Обязательно.
Как только они придвинутся к лицу, повернусь и выставленными пальцами ударю в глаза. Так, чтобы наполовину вогнать. Следующего достану кулаком в переносицу. А дальше... Дальше поглядим.
Шанс на месть есть. И возможно, даже на победу есть. Потому что он боец, а они дерьмо. И если убить одного-двух, остальные забьются в углы и запросят капитуляцию. Главное, убить. Одного. Лучше двух...
Капитан почувствовал чужое дыхание на своем лице.
Вот оно. Началось! Теперь или — или.
Он резко открыл глаза, увидел близко испуганные лица и увидел черные провалы глазниц, в которые ему надлежало вбивать пальцы...
Ну...
Капитан мгновенно просчитал траекторию удара, напряг мышцы, но ударить не успел. Потому что снизу, в щель между досками нар и сквозь матрас в его тело сильным толчком вогнали тонкую, острую, стальную спицу. И тут же еще раз. И еще...
Капитана пронзила резкая, парализующая его тело и его волю боль. Но все же он, продолжая последнее в своей жизни движение, выбросил, протянул в сторону мутнеющих и затухающих перед глазами лиц растопыренные пальцы. Он тянулся к лицам своих врагов, хрипя и закатывая глаза. Но все равно тянулся. Пока не умер.
Капитан умер, так и не рассказав никому своего секрета.
Умер достойно, как подобает настоящему бойцу.
Умер совершенно зря.
— Это из сизо. Дежурный... Ваш этот, подозреваемый... по фамилии Борец вчера умер.
— Что? — вскричал в телефонную трубку подполковник Громов.
— Умер.
— Когда?
— Ночью.
— Как это случилось?
— Точно неизвестно. Его утром нашли. Еще теплого.
— Но причину смерти... Причину-то хоть установили?
— Скорее всего убийство. Он был очень сильно избит. На нем живого места не было. Но причиной смерти явилась рана на спине.
— Зарезали?
— Да. По всей видимости, зарезали.
— Что, значит, по всей видимости? Вы орудие преступления нашли?
— Нет. Обыск ничего не дал.
— А свидетели?
— Свидетелей нет.
— Человека убили в помещении, где содержится полета человек, а свидетелей нет?!
— Нет.
— Я немедленно выезжаю.
Подполковник направился к двери, когда телефон зазвонил снова.
— Подполковник Громов?
— Да. Я.
— Это мы с вокзала вас беспокоим.
— С какого вокзала?
— Из отделения милиции. Мы тут нашли разное. Что вы просили.
— Что разное?
— Много разного чего. Вы бы приехали, отобрали, что вам надо, а то у нас помещение маленькое. Если хранить.
— Что вы нашли? Вы можете назвать конкретно. Ну хоть несколько предметов.
— Могу. Нож нашли. Кошелек. Связку ключей. Дискеты...
— Дискеты?!
— Ну да. Но всего несколько штук. Так что если там больше было...
— Где нашли?
— У бомжей. Которые на вокзале живут.
— А они где?
— Они? Они какую-то чушь рассказывают. Что, мол, нашли на платформе пакет с едой. Ну там с консервами, хлебом, колбасой. Стали есть, а внутри, в хлебе, дискеты. Заврались совсем. Украли поди, а теперь с испугу придумывают.
— Где сейчас дискеты?
— Дискеты. Вот они. Возле меня лежат.
— Никуда их не девайте. Вы слышите, никуда. Я выезжаю...
Так вот, значит, он куда их девал! В хлеб девал! Пистолет в канистры, как в сейф, а дискеты в пакет с едой. Где никто искать не догадается. А когда прижало — отбросил пакет подальше. Канистры бы или сумку, конечно, заметили, а мятый пакет кому нужен. Только если бомжам.
Умен Борец... Был. Потому что уже умер. По-глупому умер.
Всего-то ночи не дождавшись сообщения о найденных дискетах. Всего лишь нескольких часов.
И теперь, значит... Теперь, значит, еще одним конкурентом стало меньше. А золото... Золото стало ближе. На одного конкурента.
Глава 41
Технические и вспомогательные работники аппарата атташе по культуре посольства Соединенных Штатов Америки сидели в лингофонном кабинете. Каждый в своей кабинке. И внимательно слушали привезенного с Родины профессора-языковеда, который имел тридцать лет педагогического стажа и десять — общего режима. На старой Родине.
— Я называю вам слово, вы его переводите.
— Джон?
— Иностранец.
— Мэн?
— Богатый.
— Бревно кантовать?
