— Нет, спасибо. Но я не забуду зайти к тебе, когда мне понадобится пара сандалий, в которых можно ходить по воде.
Кьяртан вздернул бровь, оценив мой наряд, когда я предстал перед дружинным длинным домом утром в день собрания старейшин.
— Ну-ну, красивый наряд. Никто не скажет, что у меня бедный оруженосец.
Он выглядел великолепно в доспехах королевского телохранителя. Поверх придворного одеяния он натянул кольчугу из отполированных металлических блях, а шлем, сидевший у него на голове, был причудливо изузорен золотой выкладкой. А вдобавок к тому на бедре у телохранителя висел меч с выложенной золотом рукоятью, данская боевая секира на левом плече на серебряной цепочке. В левой руке он сжимал боевое копье с вылощенным рожном, которое на мгновение напомнило мне о смерти Эдгара, когда тот встретился с атакующим кабаном. Но особенно поразило меня обручье из витой золотой проволоки, обвивавшее предплечье той самой руки, на которой не хватало кисти. Он заметил мой взгляд и сказал:
— Это королевское возмещение за увечье, полученное при Эшингтоне.
Пока мы шли к дружинной трапезной, Кьяртан предостерег меня, и слова его напомнили мне о словах Эльфгифу насчет дворцовых интриг.
— Надеюсь, что ты будешь молчать обо всем, что увидишь сегодня, — сказал он. — Многим хотелось бы видеть, как изгонят ближнюю дружину. И дела складываются против нас, по крайней мере, здесь, в Англии. У нас все меньше и меньше возможностей отмечать наши исконные праздники, а враги готовы воспользоваться нашими обрядами, чтобы объявить нас злостными язычниками. Исконная вера оскорбляет епископов и архиепископов, как и церковных советчиков короля. Так что твоя задача сегодня — быть моим виночерпием на пиру и не болтать.
Мы с Кьяртаном вошли в трапезную едва ли не последними. Не было ни трубных звуков, ни знатных гостей, ни женщин. Примерно четыре десятка телохранителей уже стояли в комнате, все разодетые в пух и прах. Здесь не чувствовалось различий в воинском звании или в положении в обществе. Зато преобладал дух товарищества. Одного из дружинников я узнал сразу же: он был на голову выше остальных, что само по себе было замечательно, ибо телохранители в большинстве своем были людьми рослыми. Этим великаном был Торкель Длинный, наместник короля. Когда окружавшие его люди раздвинулись, я увидел его ноги, необычайно длинные, как если бы он стоял на ходулях, подобно жонглерам во время представлений. Был он на вид нескладен, поскольку тело имел обычное, только слишком долгие руки странно висели по бокам. Слушая собеседника, Торкель вынужден был наклоняться. Он напомнил мне птицу, виденную мною во время соколиной охоты на пустошах с Эдгаром, — перелетного аиста.
— Где мне должно стоять? — тихо спросил я у Кьяртана.
Я никак не хотел опозориться, не зная здешних порядков. Здесь за столом не было разделения, как на пиршестве у эрла Эльфхельма, где простолюдины сидели отдельно от людей благородных. Здесь же единственный большой стол стоял посреди зала с единственным почетным местом в торце и скамьями по обеим сторонам. В углу на подсобных подмостках стояли бочонки с медом и элем, и оттуда же донесся до меня запах жареного мяса — стало быть, кухня рядом.
— Стой позади меня, когда общество усядется за стол. Телохранители рассаживаются в соответствии с воинской доблестью и сроком службы, не по знатности рода, не по тому, у кого какие связи, — ответил он. — А потом просто примечай, что делают другие кравчие, и следуй их примеру.
Тут я увидел, что Торкель направился к почетному месту во главе стола. Когда все телохранители заняли свои места на скамьях, мы, кравчие, поставили перед ними их роги, уже наполненные медом. Я не заметил ни единого стеклянного кубка и ни капли вина. Не вставая, Торкель произнес здравицу в честь Одина, потом здравицу в честь Тора, потом здравицу в честь Тюра и здравицу Фрейру. Торопливо переходя от подсобных подмостей и обратно, чтобы наполнить рог для каждой здравицы, я понял, что кравчим предстоит немало потрудиться.
Наконец, Торкель провозгласил память мертвых товарищей этого содружества.
— Погибшие с честью встретят их в Валгалле, — сказал он.
— В Валгалле, — хором повторили все.
Тут Торкель выпрямился во весь свой рост и объявил:
— Я стою здесь как представитель короля. От его имени я принимаю подтверждение дружинной присяги. Начну с ярла Эйрика. Подтверждаешь ли ты присягу королю и братству?
Богато одетый старый воин, сидевший ближе всех к Торкелю, поднялся со скамьи и громким голосом заявил, что готов служить королю и защищать его и подчиняться законам братства. Мне было известно, что он — один из самых успешных военачальников Кнута, служивший еще его отцу Свейну Вилобородому. За таковую службу Эйрик получил обширные владения далеко на севере Англии, что сделало его также одним из самых богатых придворных Кнута. На обеих его руках сверкали тяжелые золотые обручья, знаки королевской милости. Теперь-то я понял, почему Херфид-скальд любил называть Кнута «щедрым кольцедарителем».
Так оно и продолжалось. Один за другим назывались имена телохранителей, и каждый вставал, чтобы обновить свою клятву на предстоящий год. Потом, после того как все клятвы были принесены, Торкель назвал имена трех дружинников, которые были в Англии, но не смогли посетить собрание.
— Каково ваше решение? — спросил он собравшихся.
— Пеня в три манкуса золотом в казну братства, — тут же откликнулся кто-то.
Немалые деньги, подумал я, ведь манкус — монета в тридцать пенни. Видимо, таково здесь обычное взыскание. Однако Торкель спросил:
— Все согласны?
— Согласны, — раздалось в ответ.
И я понял, что братство телохранителей управляется посредством общего голосования.
Торкель перешел к обсуждению более важных нарушений.
— Я получил жалобу от Храни, ныне служащего королю в Дании. Он утверждает, что просил Хакона присмотреть за его лошадью, его наилучшим боевым конем. Лошадь была слишком больна, чтобы отплыть вместе с войском в Данию. Храни заявляет, что за лошадью худо смотрели и поэтому она пала. Я установил, что это правда. Каково ваше решение?
— Десять манкусов пени! — крикнул кто-то.
— Нет, пятнадцать! — раздался другой голос, как мне показалось, человека немного подвыпившего.
— И понизить на четыре места, — крикнул еще один.
Тогда Торкель поставил вопрос на голосование. Когда оно завершилось, встал дружинник с лицом пристыженным, перешел на четыре места дальше от головы стола и сел среди своих товарищей.
— Все эти разговоры о лошадях напомнили мне, что я проголодался, — крикнул какой-то остряк. Этот точно уже был пьян. Голос Торкеля уже едва был слышен среди общего гомона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99