ГЛАВА 8
— Всему виною — его сила, — так сказал мне Торстейн Дромунд двумя неделями позже.
Мы с Греттиром наконец-то нашли судно, исландский корабль, и он за грабительскую цену доставил нас в Тунсберг, где мы втроем — Торстейн, Греттир и я — в этот час сидели на кухне торстейнова двора.
— Посмотри-ка на мою руку. — И Торстейн закатал рукав. — Люди сказали бы, что у меня неплохие мускулы. Но посмотри на руки Греттира. Они больше похожи на бычьи окорока. А в груди и плечах у него достаточно силы, чтобы поддерживать их. В детстве мы частенько состязались, кто поднимет самый тяжелый камень или метнет дальше. Греттир всегда выигрывал, и когда он подрос, люди стали биться об заклад, поднимет ли он какую-нибудь необыкновенной тяжести глыбу, подысканную ими. Однако, глядя на него, никак не скажешь, что он силач. Пока не снимет рубахи. Вот почему его так часто недооценивают. Ввяжутся в драку с ним или в спор, а потом расплачиваются. Будь Греттир ростом повыше да с виду пострашнее, не случилось бы с ним и половины тех неприятностей, которые он словно притягивает. Люди сразу понимали бы, с кем имеют дело.
Греттир, как всегда, мало что добавлял к разговору. Он сидел молча, слушая рассуждения единоутробного брата. Видно было, что они сильно привязаны друг к другу, хотя об этом и не говорилось. Мы бездельничали, дожидаясь, когда кормчий, доставивший нас, наконец решится отплыть в Исландию. Мой друг объявил, что вернется домой, пусть даже и в нарушение приговора о трехгодичном изгнании. Он заверил меня, что дело — в том, что касается его самого, — вполне закончено, хотя до истечения приговора о малом изгнании оставалось еще шесть месяцев. Ему казалось, что он провел достаточно времени вдали от дома, чтобы погасить кровавый долг семье исландца, им убитого. А я, к тому времени узнав его лучше, понимал, что преждевременное возвращение больше манит его, чем страшит. Он полагал, что стяжает славу — или прослывет — как человек, столь смелый, что может сам отмерить срок своего изгнания в согласии с собственным понятием о справедливости.
Когда Греттир сообщил Торстейну о своем решении вернуться домой, его единоутробный брат некоторое время обдумывал сказанное, а потом сказал своим низким рокочущим голосом:
— Вряд ли твой отец будет очень рад видеть тебя или даже говорить с тобой. Но напомни обо мне нашей матери и скажи ей, что я живу хорошо и преуспеваю здесь, в Норвегии. Как бы там ни было, я хочу, чтобы ты знал — ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. А коль скоро случится худшее, и тебя незаконно убьют, клянусь, я найду убийцу и отомщу за тебя. За это я ручаюсь.
Хотя Греттир пообещал нашему алчному кормчему заплатить вдвое против обычного за переправу в Исландию, тот уже трижды откладывал отплытие, не потому что боялся невезения Греттира, но потому что его смущало плавание в ненастную пору поздней зимы. Он был купец, но к тому же и опытный мореход. Даже теперь с борта своего корабля, стоящего в заливчике под двором Торстейна, он с опаской поглядывал на небо, наблюдая, в какую сторону идут облака, и вознося молитвы Ньёрду, богу ветров и волн. Он знал, что выйти в открытое море и доплыть до Исландии в это время года — совсем не простое дело.
Мореходы дают своим кораблям имена-прозвища. Я плавал на «Ныряльщике» — его сильно подбрасывало на волне; на «Брюзге» — на нем почти невозможно было идти круто к ветру, а «Решето» явно требовало, чтобы из него постоянно выкачивали воду. Корабль, который должен был отвезти нас в Исландию, получил от корабельщиков прозвище «Обрубок». Человек, который строил его много лет тому назад, намеревался сделать судно почти вдвое большим, и уже успел соорудить переднюю часть, прежде чем понял, что у него кончаются деньги. В Исландии корабельного леса нет, и дерево для кораблей приходится возить из Норвегии. Цена на лес в тот год резко выросла, и строитель «Обрубка» оказался кругом в долгах. Поэтому он укоротил судно, пустив на корму весь лес, какой у него оставался. Вот так и вышло, что нос корабля получился прекрасным, самым что ни на есть мореходным. А корма незадачливой, низкой, неуклюжей и неповоротливой. И это едва не привело нас к гибели.
Кормчий знал, что тяжелому тихоходному «Обрубку» нужно шесть погожих дней, чтобы доплыть до Исландии.
— В эту пору, может статься, повезет нам с погодой, и выдастся неделя попутного восточного ветра, — сказал он. — Только как бы погода под конец не обернулась непогодой, вот тогда беда нам будет.
В конце концов, его чутье на погоду — а может быть, подстрекнула наша плата, — подсказало ему, что настало самое время, и мы отплыли. Поначалу все шло хорошо. Восточный ветер не стихал, и мы, подвигаясь вперед, миновали уже место, где встретилось нам множество китов, а это значило, что скалы и утесы Фарерских островов остались позади. Хотя я плыл не бесплатно, все же в свою очередь готовил еду на плоском очажном камне у основания мачты и помогал управляться с парусами, вычерпывал воду из трюма и всегда был готов подсобить. Греттир же, напротив, погрузился в свое угрюмство. Он, закутавшись в плащ, лежал на палубе, выбирая самые укрытые от ветра места, и мешал работать корабельщикам. И даже когда ему самому было ясно, что он мешает, не желал он подвинуться, а корабельная дружина, всего восемь человек, слишком страшились прославленного драчуна, чтобы стащить его с места. Только зло поглядывали на него да отпускали на счет него замечания, толкуя о ленивых мужланах, чем обычно сами доводили себя до праведного гнева на его праздность. Греттир же только ухмылялся и в ответ обзывал их бестолковой деревенщиной, каковая чувствует себя в море не лучше рабов. Я же, будучи другом и спутником Греттира, был совершенно сбит с толку его грубым поведением, хотя и понимал, что вмешиваться не стоит. Когда он в таком мрачном настроении, что ему ни скажи, он еще больше заупрямится. Так что мне приходилось мириться с презрительными насмешками моих товарищей по плаванию, когда те спрашивали, как это мне удалось подружиться с таким невежей. Я сдерживался и всякий раз вспоминал, что, не вмешайся Греттир, я, скорее всего, кончил бы жизнь в той стычке в таверне, в Нидаросе.
«Обрубок» тащился вперед. Несмотря на свои немалые годы, корабль нас не подводил, впрочем, благодарить следовало трудолюбивых корабельщиков да попутный ветер. Только ветер, к несчастью, оказался коварным. Дуя с востока, он погонял судно, к нашему удовольствию, в нужном направлении, однако набирал силу. Поначалу никто не жаловался. Ветер усиливался постепенно, и управлять кораблем было нетрудно. Команда приспустила парус и казалась довольной. «Обрубок» летел по воде с такой быстротой, какой они от него никогда и не ждали, а главное — в нужном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99