Человек в Белом упомянул о Бэндзайтэн. Еще важнее то, что сам старик Накодо сказал, что монахи Бэндзайтэн ухлопали его сына. Я-то решил, что он бредит. Я и до сих мор так думаю, но уже иначе.
Сына старика Накодо ухлопали не монахи Бэндзайтэн, потому что сами они давно умерли. Умерли из-за того, что шестьдесят лет назад их угробил старик Накодо, и об этом знал некто Боджанглз. Может, он шантажировал семью, угрожая раскрыть их секрет. Но если так, каким образом сюда вписывается Миюки? Само собой, ключ ко всему – выяснить, кто такой этот загадочный Боджанглз и не он ли на самом деле Человек в Белом. Не зная этого, гадать о мотиве – все равно что с завязанными глазами играть в шарады.
– Господин Чака, все в порядке? – спросил Кудзима.
– Просто размышляю, профессор, – ответил я.
– Вы, кажется, беспокоитесь.
– От размышлений всегда так, – сказал я. – Если завяжу с этим, жить будет проще. Ну да сами знаете, как это бывает. Начинаешь это дело, пока молод – сам не понимаешь, что творишь. Это входит в привычку, а потом – опа, двадцать лет прошло и завязать уже не можешь.
Кудзима улыбнулся:
– Разве не американец сказал: «Без исследования и жизнь не в жизнь для человека»?
– Другой американец, – сказал я, ответив на его улыбку. – И вообще, это было до телевидения. Кудзима, кто еще может знать о том, что вы мне сейчас рассказали? О происшествии в Храме Бэндзайтэн, об офицере Такахаси из Кэмпэйтай и все такое?
Обхватив подбородок пальцами, Кудзима на секунду задумался:
– Прямо так и не скажешь, – ответил он, помолчав. – В то время истории о происшествии жестко цензурировали. Конечно, газеты и не заикнулись о Кэмпэйтай, сообщили только, что, к сожалению, храм был уничтожен пожаром. Сегодня же это происшествие не то чтобы широко известно, но и секретом его не назовешь… Были статьи в журналах, и, насколько я помню, несколько лет назад даже книга планировалась, но ее публикацию остановила правая группировка.
– То есть вы хотите сказать, что о происшествии в Храме Бэндзайтэн кто угодно может прочитать в библиотеке, в Интернете или еще где?
– Почему бы и нет? Всякий историк быстро обнаруживает, что, если вы готовы попотеть, не так уж и трудно раскопать даже самые загадочные факты. Трудно лишь состыковать их так, чтобы это имело смысл. Мне ли не знать, подумал я.
Тут свет вновь замигал, и Кудзима шепотом выругался. Я сказал, что мне пора бежать, и, обойдя вокруг стола, Кудзима проводил меня до двери мимо штабелей книг. Он открыл мне дверь, а я поблагодарил его за помощь. По-моему, ему и вправду было приятно, как будто его уже давно ни за что не благодарили. Еще пару секунд лампы мигали, а потом в магазине вновь стало темно.
27
ШЕСТЬ МОСТОВ ВОЗРОЖДЕНИЯ
К юго-западу от станции Ниппори, вверх но холму к кладбищу Янака поднималась осыпающаяся бетонная лестница, заросшая бурьяном. С вершины холма открывался вид на переплетение рельсов, которые отделяли жилую часть Ниппори от деловой части и района развлечений. Над темной долиной сумеречное небо загромождали массивные здания и рекламные вывески лав-отелей: отель «Забота», отель «Уважение» и отель «Бабуин».
Шагать по району за древним кладбищем на вершине холма – все равно что возвращаться в прошлое. Вдоль узких улочек выстроились традиционные деревянные дома с низкими черепичными крышами, и после сегодняшнего ужастика Кудзимы легко было вообразить этот район в огне. Если бы не путаница электрокабелей наверху и не спутниковые тарелки, растущие точно грибы по углам многих зданий, картинка смахивала бы на Токио столетней давности, еще до того, как город сровняли с землей американские напалмовые бомбы, а силы глобального капитализма воссоздали его заново свихнутым футуристическим торговым центром. Здесь, в Янаке, я попал в один из слоев прошлого – того самого, которое на самом деле никуда не исчезает.
На станции Ниппори я заглянул в вечерние газеты – новости о смерти Накодо еще не просочились, но, когда это случится, представляю, какой начнется ад кромешный.
Журналюги из еженедельников вцепятся в семью Китадзава, задавая всякие вопросы, намекая на какое-нибудь семейное проклятие и на черт знает что еще. Слушая урок Кудзимы по военной истории, я потерял драгоценное время, но и добыл драгоценную информацию. Если обставлю этих торгашей скандалами и доберусь до Китадзава первым, может, добуду и больше.
