– Ты знаешь, я ведь тоже не очень рад видеть его здесь. Хотя, уверяю тебя, бояться нечего! Пусть Гуннир и славится своей непредсказуемостью и жестокостью ко всем без исключения, друзьям и врагам, он не осмелится что-то делать с нами. Ведь мы так нужны сейчас всем – Рголу, Старцам, Великой Необходимости!!
По виду и тону князя Сорген ясно понял, что яростнее всего тот уговаривал самого себя, а не молодого компаньона.
– Если он на самом деле хороший колдун, то это будет большой помощью для нас, – прошептал Сорген.
– Да, да, – кивнул Рогез. – Но, если ты не возражаешь, я хотел бы поспать. День был трудный, и впереди такой же.
Теперь Сорген был уверен, что князь, так же, как он сам, ворочается и не может уснуть – если только не выпил какое-нибудь снадобье. И Хейла тоже: не зря ведь она сказалась больной и осталась в своем шатре, под охраной воинов. Печально вздохнув, Сорген порылся в сундуке и нашел нужную бутылку, из которой капнул в стакан с остатками разведенного водой вина. Залпом выпив, он вскоре погрузился наконец в сон.
*****
Дальнейшее путешествие проходило в еще более унылой и гнетущей атмосфере, чем раньше. С каждым утром подниматься и садиться в седло, предвкушая долгое сидение в нем на жаре и пыли, становилось все труднее. Солдаты жаловались и умирали от солнечных и тепловых ударов. Главным образом, это были рха-уданцы, хотя один из солдат Хейлы тоже погиб от укуса змеи. Это случилось в передовом дозоре и несчастного не успели донести до кого-нибудь из волшебников, чтобы тот смог помочь.
Колдуны предпочитали не разговаривать друг с другом, за исключением самого необходимого минимума. Очевидно, каждому из трех предводителей не хотелось слишком явно игнорировать Гуннира, потому они молчали. Мясник тоже не страдал от недостатка общения, хотя иногда и заводил разговор. Обычно он ограничивался ничего не значащим вопросом и быстро отставал, вот только заговаривать почему-то предпочитал с Соргеном.
– Ты ведь родом из Энгоарда? – спросил он один раз.
– Да, – ответил Сорген как можно более равнодушно. – Только я давно там не был.
– Гнилое белое болото, – также равнодушно сказал Гуннир. – Однако, я люблю посещать его. Там не нужно следить за собой… ну, ты понимаешь меня? Ведь с одной стороны даже лучше, когда вокруг одни явные враги.
– Угу, – мрачно согласился Сорген. – Только в окружении врагов можно слишком быстро загнуться.
– Овцам не укусить волка, – ответил Мясник едва ли не со смехом. В голосе его послышалось презрительное превосходство и холодная безжалостность. – Белым, курчавым овцам не поймать быстрого черного волка.
В другой раз Гуннир принялся заботливо спрашивать Соргена, не очень ли он страдает от жары, и предложил научить тому самому заклинанию против зноя. Впрочем, оказалось, что для него нужен кусочек льда, которого у Соргена, конечно, не оказалось. Тем не менее, причина исходящего от Гуннира холода отыскалась и оказалась вполне банальной и ничуть не пугающей. Запах гнили тоже объяснялся довольно просто – так у Мясника воняло изо рта при разговоре, потому что таких плохих зубов Сорген не видел даже у нищих, клянчивших милостыню на площадях приморских городов. После этих открытий жуткий ореол вокруг Гуннира изрядно поблек и тот стал просто неопрятным и странным человеком. Стоило задуматься о том, что из репутации Мясника придумано, им ли самим или неизвестными злопыхателями…
Поэтому дня через три после того, как Гуннир присоединился к войску, Сорген уже не так чурался его, как сначала. Он только старался не поворачиваться к Мяснику, когда тот говорил… Колдун же с унылым лицом, казалось, испытывает странную тягу именно к Соргену. Хейла однажды вечером даже предупредила его:
– Бойся сходиться с ним близко, дорогой мой! На свете нет ни одной живой души, которая бы могла назваться другом Мясника. Говорят, судьба его друзей чуть ли не страшнее судьбы его врагов!
Тем не менее, Сорген предпочел отмахнуться от этого предупреждения, так как его вдруг обуяла совершенно ребяческая жажда исследований. Объектом же, естественно, стал загадочный Гуннир и его жизнь. Сначала было трудно подступиться к этому малоразговорчивому и своенравному человеку как следует, но в тот день, когда горы уже закрывали треть неба и степь постепенно стала зеленеть, а ночью даже прошел дождь, Мясник вдруг разоткровенничался.
