— Она моя дочь, и к ней отчасти перешла моя сила, — сказал он. — Коли она будет здесь, рядом, ты сможешь встретиться с ней в сайво.
Я очень волновался, но присутствие Аллбы придало мне уверенности. Она развязала маленький кожаный мешочек, который всегда носила на поясе, отправляясь на охоту, и вытрясла его содержимое на шкуру передо мной. Красные шляпки с белыми крапинками выцвели и стали тусклого розового цвета, но я все равно узнал эти сушеные и сморщенные грибы. Аллба бережно подобрала их, осторожно ощупала своими маленькими пальчиками их загрубевшую плоть и выбрала три самых маленьких. Старательно уложив остальные обратно в мешочек, она оставила два гриба на шкуре, третий же сунула в рот и начала жевать. Она не сводила с меня глаз, взгляд ее был неподвижен. Спустя какое-то время она поднесла руку ко рту и выплюнула содержимое. И протянула мне на ладони.
— Ешь, — сказала она.
Я взял этот теплый влажный шарик, положил на язык и проглотил. Точно так же она разжевала остальные по одному, и я по очереди проглотил их.
После чего я сидел молча, глядя на нее, наблюдая, как отсветы огня играют на ее лице. Глаза ее были в тени.
Время шло. Долго ли я так просидел, не знаю. Pacca держался сзади и время от времени подбрасывал сухие ветки в огонь, чтобы тот не погас.
Медленно, очень медленно я начал отделяться от своего тела. Когда же я совсем отделился от телесной своей оболочки, то ощутил, что тело мое дрожит. Я знал, что раз или два меня били судороги. Но ничего не мог с этим поделать, да меня это и не тревожило. Меня охватывало смутное удовлетворение. Казалось, что тело мое стало легче, а мысли мои расслабились. Все, кроме лица Аллбы, стало неотчетливым. Она же не двигалась, но само лицо ее приближалось. Я различал каждую мелкую черточку с необыкновенной ясностью. Вот мочка ее правого уха заполнила все поле зрение. Я видел нежный румянец крови под кожей, мягкие пушистые волоски. Мне хотелось дотянуться до них и потеребить зубами.
Вдруг подо мной исчезла земля. Я удобно висел в пространстве. Я не чувствовал своего тела, но это не имело значения. Ни заметив никакого движения, я оказался среди деревьев, бесконечного снега и скал, но холода не почувствовал. Я скользил по поверхности, не прикасаясь к ней. Как будто ехал верхом на тихом дуновении ветра. Деревья были ярко-зеленые, и я в единое мгновение мог рассмотреть все подробности каждого листочка и складки на коре. Снег сверкал всеми цветами радуги, кристаллы перемещались, смешивались и рябили. Маленькая птичка взлетела с куста, и я понял, что это спутник Аллбы. Между двумя деревьями — близко и в то же время не близко — я увидел вставшего на дыбы белого медведя. Он стоял на задних лапах, выпрямившись, и взгляд его глаз, вперившихся в меня, был совершенно человеческий. Я услышал, как кто-то заговорил со мной. Я узнал собственный голос и ответил. Разговор успокаивал. Я ощутил покой. Медведь, на этот раз темно-бурый, появился сбоку, он шел ко мне, опустив голову, тяжело ступая и покачиваясь на ходу, и наши дороги сошлись. Когда зверь оказался на расстоянии вытянутой руки, оба мы остановились. Я ощутил прикосновение птичьих крыльев на моей щеке. Медведь медленно повернул ко мне морду, и его звериная пасть под звериными глазами как будто улыбнулась.
Глаза эти были cepo-голубые, и вдруг я понял, что смотрю в лицо Аллбы. А сам я сижу на оленьей шкуре.
— Ты вернулся из сайво, — сказал Pacca. — Ты пробыл там совсем недолго, но достаточно долго, чтобы узнать, как вернуться туда, если понадобится.
— Мне кажется, тот мир очень похож на наш, — сказал я, — только гораздо больше и всегда недосягаем, как будто он таится.
— Это только видимость, — молвил нойда. — В сайво полно духов, духов мертвых и духов тех, кто управляет нашими жизнями. Наш мир по сравнению с тем — временный и хрупкий. Наш мир находится в настоящем, а мир сайво вечен. Тот, кто приходит в сайво, может видеть силы, которые определяют наше существование, но только если сами духи пожелают, чтобы их увидели. Тот, кто посещает сайво постоянно, становится желанным гостем, и тогда духи не скрывают себя.
— Почему медведь улыбается? — спросил я.
Сидевшая против меня Аллба вдруг встала и вышла из палатки. Pacca не ответил. Вдруг у меня закружилась голова, и на желудке стало тяжело. Больше всего мне хотелось лечь и снова закрыть глаза. Я едва смог доползти до своего спального места, и последнее, что я помню, это как Pacca укрывал меня оленьей шкурой.
Снег шел почти каждый день, тяжелые хлопья опускались сквозь ветки деревьев и ложились на землю. Теперь наши охотники все время рыскали по лесу, расставляя деревянные ловушки — пушные звери отрастили свой зимний мех и были в самой поре. Род наш совершил еще один, последний и самый многотрудный, переход. Наши палатки, покрытые для защиты от стужи в два-три слоя, стало слишком трудно ставить, да и тяжелые зимние одежды мешали. И мы ушли в землю, в самом прямом смысле слова. Долгую зимнюю ночь наш род проводил в стойбище у подножия горного кряжа, защищавшего от снежных буранов. Каждая семья из поколения в поколение выкапывала себе убежище в мягком земляном склоне, после чего укрывала яму толстой кровлей из бревен и земли. Лаз в жилище Рассы был столь узок, что мне приходилось ползти по нему на четвереньках, зато внутри оно было на удивление просторным. Там я мог выпрямиться во весь рост, и, несмотря на дым от костерка, там было уютно. Должен признаться, мысль о том, что здесь мне предстоит провести несколько месяцев вместе с Аллбой, казалась весьма привлекательной. Жена Рассы выстлала пол обычным ковром из свежих еловых лап, покрытых оленьими шкурами, и разделила землянку на маленькие каморки, развесив полотнища из светлого хлопка, приобретенные у весенних торговцев. Это было совсем не то, что убогая землянка, в которой погиб Греттир. Я рассказал Рассе о Греттире и о том, как моего названого брата погубила вельва с помощью рун заклятья, вырезанного на бревне.
— Случись у саами такое несчастье, какое случилось с твоим названым братом, когда он поранился топором, — заметил Pacca, — мы бы сразу сказали, что это непременно сделал оборотень. Он принимает облик зверя, скажем, оленя, и заманивает охотника, что тот убил его. А когда охотник начинает свежевать зверя, чтобы взять его мясо и шкуру, оборотень делает так, чтобы нож скользнул по кости и охотник сильно порезался. А охотник ушел далеко от стойбища, и вот он истекает кровью до смерти рядом со своей добычей. Тогда оборотень превращается обратно в себя, пьет кровь и пирует, пожирая свою жертву.
Аллба, которая все это слышала, презрительно зашипела.
— Если бы я встретила стааллу, он пожалел бы об этом. Такими сказками только детей пугать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99