– И позвольте мне сказать вам, сударь, что вас узнали.
– Что же из этого? – нетерпеливо ответил я, продолжая ехать вперед. – Уж не разбойники ли вы, что преграждаете честным людям дорогу?
Говоривший язвительно взглянул на меня и, помолчав, ответил:
– Оставьте шутки, сударь! Кто вы такой, я не знаю. Но особу, которая едет рядом с вами, зовут де Рони. Его я знаю и прошу остановиться.
Я решил, что игра наша проиграна; но Рони сейчас же ответил ему, притом почти в тех же выражениях, как и я:
– Да, сударь, но что же из этого?
– Что из этого? – воскликнул незнакомец, дав шпоры своему коню, но по-прежнему заграждая нам дорогу. – А то, что вы должны быть сумасшедшим, если решаетесь показываться на этом берегу Луары.
– Я уже давно не видел другого берега, – бесстрастно ответил мой друг.
– Но, ведь, вы де Рони! Вы этого не отрицаете? – с удивлением воскликнул вопрошавший.
– Конечно я этого не отрицаю, – прямо ответил Рони. – Да, было время, сударь, – продолжал он, внезапно воодушевляясь, – когда редко кто из придворных его величества осмеливался вступать в пререкания с Соломоном де Бетюном, и уж, наверное, никто не посмел бы остановить его на большой дороге, на расстоянии мили от дворца. Но времена, стало быть, переменились, сударь, и это очевидно не только для меня, но и для других, если любой прохожий на дороге позволяет себе останавливать верных и надежных людей, собирающихся вокруг его величества в минуту нужды?
– Что? Вы – Соломон де Бетюн?! – недоверчиво воскликнул незнакомец. Несмотря на видимое недоверие, лицо его изменилось, и в голосе послышались разочарование и досада.
– А кто же иной, сударь? – надменно ответил Рони. – Я Соломон де Бетюн, и насколько знаю, не менее других имею право находиться на этом берегу Луары.
– Тысяча извинений!
– Если вы не удовлетворены…
– Нет, месье де Рони, я вполне удовлетворен.
Незнакомец повторил это с унылым видом, еще раз прибавил «Тысяча извинений» и стал приносить новые извинения, почтительно сняв шляпу.
– Простите, но я принял вас за вашего брата, гугенота, Максимиллиана, – объяснил он. – Говорят, что он находится в Рони.
– Могу вас заверить, что слух этот неверен, – решительно ответил Рони. – Я только что оттуда и ручаюсь, что его нет не только там, но и нигде поблизости. А теперь, сударь, так как мы хотели бы выехать в город прежде, чем запрут ворота, то прошу извинить нас.
С этими словами он поклонился, я поклонился, они поклонились – и мы расстались. Они уступили нам дорогу; Рони принял величественный вид, и мы рысью помчались к воротам, где уже не встретили никаких затруднений.
Мы въехали на широкую улицу, и Рони воспользовался этим, чтобы поехать рядом со мной.
– Такого рода приключения обожает наш принц, – прошептал он. – Но с меня, господин де Марсак, положительно катится пот. Я уже не раз прибегал к этой уловке: мы с братом как две капли воды похожи друг на друга. И все-таки пришлось бы плохо, если бы этот дурак оказался одним из его друзей.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – ответил я тихо.
Замечание мое оказалось однако неуместным: не успел еще Рони отъехать назад, как Мэньян сообщил вам, что за нами кто-то следует. Я оглянулся назад, но не смог заметить ничего, кроме мрака, дождя, нависших крыш и сидевших кое-где в дверях фигур. Слуги, однако, продолжали настаивать на своем; и мы, не останавливая лошадей, стали держать военный совет. Если напали на наш след, то мы неминуемо должны были попасть в западню. Ведь в конце улицы уже обрисовывались очертания замка, громадного, мрачного, безобразного здания. Испытывая на себе самом леденящее действие этого зрелища, я легко мог представить себе, какое потрясающее впечатление оно должно было произвести на Рони, этого избранного советника своего государя и непримиримого противника тех идей, воплощением которых служил этот замок. Но наше совещание не привело ни к чему. Мы могли только, следуя заранее принятому решению, отправиться на ту квартиру, которой обычно пользовался Рони. По дороге туда мы часто оглядывались назад и не раз высказывали предположение, что Мэньян ошибся. Однако, когда мы сошли с лошадей и вошли в комнату, он показал нам из окна прогуливавшегося вблизи человека. Мэньян остался на страже в темной комнате, а мы вновь стали обсуждать наше положение. Мне пришло в голову, что я мог бы выдать себя за Рони, хотя был десятью годами старше его.
– Увы, – сказал он, стуча пальцами по столу. – Меня здесь так хорошо знают, что это невозможно. Но все-таки благодарю вас.
