Через полчаса бригадиры были у него. Кроме одного. Этот один опоздал на пять минут.
— Ты опоздал, — сказал ему Шустрый. — Пойдешь в бригаду Ломового. Возьмешь на себя киоски на Заречном рынке и на «пятачке» возле парка.
— Ты что, Шустрый? Какие киоски?! Я бригадир! — возмутился опоздавший бригадир.
— Уже нет, — покачал головой Шустрый. — Ты опоздал на пять минут.
— Ты что, стал козырным? — с угрозой в голосе спросил опальный бригадир. — Не пускай пыль в глаза! Ты такой же, как мы. Только к Папе ближе. Не тебе решать, кому где быть.
— Не мне. Папе, — тихо сказал Шустрый. — Папа сказал за порядок. Папа сказал, что с бардаком пора кончать. И еще сказал, что дань повышается вполовину. Со всех. И с барыг, и с фирмовых.
Бригадиры напряженно переглянулись.
— Такие бабки они не дадут. Удавятся, а не дадут.
— Смотря как просить.
— Все равно не дадут. Они пустые. Они просили сбросить на четверть.
— Я знаю. Но Папа сказал поднять наполовину. И начинать собирать сегодня. Сейчас. Значит, сейчас и пойдем.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас.
Бригадиры неохотно поднялись и двинулись к выходу, переговариваясь на ходу насчет того, что барыги так просто бабки не сдадут и что будет большая буза и, возможно, придется пускать кому-то кровь.
— Лысый, Дылда, Гундосый, Татарин, остаетесь здесь, — сказал Шустрый.
— Почему остаемся?
— Папа сказал. У вас своя работа будет.
— Какая?
— Французский язык изучать.
— Ха-ха-ха! — заржали в голос бригадиры. — Ну Шустрый, как скажет...
Зря, между прочим, заржали. Потому что Лысому, Дылде, Гундосому и Татарину действительно предстояло изучать французский язык. По ускоренному методу. Причем не сомнительному Илоны Давыдовой, а по очень действенному методу Королькова Ильи Григорьевича. По кличке Папа.
— Сколько вы берете за час занятий? — спросил зам Папы по финансовым и деликатным вопросам найденную по объявлению в газете преподавательницу французского языка.
— Дело в том, что я высококвалифицированный специалист. Я преподавала много лет в вузах. Кроме того, я не могу опускать расценки ниже существующих. Меня не поймут мои коллеги по цеху.
— Сколько?
— Тридцать. За час.
— Долларов?
— Что вы?! Конечно, нет! Конечно, рублей.
— Хорошо, мы будем платить вам сто рублей.
— В час?!
— В час.
— Но это слишком дорого. Я боюсь...
— Дело в том, что у нас трудный контингент. И когда вы с ним столкнетесь, названная сумма не покажется вам большой.
— Трудные ученики?
— Очень трудные.
— Второгодники?
— По-разному. Кто второгодник, а кто и того больше.
— Какова предполагается, интенсивность обучения? То есть я хотела спросить, сколько предполагается часов?..
— Двенадцать.
— В неделю или в месяц?
— В день.
— В день?!
— Да, в день. Это должен быть очень интенсивный курс. Который позволит заговорить вашим ученикам через две-три недели.
— Через две-три недели заговорить невозможно!
— Почему?
— Потому что невозможно заставить ученика заниматься по двенадцать часов в сутки. Он просто-напросто откажется.
— Эти не откажутся. Эти будут заниматься столько, сколько надо.
— И все равно я не возьму на себя ответственность...
— Хорошо. Если вы считаете, что не справитесь, мы найдем другого преподавателя...
— Вы меня неверно поняли. Я могу попробовать, но нет никакой гарантии...
— Если ваши ученики заговорят через две недели, мы удвоим ставку. То есть вы будете получать в час не сто, а двести рублей.
— Когда приступать к занятиям?
— Сегодня. Сейчас.
— Но я... Но учебники, пособия... Наконец, ученики.
— Ученики ожидают вас в соседней комнате. Все учебники, которые вам необходимы, мы привезем через двадцать минут. Что еще?
— Больше ничего.
— Тогда прошу в класс...
— Здравствуйте, — приветствовала своих новых учеников учительница. — Как вас зовут?
— Это Дылда, этот вон Гундосый, тот Татарин, — представил своих «одноклассников» Лысый. — Ну и я — Лысый.
— Как вы сказали? — растерялась учительница.
— Дылда, Гундосый, Татарин и Лысый, — повторил Лысый. — Чего тут еще непонятно?
— Это, так сказать, клички? — переспросила учительница.
— Ну?
— А как ваши имена?
— Чего?
— Имена.
— Нас как зовут? — спросил Лысый.
— Меня Серый. Гундосого Колян. Татарина — Абдула.
— Меня Жора зовут, — поправил Татарин.
— Один хрен — Абдула. И вообще, кончай, ворона, гонять порожняк, пора уже делом заниматься...
Учительница схватилась за лицо и выбежала вон.
— Они, они... — пыталась она сказать хоть слово заму Папы по финансам.
— Ну что еще они?
— Они по кличкам. И назвали меня... назвали вороной.
— И что?
— Но это оскорбление!
— Никакое это не оскорбление. Это на их языке рассеянная женщина. Не кошелка какая-нибудь.
— А что такое кошелка?
— Это не вы.
— Но все равно. Они так странно выражаются. И вообще...
— Я же предупреждал, что контингент будет непростой. И что сто рублей за их обучение немного. Впрочем...
— Нет, я все понимаю. Но нельзя ли...
— Хорошо. Я помогу вам. Больше они выражаться не будут. Когда учительница вернулась в «класс», там было уже пять учеников. Пятый выглядел хуже предыдущих четверых вместе взятых.
— Слышь, училка, меня Юрист прислал, чтобы эти Васи с парашютами тебе мозги не пудрили.
— Вы кто?!
— Я? Я Лось Рваный. Да ты, училка, не дрейфь. Если эти фраера дешевые еще будут базлать и будут лезть на рога, я им уши пообтесываю, а мало будет, очки опишу или вообще вглухую заделаю...
— Что-о-о?
Первый урок пришлось отложить на день. Но только на день...
— Здравствуйте, — опасливо поздоровалась учительница при новой попытке войти в «класс».
— Здравствуйте, Зинаида Ивановна, — нестройно приветствовали ученики свою учительницу, опасливо косясь на сидящего в стороне Рваного Лося.
— Bon jour, — еще раз поздоровалась учительница по-французски. — Asseyez-vous.
— Чего это она? — удивились между собой ученики.
— А ну тихо, малахольные! — прикрикнул Лось.
— Это я по-французски сказала «здравствуйте» и разрешила сесть.
Ученики плюхнулись на стулья.
— Мослы подберите, — предложил Лось. Ученики втянули под стулья ноги.
— Французский язык — это язык великой нации... — начала свое вдохновенное вступление Зинаида Ивановна.
— Какой нации? — перебил ее Гундосый Колян.
— В каком смысле «какой»? — не поняла учительница. — Естественно французской... нации. Если французский язык.
— А-а.
— Тогда давайте начнем сразу с алфавита, — печально сказала учительница. — Во французком алфавите двадцать шесть букв... Повторяйте за мной... Еще раз... Еще... А теперь попытайтесь сами. Еще раз... Еще... Но ведь это так просто! Ведь букв всего двадцать шесть. Ну я прошу вас! Напрягите память. Ну?.. — Нет. Безнадежно! Татарин снова споткнулся на четвертой букве, Лысый и Гундосый — на пятой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113