Но шансов оставалось все меньше с каждым шагом. Я бродил кругами и поворачивал и крутился так часто, что за пару минут совершенно заблудился. Только я решил, что ни за какие коврижки не найду это место, как вдруг оно оказалось аккурат перед моим носом, почти там, откуда я начал. Перед домом мужик за шестьдесят в бледно-зеленой рыбацкой шляпе, грязной майке и широких брюках поливал из побитой лейки растение в горшке. Для своих лет он выглядел прилично, но в морщины длинного лица буквально въелись тяготы. Наши взгляды встретились, и мужик наградил меня лаконичной улыбкой. Я сразу понял, что он не слышал о смерти бывшего зятя. Еще нет.
– Добрый вечер, сэр, – поздоровался я, кланяясь особенно низко. – Простите, что отрываю вас отдел, но вы – господин Китадзава?
Оглядев меня с ног до головы, он выдавил:
– Да.
– Извините, что явился без предупреждения, – сказал я. – Но мне надо обсудить с вами довольно срочное дело. Насчет вашей дочери.
– У меня нет дочери, – скрипуче парировал он.
– При всем должном уважении, сэр, я уверен, что есть, – сказал я. – Та самая, с которой много лет назад был несчастный случай. Я надеялся поговорить с вами о ней, если это вас не слишком затруднит. Еще раз, мне жаль, что навязываюсь вам.
Господин Китадзава уставился на меня, на обветренном лице – ни единой эмоции. Потом он отвернулся и снова начал поливать горшок. Я остался торчать на улице, слегка опустив голову, будто на похоронах. Когда вода из горшка полилась через край, Китадзава опустил лейку на тротуар. Из соседнего переулка на мягких лапах вылезла серая кошка и, выгнув спину, потерлась об ноги Китадзавы. Нагнувшись, он погладил кошару, потом выпрямился и снова оглядел меня с головы до пят. Потеревшись еще об его ноги, кошка смоталась обратно в переулок.
– Вы кто? – спросил Китадзава.
– Меня зовут Билли Чака. Я репортер американского журнала. Наверное, вы о нем не слышали. Вообще я уверен, что вы о нем в жизни не слыхали, но я здесь, собственно, не по журнальным делам.
– Вы пришли, чтобы поговорить о… – Китадзава уставился в землю, не в силах выговорить имя дочери. Через секунду он хрипло зашептал: – Я не понимаю. Чего вам от меня надо?
Секунд десять я напрягал мозги в поисках какой-нибудь лажи, которая объяснила бы, с чего американский журналюга приперся спрашивать про обстоятельства смерти его дочери через двадцать четыре года после этой самой смерти, но ничего убедительного на ум не пришло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Сына старика Накодо ухлопали не монахи Бэндзайтэн, потому что сами они давно умерли. Умерли из-за того, что шестьдесят лет назад их угробил старик Накодо, и об этом знал некто Боджанглз. Может, он шантажировал семью, угрожая раскрыть их секрет. Но если так, каким образом сюда вписывается Миюки? Само собой, ключ ко всему – выяснить, кто такой этот загадочный Боджанглз и не он ли на самом деле Человек в Белом. Не зная этого, гадать о мотиве – все равно что с завязанными глазами играть в шарады.
– Господин Чака, все в порядке? – спросил Кудзима.
– Просто размышляю, профессор, – ответил я.
– Вы, кажется, беспокоитесь.
– От размышлений всегда так, – сказал я. – Если завяжу с этим, жить будет проще. Ну да сами знаете, как это бывает. Начинаешь это дело, пока молод – сам не понимаешь, что творишь. Это входит в привычку, а потом – опа, двадцать лет прошло и завязать уже не можешь.
Кудзима улыбнулся:
– Разве не американец сказал: «Без исследования и жизнь не в жизнь для человека»?
– Другой американец, – сказал я, ответив на его улыбку. – И вообще, это было до телевидения. Кудзима, кто еще может знать о том, что вы мне сейчас рассказали? О происшествии в Храме Бэндзайтэн, об офицере Такахаси из Кэмпэйтай и все такое?
Обхватив подбородок пальцами, Кудзима на секунду задумался:
– Прямо так и не скажешь, – ответил он, помолчав. – В то время истории о происшествии жестко цензурировали. Конечно, газеты и не заикнулись о Кэмпэйтай, сообщили только, что, к сожалению, храм был уничтожен пожаром. Сегодня же это происшествие не то чтобы широко известно, но и секретом его не назовешь… Были статьи в журналах, и, насколько я помню, несколько лет назад даже книга планировалась, но ее публикацию остановила правая группировка.
– То есть вы хотите сказать, что о происшествии в Храме Бэндзайтэн кто угодно может прочитать в библиотеке, в Интернете или еще где?
– Почему бы и нет? Всякий историк быстро обнаруживает, что, если вы готовы попотеть, не так уж и трудно раскопать даже самые загадочные факты. Трудно лишь состыковать их так, чтобы это имело смысл. Мне ли не знать, подумал я.