– Нельзя ли вам ускользнуть пешком, перейти где-нибудь городские стены или прошмыгнуть через ворота рано утром? – предложил я.
– Это можно узнать в «Кровавом Сердце», – ответил он. – Сомневаюсь однако. Я сам, дурак, подставил шею в петлю, протянутую Мендозой!.. А вот и Мэньян. Что случилось, любезный? – продолжал он с нетерпением.
– Дозорный ушел, ваше сиятельство.
– И не оставил никого другого?
– Не вижу никого.
Мы вошли в соседнюю комнату и подошли к окнам. Человек, без сомнения, исчез с того места, где мы его видели. Но на дворе шел дождь, с крыш капля за каплей стекала вода, на улице царил непроницаемый мрак, только тут и там виднелись редкие слабые огоньки. Сыщик мог укрыться в каком-нибудь другом месте. Мэньян в ответ на наши вопросы высказал однако предположение, что он ушел намеренно.
– Да, но и это может быть истолковано различно, – заметил я.
– Во всяком случае, мы постимся, – ответил Рони. – А в сражении нужны сытые люди. Пойдемте кушать. Не следует действовать наудачу и встречать опасность, не будучи вполне подготовленным к ней.
Не успели мы встать из-за стола (нам прислуживал Симон Флейкс, бледный, как полотно), как из темной комнаты вновь показался Мэньян.
– Ваше сиятельство! – спокойно сказал он. – Сейчас появились уже три человека. Двое из них остались шагах в 20 отсюда, третий подошел к двери.
Пока он говорил, мы услышали внизу чей-то осторожный голос. Мэньян хотел уже спуститься вниз, но Рони остановил его.
– Пусть идет хозяйка, – сказал он.
Я долго не мог забыть того поразительного хладнокровия, которое выказал тут Рони. Он уже раньше положил свои пистолеты на стоявший рядом стул, прикрыв их сверху своим плащом; теперь, пока мы, затаив дыхание, прислушивались к малейшему звуку, он взял со стола большой ломоть хлеба с мясом и передал его стоявшему за его стулом конюшему, который с таким же хладнокровием принялся его есть. Симон Флейкс, наоборот, неподвижно смотрел на дверь, дрожа всеми членами; я из предосторожности тихо напомнил ему, чтобы он не делал ничего без приказаний. В эту минуту мне пришло в голову потушить две из четырех горевших на столе свечей. Рони кивнул головой в знак согласия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
– Что же из этого? – нетерпеливо ответил я, продолжая ехать вперед. – Уж не разбойники ли вы, что преграждаете честным людям дорогу?
Говоривший язвительно взглянул на меня и, помолчав, ответил:
– Оставьте шутки, сударь! Кто вы такой, я не знаю. Но особу, которая едет рядом с вами, зовут де Рони. Его я знаю и прошу остановиться.
Я решил, что игра наша проиграна; но Рони сейчас же ответил ему, притом почти в тех же выражениях, как и я:
– Да, сударь, но что же из этого?
– Что из этого? – воскликнул незнакомец, дав шпоры своему коню, но по-прежнему заграждая нам дорогу. – А то, что вы должны быть сумасшедшим, если решаетесь показываться на этом берегу Луары.
– Я уже давно не видел другого берега, – бесстрастно ответил мой друг.
– Но, ведь, вы де Рони! Вы этого не отрицаете? – с удивлением воскликнул вопрошавший.
– Конечно я этого не отрицаю, – прямо ответил Рони. – Да, было время, сударь, – продолжал он, внезапно воодушевляясь, – когда редко кто из придворных его величества осмеливался вступать в пререкания с Соломоном де Бетюном, и уж, наверное, никто не посмел бы остановить его на большой дороге, на расстоянии мили от дворца. Но времена, стало быть, переменились, сударь, и это очевидно не только для меня, но и для других, если любой прохожий на дороге позволяет себе останавливать верных и надежных людей, собирающихся вокруг его величества в минуту нужды?
– Что? Вы – Соломон де Бетюн?! – недоверчиво воскликнул незнакомец. Несмотря на видимое недоверие, лицо его изменилось, и в голосе послышались разочарование и досада.
– А кто же иной, сударь? – надменно ответил Рони. – Я Соломон де Бетюн, и насколько знаю, не менее других имею право находиться на этом берегу Луары.
– Тысяча извинений!
– Если вы не удовлетворены…
– Нет, месье де Рони, я вполне удовлетворен.
Незнакомец повторил это с унылым видом, еще раз прибавил «Тысяча извинений» и стал приносить новые извинения, почтительно сняв шляпу.
– Простите, но я принял вас за вашего брата, гугенота, Максимиллиана, – объяснил он. – Говорят, что он находится в Рони.
