- Еще психологию и китайский язык. Китайский мне не очень-то
давался. Но это все, конечно, были второстепенные предметы - так, для
культурного уровня.
- Ясно. А какой же у вас был основной предмет?
- Косметика.
- О!
- Ну да, всякие там перманенты, массажи, парафиновые маски -
все, чем занимаются в салонах красоты. Но только, конечно, мы еще
изучали и историю, и теорию тоже. Я писала диплом на тему "Восточные
прически". Вот почему я и занималась китайским. Я думала, он мне
поможет, но он не помог. Зато по искусству и психологии у меня в
дипломе "отлично".
- И в это время, пока вы занимались искусством, психологией и
китайским языком, вы мечтали о покойницкой?
- Ну что вы, нисколько. Вам это, правда, интересно? Тогда я
расскажу, потому что это действительно довольно поэтическая история. Я
закончила колледж в сорок третьем году, и многие девушки из нашей
группы пошли работать на оборону, а меня это нисколько не
интересовало. Не потому, что я не патриотка, не люблю свою родину и
все такое. А просто я не увлекаюсь войной, вот и все. Теперь все не
увлекаются. Ну а я уже в сорок третьем не увлекалась. Поэтому я и стала
работать в Беверли-Уолдорф, в салоне красоты, а только и там нельзя
было от этой войны избавиться. Наши клиентки - они будто ничего
возвышеннее придумать не могли для разговора - все только про
бомбежки по квадратам. А одна там была хуже всех, ее звали миссис
Комсток. Она приходила каждую субботу утром волосы подсинивать и
укладывать, и я вроде бы ей угодила. Она всегда меня спрашивала. Никто
ей, кроме меня, не мог угодить, а только все равно она мне на чай больше
двадцати пяти центов не давала. У этой миссис Комсток один сын был в
Вашингтоне, а другой в Дели, внучка была в Италии да еще племянник
какая-то шишка по военной пропаганде, так что мне приходилось все про
них выслушивать, и я в конце концов стала бояться субботы больше всех
дней недели. Потом эта миссис Комсток заболела, но я и тогда еще от нее
не избавилась. Она посылала за мной, чтобы я ее на дому обслуживала,
тоже раз в неделю, но и дома она давала мне только двадцать пять центов
на чай и так же много говорила про войну, хотя уже не так связно. Так
вот, представляете, как я удивилась, когда в один прекрасный день
вызывает меня мистер Джебб, наш заведующий, и говорит: "Мисс
Танатогенос, мне даже неудобно вас об этом просить. Просто не знаю,
как вы на это посмотрите, но дело в том, что эта миссис Комсток - она
умерла, и тут пришел ее сын, который из Вашингтона, и он очень хочет,
чтобы вы уложили волосы миссис Комсток, как раньше. У них, кажется,
нет ее последних фотографий, и в "Шелестящем доле" никто не знает,
какую она носила прическу, а полковник Комсток не может ее описать
как следует. Вот я и подумал, мисс Танатогенос, что, может, вы окажете
такую любезность полковнику Комстоку и поедете в "Шелестящий дол",
чтобы причесать миссис Комсток, как просит полковник Комсток".
Ну, я просто не знала, что сказать. Я до этого никогда не видела
покойников - отец-то ведь ушел от матери, до того как он умер, если
только он вообще умер, а мать уехала на Восточное побережье его искать,
как раз когда я кончила колледж, и там она умерла. И я никогда не была в
"Шелестящем доле", потому что, с тех пор как мы разорились, мать
перешла в новую веру, а они вообще не признают, что смерть существует.
Так что я очень нервничала, когда в первый раз шла сюда. А когда
пришла, то все оказалось совсем по-другому, чем я ожидала. В общем, вы
сами видели, так что вы понимаете. Полковник Комсток пожал мне руку
и сказал: "Девушка, вы совершаете поистине прекрасный и благородный
поступок". И отвалил мне пятьдесят монет.
Потом меня повели в бальзамировочную, и там на столе в своем
свадебном платье лежала миссис Комсток. Никогда не забуду, как она
выглядела. Как преобразилась. Иначе это просто нельзя назвать. С тех
пор просто не счесть, сколько раз я имела удовольствие представлять
людям их Незабвенных, и в большинстве случаев они так и говорят: "Ах,
они совсем преобразились!" Конечно, она еще была бесцветная, и волосы
у нее были вроде бы как жидкие, она была такая белая-белая, будто воск,
и такая холодная, и молчала. И я сперва просто не решалась к ней
прикоснуться. А потом я помыла ей волосы шампунем, и посинила, как
обычно, и уложила так, как всегда ей укладывала, кругом кудряшки,
кудряшки, а там, где уже редкие, чуть взбила, вроде бы попушистее.
Потом, пока она сохла, косметичка стала ее подкрашивать. Она
разрешила мне смотреть, и мы с ней разговорились, и она мне сказала,
что у них как раз есть место младшей косметички, так что я сразу пошла к
себе в салон и подала мистеру Джеббу заявление, что ухожу. Это было
почти два года назад, и с тех пор я здесь.
- И не жалеете об этом?
- Ой, что вы, ни разу, ни вот столечко не жалела. А что я вам
сейчас насчет недолговечности произведений сказала, так это каждый
художник раньше или позже о своей работе так думает, правда? У вас так
разве не бывает?
- Они небось и платят вам здесь больше, чем в салоне красоты?
- Да, чуть больше. Но зато Незабвенные не могут тебе дать
чаевых, так что выходит почти то же. Но я не из-за денег работаю. Я бы
здесь и бесплатно с удовольствием работала, но кушать-то нужно, к тому
же Сновидец требует, чтобы мы выглядели прилично. И знаете, я только
просто нравилось обслуживать людей, которые не могут говорить. И
только потом я начала понимать, сколько утешения и радости наша
работа приносит людям. Как это замечательно - просыпаться утром и
знать, что сегодня ты снова принесешь радость чьему-то истерзанному
сердцу. Конечно, моя роль тут очень маленькая. Я только подручная у
похоронщика, но зато мне выпадает счастье показывать людям конечный
результат нашего труда и видеть впечатление. Я и вчера это видела по
вашему лицу. Конечно, вы, англичане, народ где-то невыразительный, но
я все равно знаю, что у вас творится в душе.
- Сэр Фрэнсис преобразился, это несомненно.
- Только когда к нам в отдел пришел мистер Джойбой, я как бы
по-настоящему начала понимать, что такое "Шелестящий дол". Мистер
Джойбой - он человек возвышенный и даже где-то святой. С того дня,
как он пришел, у нас в похоронном даже атмосфера стала возвышенная.
Никогда не забуду, как он однажды утром сказал одному молодому
похоронщику: "Мистер Парке, я хотел бы напомнить вам, что вы не в
"Угодьях лучшего мира".
Деннис ничем не выдал, что это название ему знакомо, но ощутил
мгновенную похожую на укол радость, вспомнив, что в начале
знакомства хотел было перекинуть мостик между ними, упомянув
мимоходом о своем занятии, а потом передумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31