Начало разговора было за Соргеном. Вернувшись к беседе об Энгоарде, молодой колдун кратко пересказал историю своей жизни, начиная с того момента, как войска пятерых соседей-Высоких взяли штурмом замок Беорн и убили отца. Казалось, Гуннир был заинтересован и затянут этой историей, он даже задавал вопросы и качал головой в некоторых местах.
– Какой захватывающий рассказ, – сказал он необычным скрипучим голосом, когда Сорген закончил. Отвернувшись в сторону от ветра, несшего теперь свежесть с северо-запада гор, Мясник продолжил разговор: – Ведь я мог бы сказать, что в какой-то мере похож на тебя… Я тоже рано лишился отца. Не знаю, в чем была причина озлобленности ваших соседей, но моего папашу сгубило пристрастие к девственницам. Матери я даже не помнил – она умерла при родах или немного позже. Мы жили в большом доме на конце длинной и широкой ложбины, на берегу проточного озера. Вокруг стояли невысокие горы, а к дому вела липовая аллея. Дважды в год она становилась ярко-желтой: летом, когда деревья цвели, и осенью, когда увядали листья.
Мне было лет двенадцать или тринадцать, когда толпа разъяренной черни явилась к нашему дому, вооруженная чем попало. Слуг у нас было немного, но почти все они сбежали, а то и присоединились к толпе. Отец был мелким землевладельцем, и полдюжины окрестных деревень платили ему оброк. Однако, кроме меда, кур и денег он брал другую дань: крал в лесах отправившихся за грибами девушек, привозил в дом и насиловал. Некоторое время крестьяне думали, что у них в округе завелось какое-то чудище, но в конце концов они узнали правду и возжаждали крови злодея. Тогда я ничего не понимал и не знал, поэтому нападение черни оказалось для меня ударом, потрясением, несправедливостью. Отец был дрянным волшебником – просто не имел к этому почти никаких способностей, поэтому мог положиться только на силу и ловкость. Но что такое один человек, пусть даже умеющий фехтовать и вовремя подставить щит, против сотни озлобленных мужиков? Отец был обречен. Правда, он смог спасти меня, потому как в участи наследника такого чудовища, как он, можно было не сомневаться. Отец выбежал из дома на виду толпы и увлек ее сторону; в то же время мой учитель магии, старик по имени Бенжур, вынес меня на коне. Неистовствовавшие крестьяне были слишком заняты отцом, которого рвали на куски, поэтому не стали нас преследовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
По виду и тону князя Сорген ясно понял, что яростнее всего тот уговаривал самого себя, а не молодого компаньона.
– Если он на самом деле хороший колдун, то это будет большой помощью для нас, – прошептал Сорген.
– Да, да, – кивнул Рогез. – Но, если ты не возражаешь, я хотел бы поспать. День был трудный, и впереди такой же.
Теперь Сорген был уверен, что князь, так же, как он сам, ворочается и не может уснуть – если только не выпил какое-нибудь снадобье. И Хейла тоже: не зря ведь она сказалась больной и осталась в своем шатре, под охраной воинов. Печально вздохнув, Сорген порылся в сундуке и нашел нужную бутылку, из которой капнул в стакан с остатками разведенного водой вина. Залпом выпив, он вскоре погрузился наконец в сон.
*****
Дальнейшее путешествие проходило в еще более унылой и гнетущей атмосфере, чем раньше. С каждым утром подниматься и садиться в седло, предвкушая долгое сидение в нем на жаре и пыли, становилось все труднее. Солдаты жаловались и умирали от солнечных и тепловых ударов. Главным образом, это были рха-уданцы, хотя один из солдат Хейлы тоже погиб от укуса змеи. Это случилось в передовом дозоре и несчастного не успели донести до кого-нибудь из волшебников, чтобы тот смог помочь.
Колдуны предпочитали не разговаривать друг с другом, за исключением самого необходимого минимума. Очевидно, каждому из трех предводителей не хотелось слишком явно игнорировать Гуннира, потому они молчали. Мясник тоже не страдал от недостатка общения, хотя иногда и заводил разговор. Обычно он ограничивался ничего не значащим вопросом и быстро отставал, вот только заговаривать почему-то предпочитал с Соргеном.
– Ты ведь родом из Энгоарда? – спросил он один раз.
– Да, – ответил Сорген как можно более равнодушно. – Только я давно там не был.
– Гнилое белое болото, – также равнодушно сказал Гуннир. – Однако, я люблю посещать его. Там не нужно следить за собой… ну, ты понимаешь меня? Ведь с одной стороны даже лучше, когда вокруг одни явные враги.