– Могу вас заверить, что слух этот неверен, – решительно ответил Рони. – Я только что оттуда и ручаюсь, что его нет не только там, но и нигде поблизости. А теперь, сударь, так как мы хотели бы выехать в город прежде, чем запрут ворота, то прошу извинить нас.
С этими словами он поклонился, я поклонился, они поклонились – и мы расстались. Они уступили нам дорогу; Рони принял величественный вид, и мы рысью помчались к воротам, где уже не встретили никаких затруднений.
Мы въехали на широкую улицу, и Рони воспользовался этим, чтобы поехать рядом со мной.
– Такого рода приключения обожает наш принц, – прошептал он. – Но с меня, господин де Марсак, положительно катится пот. Я уже не раз прибегал к этой уловке: мы с братом как две капли воды похожи друг на друга. И все-таки пришлось бы плохо, если бы этот дурак оказался одним из его друзей.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – ответил я тихо.
Замечание мое оказалось однако неуместным: не успел еще Рони отъехать назад, как Мэньян сообщил вам, что за нами кто-то следует. Я оглянулся назад, но не смог заметить ничего, кроме мрака, дождя, нависших крыш и сидевших кое-где в дверях фигур. Слуги, однако, продолжали настаивать на своем; и мы, не останавливая лошадей, стали держать военный совет. Если напали на наш след, то мы неминуемо должны были попасть в западню. Ведь в конце улицы уже обрисовывались очертания замка, громадного, мрачного, безобразного здания. Испытывая на себе самом леденящее действие этого зрелища, я легко мог представить себе, какое потрясающее впечатление оно должно было произвести на Рони, этого избранного советника своего государя и непримиримого противника тех идей, воплощением которых служил этот замок. Но наше совещание не привело ни к чему. Мы могли только, следуя заранее принятому решению, отправиться на ту квартиру, которой обычно пользовался Рони. По дороге туда мы часто оглядывались назад и не раз высказывали предположение, что Мэньян ошибся. Однако, когда мы сошли с лошадей и вошли в комнату, он показал нам из окна прогуливавшегося вблизи человека. Мэньян остался на страже в темной комнате, а мы вновь стали обсуждать наше положение. Мне пришло в голову, что я мог бы выдать себя за Рони, хотя был десятью годами старше его.
– Увы, – сказал он, стуча пальцами по столу. – Меня здесь так хорошо знают, что это невозможно. Но все-таки благодарю вас.
– Нельзя ли вам ускользнуть пешком, перейти где-нибудь городские стены или прошмыгнуть через ворота рано утром? – предложил я.
– Это можно узнать в «Кровавом Сердце», – ответил он. – Сомневаюсь однако. Я сам, дурак, подставил шею в петлю, протянутую Мендозой!.. А вот и Мэньян. Что случилось, любезный? – продолжал он с нетерпением.
– Дозорный ушел, ваше сиятельство.
– И не оставил никого другого?
– Не вижу никого.
Мы вошли в соседнюю комнату и подошли к окнам. Человек, без сомнения, исчез с того места, где мы его видели. Но на дворе шел дождь, с крыш капля за каплей стекала вода, на улице царил непроницаемый мрак, только тут и там виднелись редкие слабые огоньки. Сыщик мог укрыться в каком-нибудь другом месте. Мэньян в ответ на наши вопросы высказал однако предположение, что он ушел намеренно.
– Да, но и это может быть истолковано различно, – заметил я.
– Во всяком случае, мы постимся, – ответил Рони. – А в сражении нужны сытые люди. Пойдемте кушать. Не следует действовать наудачу и встречать опасность, не будучи вполне подготовленным к ней.
Не успели мы встать из-за стола (нам прислуживал Симон Флейкс, бледный, как полотно), как из темной комнаты вновь показался Мэньян.
– Ваше сиятельство! – спокойно сказал он. – Сейчас появились уже три человека. Двое из них остались шагах в 20 отсюда, третий подошел к двери.
Пока он говорил, мы услышали внизу чей-то осторожный голос. Мэньян хотел уже спуститься вниз, но Рони остановил его.
– Пусть идет хозяйка, – сказал он.
Я долго не мог забыть того поразительного хладнокровия, которое выказал тут Рони. Он уже раньше положил свои пистолеты на стоявший рядом стул, прикрыв их сверху своим плащом; теперь, пока мы, затаив дыхание, прислушивались к малейшему звуку, он взял со стола большой ломоть хлеба с мясом и передал его стоявшему за его стулом конюшему, который с таким же хладнокровием принялся его есть. Симон Флейкс, наоборот, неподвижно смотрел на дверь, дрожа всеми членами; я из предосторожности тихо напомнил ему, чтобы он не делал ничего без приказаний. В эту минуту мне пришло в голову потушить две из четырех горевших на столе свечей. Рони кивнул головой в знак согласия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115