В день пятнадцатилетия отец вручил мне корону, а сам с группой странствующих проповедников отправился в бескрайние степи Лейды, чтобы обращать к Богу диких кочевников. Прошло четыре счастливых года моего правления, и вот, нежданно-негаданно, прогуливаясь по городу погожим летним днем, я встретил Дуину. Увидел – и был сражен наповал «копьем любви», как я написал в письме, которое послал ей без подписи. У нее были неповторимые тонкие губы, такие изящные и нежные, что стоило им изогнуться в улыбке – колени мои подгибались. Брови – гордо выгнутые, пушистые, мягкого каштанового цвета. Наивные голубые глаза, чистые и прозрачные, как вода в нашем пруду, и круглые щечки с ямочками. Густые темно-русые волосы до плеч, тонкие пальчики, как будто выточенные из молочного мрамора, томные и плавные изгибы бедер и высокая грудь… Я не знаю, как могли остальные мужчины проходить мимо нее и не падать, сраженные наповал этой ослепительной красотой? Я упал и умолял одарить меня благосклонностью; тогда я был наряжен, как простолюдин, чтобы не выделяться из толпы. Она не узнала меня и со смехом велела подняться. Я тоже был тогда довольно привлекательным: высоким и красивым. Кроме того, никто не мог бы назвать меня грубым, злым или несправедливым. Несколько раз мы встречались, тайно – тайно от моего двора, так как я боялся ей признаться. Каждый день с утра я твердо давал себе слово, что раскроюсь перед Дуиной вечером, но, стоило увидеть ее – сердце ухало в пропасть. А вдруг она обидится, узнав, что я скрывал от нее свое происхождение? Я не мог представить, как пережить, если она посмотрит на меня с осуждением, обидится или – о ужас! – откажется меня видеть? Такое положение дел угнетало меня все больше и больше, но развязка пришла внезапно, и она была чудовищной.
С момента нашей встречи прошла всего лишь неделя, когда ко мне во дворец, где я очутился ненадолго, в перерывах между нашими встречами, явились Городские Старейшины. Самый древний из них вышел вперед из кучки таких же, как он, длиннобородых и беззубых развалин.
«Государь! – прошамкал он, глядя в мое непрестанно лучившееся счастьем лицо. – Четыре года ты правил нами с замечательной мудростью, удивительной для такого юного возраста, но теперь пришло время сказать, что ты поддался соблазнам и встал на дорожку порока! Весь город знает, что девица Дуина – первейшая красавица среди остальных, а потому ее предназначение – стать Небесной невестой. Ты должен забыть ее, немедленно!»
Можешь представить, каково мне было услышать такие слова? Я и думать забыл о приближавшемся празднике и всем том, что с ним связано. Эти старики словно бы выбросили меня спящего на середине бушующего зимнего моря, так я был ошарашен и втоптан в грязь злодейкой-судьбой. Я словно выпил яду, от которого медленно умирают – теряют аппетит, бледнеют и чахнут день за днем, пока не засыпают навсегда в постели. Конечно, я не смог пойти на свидание, а вместо этого носился по комнатам дворца, сделанного в стволах пяти дубов, как посаженный в клетку волк. В голове моей клокотали опасные мысли. Мне казалось несправедливым такое устройство мира, хотя раньше я ничего против него не имел. Почему она не может быть моей? Ведь на самом деле ее еще не выбрали Небесной невестой, а значит… Правда, закон запрещал девушкам моложе восемнадцати лет выходить замуж, но ведь я был король!! Истоптав за ту ночь пару сапог, я решился. Наутро город, весь мой народ и Дуина заодно узнали, что их молодой владыка решил идти наперекор закону, установленному Богом. Я объявил, что женюсь на своей возлюбленной, и провозгласил, что милосердное Облако простит меня, ибо для него эта девушка – лишь одна из многих, для меня же – единственная!
Меня переполняло чувство собственного величия; я старался не обращать внимания на сумрачные лица подданных, перекошенных злобой Старейшин и грустную Дуину. Мне казалось в ту минуту, что я всесилен и всемогущ, что все образуется и пойдет прекрасно… Как же иначе может быть в городе, в котором бьет Родник Счастья? Только Бог-Облако не был милосердным, как выяснилось очень скоро.
Я не стал откладывать свадьбу, чтобы на всякий случай успеть до праздника Выданья Небесной невесты. И вот, в нашу брачную ночь небо из темного вдруг стало белым, ярко-белым. В город волнами вползал жуткий, холодный и зловеще мерцающий серебряный туман. Окна в нашей спальне сначала покрыла изморозь, а потом они с жалобным звоном разлетелись на кусочки. Вся в клубах леденящего тумана, внутрь влетела нефритовая статуя, которая двигалась, словно живая: это был он, Бог-Облако, простерший перед собой карающие длани. Лица у него не было, и это долго еще снилось мне. Гладкий кусок камня, на котором только горящие огнем глаза.
– Ты взял мое, червь! – проревела статуя. Голос ее несся отовсюду и был так силен, что я упал на колени, а из ушей у меня пошла кровь. – Гнев мой будет ужасен и послужит будущим поколениям хорошим уроком!
После этого он…
На этом месте голос Колокольчика сорвался в третий раз. Он повернулся к Соргену и протянул руки, ходящие ходуном, к маске. В мигающем свете свечей пират сдернул с лица медвежью личину и отшвырнул ее в темноту. Сорген много успел повидать на своем веку, но сейчас непроизвольно вздрогнул, уж больно зловеще выглядели жесты Колокольчика после нагнетающего напряжение рассказа.
Вместо человеческой головы на плечах пиратского вожака сидела голова козленка, с непропорционально вздувшимся затылком и нежной серой шерсткой, покрывающей ее сверху донизу. Коротенькие крепкие рожки, которые колдун уже видел сверху, черные влажные глаза, трясущаяся жидкая бородка и бронзовый колокольчик под ней.
– Вот во что превратил меня наш добрый Бог в назидание остальным, в чьих головах могла зародиться идея перечить Облаку, – прошептал несчастный Колокольчик. – Он одарил меня козлиной башкой и бессмертием, чтобы я мог как следует осознал всю тяжесть своего греха и не мог найти забытья в смерти. А мою Дуину… О нет, прошло несколько сотен лет, но воспоминания крутят мою душу железными пальцами, они рвут меня всего на части, но никак не могут разорвать окончательно! Он унес ее и отдал одному из лейденских кочевников, грязному животному, славившемуся жестокостью, с которой он обращался с женщинами. Потом мне являлись видения, и в них я видел самые жуткие надругательства и истязания, выпавшие на долю моего нежного цветочка, моей девочки, моей несчастной жены… так и не успевшей ей стать. Сначала она жила у вождя племени, потом попала к его родственнику, потом была продана куда-то в далекое племя, где умерла от голода в одну из суровых зим. А я же должен был жить и каждую ночь… да что там, каждое мгновение бесплодно бичевать разум.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109