– Угу, – мрачно согласился Сорген. – Только в окружении врагов можно слишком быстро загнуться.
– Овцам не укусить волка, – ответил Мясник едва ли не со смехом. В голосе его послышалось презрительное превосходство и холодная безжалостность. – Белым, курчавым овцам не поймать быстрого черного волка.
В другой раз Гуннир принялся заботливо спрашивать Соргена, не очень ли он страдает от жары, и предложил научить тому самому заклинанию против зноя. Впрочем, оказалось, что для него нужен кусочек льда, которого у Соргена, конечно, не оказалось. Тем не менее, причина исходящего от Гуннира холода отыскалась и оказалась вполне банальной и ничуть не пугающей. Запах гнили тоже объяснялся довольно просто – так у Мясника воняло изо рта при разговоре, потому что таких плохих зубов Сорген не видел даже у нищих, клянчивших милостыню на площадях приморских городов. После этих открытий жуткий ореол вокруг Гуннира изрядно поблек и тот стал просто неопрятным и странным человеком. Стоило задуматься о том, что из репутации Мясника придумано, им ли самим или неизвестными злопыхателями…
Поэтому дня через три после того, как Гуннир присоединился к войску, Сорген уже не так чурался его, как сначала. Он только старался не поворачиваться к Мяснику, когда тот говорил… Колдун же с унылым лицом, казалось, испытывает странную тягу именно к Соргену. Хейла однажды вечером даже предупредила его:
– Бойся сходиться с ним близко, дорогой мой! На свете нет ни одной живой души, которая бы могла назваться другом Мясника. Говорят, судьба его друзей чуть ли не страшнее судьбы его врагов!
Тем не менее, Сорген предпочел отмахнуться от этого предупреждения, так как его вдруг обуяла совершенно ребяческая жажда исследований. Объектом же, естественно, стал загадочный Гуннир и его жизнь. Сначала было трудно подступиться к этому малоразговорчивому и своенравному человеку как следует, но в тот день, когда горы уже закрывали треть неба и степь постепенно стала зеленеть, а ночью даже прошел дождь, Мясник вдруг разоткровенничался.
Начало разговора было за Соргеном. Вернувшись к беседе об Энгоарде, молодой колдун кратко пересказал историю своей жизни, начиная с того момента, как войска пятерых соседей-Высоких взяли штурмом замок Беорн и убили отца. Казалось, Гуннир был заинтересован и затянут этой историей, он даже задавал вопросы и качал головой в некоторых местах.
– Какой захватывающий рассказ, – сказал он необычным скрипучим голосом, когда Сорген закончил. Отвернувшись в сторону от ветра, несшего теперь свежесть с северо-запада гор, Мясник продолжил разговор: – Ведь я мог бы сказать, что в какой-то мере похож на тебя… Я тоже рано лишился отца. Не знаю, в чем была причина озлобленности ваших соседей, но моего папашу сгубило пристрастие к девственницам. Матери я даже не помнил – она умерла при родах или немного позже. Мы жили в большом доме на конце длинной и широкой ложбины, на берегу проточного озера. Вокруг стояли невысокие горы, а к дому вела липовая аллея. Дважды в год она становилась ярко-желтой: летом, когда деревья цвели, и осенью, когда увядали листья.
Мне было лет двенадцать или тринадцать, когда толпа разъяренной черни явилась к нашему дому, вооруженная чем попало. Слуг у нас было немного, но почти все они сбежали, а то и присоединились к толпе. Отец был мелким землевладельцем, и полдюжины окрестных деревень платили ему оброк. Однако, кроме меда, кур и денег он брал другую дань: крал в лесах отправившихся за грибами девушек, привозил в дом и насиловал. Некоторое время крестьяне думали, что у них в округе завелось какое-то чудище, но в конце концов они узнали правду и возжаждали крови злодея. Тогда я ничего не понимал и не знал, поэтому нападение черни оказалось для меня ударом, потрясением, несправедливостью. Отец был дрянным волшебником – просто не имел к этому почти никаких способностей, поэтому мог положиться только на силу и ловкость. Но что такое один человек, пусть даже умеющий фехтовать и вовремя подставить щит, против сотни озлобленных мужиков? Отец был обречен. Правда, он смог спасти меня, потому как в участи наследника такого чудовища, как он, можно было не сомневаться. Отец выбежал из дома на виду толпы и увлек ее сторону; в то же время мой учитель магии, старик по имени Бенжур, вынес меня на коне. Неистовствовавшие крестьяне были слишком заняты отцом, которого рвали на куски, поэтому не стали нас преследовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109