Тут свет вновь замигал, и Кудзима шепотом выругался. Я сказал, что мне пора бежать, и, обойдя вокруг стола, Кудзима проводил меня до двери мимо штабелей книг. Он открыл мне дверь, а я поблагодарил его за помощь. По-моему, ему и вправду было приятно, как будто его уже давно ни за что не благодарили. Еще пару секунд лампы мигали, а потом в магазине вновь стало темно.
27
ШЕСТЬ МОСТОВ ВОЗРОЖДЕНИЯ
К юго-западу от станции Ниппори, вверх но холму к кладбищу Янака поднималась осыпающаяся бетонная лестница, заросшая бурьяном. С вершины холма открывался вид на переплетение рельсов, которые отделяли жилую часть Ниппори от деловой части и района развлечений. Над темной долиной сумеречное небо загромождали массивные здания и рекламные вывески лав-отелей: отель «Забота», отель «Уважение» и отель «Бабуин».
Шагать по району за древним кладбищем на вершине холма – все равно что возвращаться в прошлое. Вдоль узких улочек выстроились традиционные деревянные дома с низкими черепичными крышами, и после сегодняшнего ужастика Кудзимы легко было вообразить этот район в огне. Если бы не путаница электрокабелей наверху и не спутниковые тарелки, растущие точно грибы по углам многих зданий, картинка смахивала бы на Токио столетней давности, еще до того, как город сровняли с землей американские напалмовые бомбы, а силы глобального капитализма воссоздали его заново свихнутым футуристическим торговым центром. Здесь, в Янаке, я попал в один из слоев прошлого – того самого, которое на самом деле никуда не исчезает.
На станции Ниппори я заглянул в вечерние газеты – новости о смерти Накодо еще не просочились, но, когда это случится, представляю, какой начнется ад кромешный.
Журналюги из еженедельников вцепятся в семью Китадзава, задавая всякие вопросы, намекая на какое-нибудь семейное проклятие и на черт знает что еще. Слушая урок Кудзимы по военной истории, я потерял драгоценное время, но и добыл драгоценную информацию. Если обставлю этих торгашей скандалами и доберусь до Китадзава первым, может, добуду и больше.
Но шансов оставалось все меньше с каждым шагом. Я бродил кругами и поворачивал и крутился так часто, что за пару минут совершенно заблудился. Только я решил, что ни за какие коврижки не найду это место, как вдруг оно оказалось аккурат перед моим носом, почти там, откуда я начал. Перед домом мужик за шестьдесят в бледно-зеленой рыбацкой шляпе, грязной майке и широких брюках поливал из побитой лейки растение в горшке. Для своих лет он выглядел прилично, но в морщины длинного лица буквально въелись тяготы. Наши взгляды встретились, и мужик наградил меня лаконичной улыбкой. Я сразу понял, что он не слышал о смерти бывшего зятя. Еще нет.
– Добрый вечер, сэр, – поздоровался я, кланяясь особенно низко. – Простите, что отрываю вас отдел, но вы – господин Китадзава?
Оглядев меня с ног до головы, он выдавил:
– Да.
– Извините, что явился без предупреждения, – сказал я. – Но мне надо обсудить с вами довольно срочное дело. Насчет вашей дочери.
– У меня нет дочери, – скрипуче парировал он.
– При всем должном уважении, сэр, я уверен, что есть, – сказал я. – Та самая, с которой много лет назад был несчастный случай. Я надеялся поговорить с вами о ней, если это вас не слишком затруднит. Еще раз, мне жаль, что навязываюсь вам.
Господин Китадзава уставился на меня, на обветренном лице – ни единой эмоции. Потом он отвернулся и снова начал поливать горшок. Я остался торчать на улице, слегка опустив голову, будто на похоронах. Когда вода из горшка полилась через край, Китадзава опустил лейку на тротуар. Из соседнего переулка на мягких лапах вылезла серая кошка и, выгнув спину, потерлась об ноги Китадзавы. Нагнувшись, он погладил кошару, потом выпрямился и снова оглядел меня с головы до пят. Потеревшись еще об его ноги, кошка смоталась обратно в переулок.
– Вы кто? – спросил Китадзава.
– Меня зовут Билли Чака. Я репортер американского журнала. Наверное, вы о нем не слышали. Вообще я уверен, что вы о нем в жизни не слыхали, но я здесь, собственно, не по журнальным делам.
– Вы пришли, чтобы поговорить о… – Китадзава уставился в землю, не в силах выговорить имя дочери. Через секунду он хрипло зашептал: – Я не понимаю. Чего вам от меня надо?
Секунд десять я напрягал мозги в поисках какой-нибудь лажи, которая объяснила бы, с чего американский журналюга приперся спрашивать про обстоятельства смерти его дочери через двадцать четыре года после этой самой смерти, но ничего убедительного на ум не пришло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72