Мистер Хлам был нечисто выбрит, мистер Хлам был не совсем
трезв. "Хлам все больше опускается,- сказал главный редактор.-
Заставьте его взять себя в руки или увольняйте". Не ведавший о нависшей
над ним угрозе мистер Хлам воскликнул:
- Боже мой, опять Танатогенос! Что она там пишет, милочка? Я
что-то сегодня даже читать не могу.
- Ее постигло страшное прозрение, мистер Хлам. Человек,
которого она, как ей казалось, любила, оказался лжецом и обманщиком.
- О-о, напишите ей, пусть выходит за другого.
- Кажется, так она и намерена поступить.
О помолвке Денниса и Эме не было объявлено ни в одной газете, и
потому не потребовалось публичного опровержения. Помолвке мистера
Джойбоя и Эме были посвящены полтора столбца в "Журнале
похоронщиков" и фотография в "Гробе"; что касается местного журнала
"О чем шелестит дол", то он посвятил их роману почти весь очередной но-
мер. Была объявлена дата брачной церемонии в Университетской церкви.
Мистер Джойбой получил баптистское воспитание, и священник, который
в "Шелестящем доле" отпевал баптистов, охотно предложил ему свои
услуги. Кастелянша подыскала для невесты белое усыпальное покрывало.
Доктор Кенуорти выразил желание лично присутствовать на церемонии.
Трупы, поступавшие теперь к Эме для дальнейшей обработки,
торжествующе ухмылялись.
За все время Эме ни разу не встречалась с Деннисом. В последний
раз она видела его у могилы попугая, когда он, словно бы вовсе не
испытывая смущения, подмигнул ей над маленьким пышным гробиком.
На самом деле он был порядком смущен и просто почел за лучшее
притаиться на день-другой. А потом он увидел объявление о помолвке.
Эме было не так-то просто избежать нежелательных встреч. Она
не могла попросту предупредить: "Если придет мистер Барлоу, меня нет
дома" - и наказать слугам, чтоб его не пускали. У нее не было слуг, а
если звонил телефон, она сама брала трубку. Ей надо было есть. Надо
было ходить по магазинам. И в том и в другом случае она оказывалась
беззащитной перед возможностью тех будто случайных дружеских
встреч, которыми изобилует жизнь американца. И вот как-то вечером,
незадолго перед свадьбой, Деннис, подстерегавший ее, прошел за ней в
жирножковую и сел рядом у стойки.
- Привет, Эме. Хочу с тобой поговорить.
- Все, что бы ты теперь ни сказал, не имеет значения.
- Но послушай, милая моя, ты, кажется, совсем забыла, что мы с
тобой обручены и должны пожениться. Мои теологические занятия
продвигаются успешно. День, когда я заявлю о своих жениховских
правах, уже не за горами.
- Лучше смерть.
- Признаться, этой альтернативы я не предвидел. Поверишь,
первый раз в жизни пробую эти жирножки. Сколько раз собирался
попробовать. Поразительно даже не то, что они такие противные, а то,
что они совершенно безвкусные. Но давай поговорим начистоту. Ты что
же, отрицаешь, что торжественно поклялась выйти за меня замуж?
- Но ведь девушка может и передумать, правда?
- Ну, по правде сказать, я в этом не уверен. Ты ведь дала
торжественное обещание.
-Да, но я была обманута. Все эти стихи, которые ты посылал мне
и притворялся, будто сам их написал, и все они такие возвышенные, что я
даже наизусть учила отрывки,- оказывается, их написали другие люди, а
некоторые из этих людей даже завершили путь сотни лет назад. В жизни
так обидно не было, как тогда, когда я узнала.
- Так, значит, в этом все дело?
- И эти ужасные "Угодья лучшего мира". Ладно. Я лучше уйду.
Мне даже есть расхотелось.
- Но ведь ты сама выбрала это место. Когда я тебя приглашал, я
никогда не кормил тебя этими жирножками, правда?
- Если только не я тебя приглашала.
- Это несущественно. Но не можешь же ты идти вот так по улице
и плакать. Моя машина стоит напротив. Давай я подброшу тебя до дому.
Они вышли на улицу, ярко освещенную светом неоновых ламп.
- Ладно, Эме,- сказал Деннис,- давай не будем дуться.
- Дуться? Ты мне просто отвратителен.
- Когда мы виделись в прошлый раз, мы были помолвлены и
собирались сочетаться браком. Надеюсь, я могу рассчитывать на какие-то
объяснения. Пока единственное, в чем ты обвиняешь меня,- это то, что
не я автор нескольких наиболее знаменитых стихотворных шедевров,
написанных по-английски. Ну а кто же тогда? Твой Гопджоп?
- Ты хотел, чтобы я подумала, будто это ты написал.
- Ну, Эме, ты не справедлива ко мне. Это я должен был бы быть
разочарован тем, что девушка, на которую я растрачивал свои чувства, не
знакома с самыми популярными сокровищами литературы. Но я
понимаю, что твои критерии образования отличаются от тех, к которым я
привык. Ты, несомненно, лучше, чем я, разбираешься в психологии и
китайском языке. Но, видишь ли, в том отмирающем мире, из которого я
пришел, цитирование - это поистине национальный порок. Когда-то
цитировали античных писателей, теперь лирическую поэзию.
- Никогда больше не поверю ни одному твоему слову.
- Черт побери, чему ж тут не верить?
- Я в тебя не верю.
- Вот это уже другое дело. Верить кому-то и верить в кого-то -
здесь, конечно, есть существенное различие.
- Ох, да перестань ты рассуждать.
- Что ж, согласен.
Деннис подогнал машину к обочине и попытался заключить Эме в
свои объятия. Она сопротивлялась яростно и умело. Он тотчас отступился
и закурил сигару. Эме долго всхлипывала, забившись в угол, а потом
вдруг сказала:
- Эти ужасные похороны.
- Попугай Джойбоя? Да. Это я, пожалуй, смогу объяснить.
Мистер Джойбой требовал, чтобы гроб был открытый. Я возражал, и
ведь, в конце концов, мне виднее. Я изучал это дело. Открытый гроб
годится для собак и кошек, они очень естественно сворачиваются в
клубочек. Другое дело попугаи. Они выглядят просто нелепо, когда
голова их покоится на подушечке. Но я наткнулся на непробиваемую
стену снобизма. Раз так хоронят в "Шелестящем доле", значит, так
должны хоронить в "Угодьях лучшего мира". Или ты думаешь, он
вообще все это подстроил? Может быть. Вполне допускаю, что этот
ханжа и зануда пошел на то, чтоб бедняга попугай выглядел так нелепо,
лишь бы уронить меня в твоих глазах. Да и вообще кто приглашал тебя на
эти похороны? Ты что, была знакома с покойным?
- Подумать только, все то время, пока мы встречались с тобой,
ты тайком ходил туда, в это место...
- Дорогая моя, тебе, как американке, меньше всего пристало
презирать мужчину за то, что он начинает с нижней ступеньки
социальной лестницы. Я, конечно, не притязаю на столь высокое
положение в похоронном мире, какое занимает твой мистер Джойбой, но
зато я моложе его, гораздо привлекательнее и у меня свои зубы. А в
будущем у меня - Свободная церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31