон, пока в глаза ему не бросилось нечто вроде пылающей кляксы. Клякса двигалась, влача за собой лохматый сияющий хвост.
– Комета!
Комета словно бы разгоралась: небо вокруг нее из черного становилось бархатно-синим. Душу Лайама объял благоговейный восторг; теперь он понял, почему Кессиас был так взволнован. Лайаму довелось в своей жизни повидать немало крупных и ярких звезд, но ни одна из них не могла соперничать с этой.
– Даже если эта красавица – не божественный знак, все равно она порождена небесами, – сказал он сам себе, затем с сожалением оторвал взгляд от знамения и двинулся дальше. Сияние кометы отзывалось в улицах мрачноватым мерцанием, оно делало черное серым, а белое заставляло сверкать. Лайам поймал себя на том, что, то и дело озирается по сторонам. Дверные проемы, переулки и арки, ранее укрывавшиеся во тьме, внезапно заполнились неясными угрожающими тенями.
“Фануил!” – мысленно окликнул Лайам.
“Я жду возле дома”.
“Хорошо”, – отозвался Лайам, хотя на самом деле ничего хорошего в этом не находил. Ему сейчас очень хотелось, чтобы дракончик сопровождал его, а не торчал где-то вдали. Однако он постарался взять себя в руки, нарочито замедлил шаг и перестал вертеть головой.
Богатые кварталы не спали, во многих окнах горел свет. Добравшись до нужной улицы, Лайам постарался сосредоточиться. Он видел заброшенное строение лишь сверху – глазами маленькой твари, и ему потребовалось какое-то время, чтобы этот дом отыскать.
Над улицей пронесся шелест. Фануил, сидящий на крыше соседнего здания, приветственно распахнул крылья.
“Я здесь. Я буду тебя ждать”.
“Хорошо. Следи за моими мыслями, но ни во что не вмешивайся, пока я сам тебя об этом не попрошу”.
“Как будет угодно мастеру”.
Лайам одобрительно кивнул, но не сдвинулся с места. Он подумал, что мысленное общение с Фануилом дается теперь ему на удивленье легко, потом погрузился в размышления о том, почему кометы выглядят так странно.
Внезапно Лайам осознал, как все это выглядит со стороны. Глухая ночь. Улица. Какой-то олух пялится на пустой дом. Эта картина заставила его встряхнуться.
“Шевелись-ка, – приказал он себе и решительно зашагал по булыжной мостовой к дому. – Не волнуйся, там никаких призраков нет.
Впрочем, сейчас – в зловещем свете кометы, с окнами, прикрытыми ставнями и отороченными снежным покровом, – заброшенное строение и впрямь стало походить на прибежище всяческой нечисти.
“Именно так и должно быть, – обозленно бросил себе Лайам. – Здесь тайный притон, а не гостиница!” Он стиснул рукоять кинжала, в три приема одолел ступени крыльца и толкнул дверь. Та нимало не подалась, и на миг Лайама затопила жаркая волна облегчения. Но он быстро совладал с ней и снова толкнул дверь.
“Дверная ручка, идиот”.
Ручка легко повернулась у него под рукой, словно ее лишь недавно смазали маслом, и дверь беззвучно отворилась. За ней обнаружился темный коридор; в конце его, едва освещенная неверным светом кометы, угадывалась черная штора. Лайам глубоко вздохнул и осторожно двинулся по коридору, раскинув руки, чтобы нашарить стены. Он ощутил, что ноги его ступают по чему-то вроде ковра – и руки также касались какой-то ворсистой ткани. Ковры приглушают звуки и сохраняют тепло, догадался он, неспешно продвигаясь вперед. Ведь обитателям притона ни к чему лишний шум, а отапливать заброшенный дом они тоже не могут. С этой мыслью Лайам добрался до конца коридора.
Несколько мгновений он прислушивался к царившей вокруг тишине, ко так ничего и не услышав. А потому он почти без опаски отодвинул тяжелую штору – и свет единственной горевшей за ней свечи заставил его на миг прищурить глаза.
А затем, ощутив сильный толчок в спину, Лайам полетел на пол; но его мгновенно перевернули и лопатками прижали к стене. В живот Лайама уперлось чье-то колено, тяжелая рука закрыла ему рот, а к горлу прижалось холодное острое лезвие Яростные глаза обитателя дома вонзились в лицо незваного гостя. Губы его насмешливо шевельнулись.
– Привет! Являться с визитом посреди ночи? И без предупреждения. Что за дурные манеры!
– Эй! – донесся из коридора довольно приятный, но тонкий голос. – Он оставил дверь открытой!
– Ну так закрой ее, шлюха! – отозвался человек, удерживавший Лайама.
“Мастер?”
Лайам качнул головой, но послать мысль не удалось. Нажим лезвия немного усилился, равно как и хватка руки, сжимающей его челюсть.
– Он еще и дверь оставил открытой! Скверно, скверно, скверно!
С каждым “скверно” Лайама стукали затылком о стену, а нож чуть глубже входил в его кожу. Потом мужчина прищурил один глаз и внимательно оглядел своего пленника.
– А теперь я хочу знать, – произнес он, – будет ли здесь вопить кто-нибудь? Если я, допустим, уберу одну руку, и совсем не ту, в какой у меня нож? Не начнет ли здесь кто-то шуметь?
Лайам плавно помотал головой – настолько плавно, насколько позволяли нож и сжимающая челюсть рука.
– Я закрыла дверь, – раздался тот же голос откуда-то слева, – и я никакая не шлюха!
– Заткнись, дура, – произнес мужчина и слегка шевельнул ножом. – Ну а теперь, прежде чем тебя заколоть, я собираюсь убрать руку и спросить, зачем ты сюда заявился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79