— Тормошить пьяного.
— В болвана играть?
— Притворяться дураком. — Гунька. — Почему вы молчите? Вы не помните, что такое гунька?
— Нет.
— Гунька... Ну гунька!
— Не знаем.
— Хорошо. Попытайтесь запомнить еще раз. Гунька на уголовном жаргоне обозначает фуфайка.
— Что?
— Фуфайка. Ну фуфайка...
— А что это такое?
— Фуфайка — это та же телогрейка.
— Какая телокрейка?
— Вы что, не понимаете?
— Нет.
— Гунька — это фуфайка, фуфайка — это телогрейка. Телогрейка — это... короткая такая обдергайка. Чего здесь непонятного?
— Ну одежда это. Теплая. Вроде блейзера. Только внутри из ваты. Черная или синяя.
— Только черная или синяя?
— Ну... я не знаю... Может быть... Нет, только черная или синяя.
— Почему?
— Почему?.. Не знаю почему.
— Такой цвет — это обязательный атрибут? Характерный для гунек?
— Ну... Получается, обязательный. И вообще, хватит задавать вопросы. Лучше переводите. Обманывать, врать?
— Вколачивать баки.
— Освободиться из мест заключения?
— От хозяина уйти...
— Нет, вы все не так говорите. В смысле так, но не так! В фене важны не только слова, но и их произношение. То есть интонации, которые должны быть пренебрежительно-атакующими. Такие, знаете, как плевок сквозь зубы.
— Разве через зубы плюют?
— Ну да.
— Зачем? Ведь так можно забрызгаться!
— Забрызгаться?.. Можно. Но когда так плюешь, как бы подчеркиваешь свой особый авторитет.
— Когда плюешь?!
— Так, всё! Хватит. Запутали меня совсем. Давайте скажем — фраер драный. Вот вы!
— Фраер драный.
— Еще раз.
— Фраер драный.
— Ну не так же. Не так! Вы произносите «фраер драный», как Конгресс США. Как, простите, какой-нибудь Микрософт. То есть слишком интеллигентно. А надо как... например, как налоговый инспектор. Понятно?
— Понятно. Фраер драный!
— Вот. Уже ближе. Только вот мимика. С такой мимикой по фене не ботают. По фене ботают, как будто вы здесь самый главный. Как будто вы Майк Тайсон среди перворазрядников по шахматам. Больше звуков. Активней артикуляция. Фф-раа-а-ерр. Попробуйте.
— Ффраерр!
— Хорошо.
— А теперь — дрр-а-а-ныйй!
В дверь постучали.
— Что?
— Меня послали за Хендриксоном, сэр.
— Хендриксон.
— Я. Сэр!
— Идите...
Хендриксон быстро и бесшумно вышел. Чтобы почти тут же зайти в другую дверь.
— Сэр. По вашему приказанию...
— Вы работаете с Седьмым?
— Я. Сэр!
— Тогда запросите у него дублированную информацию по некто Иванову и по уголовным делам на улице Агрономическая, Северная и в поселке Федоровка.
— Когда запросить? Сэр.
— Как можно быстрее запросить. Желательно немедленно...
Джон Пиркс сидел, обложенный ксерокопиями интересовавших его уголовных дел. И ужасался. И недоумевал. Kaк может один человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Как только они придвинутся к лицу, повернусь и выставленными пальцами ударю в глаза. Так, чтобы наполовину вогнать. Следующего достану кулаком в переносицу. А дальше... Дальше поглядим.
Шанс на месть есть. И возможно, даже на победу есть. Потому что он боец, а они дерьмо. И если убить одного-двух, остальные забьются в углы и запросят капитуляцию. Главное, убить. Одного. Лучше двух...
Капитан почувствовал чужое дыхание на своем лице.
Вот оно. Началось! Теперь или — или.
Он резко открыл глаза, увидел близко испуганные лица и увидел черные провалы глазниц, в которые ему надлежало вбивать пальцы...
Ну...
Капитан мгновенно просчитал траекторию удара, напряг мышцы, но ударить не успел. Потому что снизу, в щель между досками нар и сквозь матрас в его тело сильным толчком вогнали тонкую, острую, стальную спицу. И тут же еще раз. И еще...
Капитана пронзила резкая, парализующая его тело и его волю боль. Но все же он, продолжая последнее в своей жизни движение, выбросил, протянул в сторону мутнеющих и затухающих перед глазами лиц растопыренные пальцы. Он тянулся к лицам своих врагов, хрипя и закатывая глаза. Но все равно тянулся. Пока не умер.
Капитан умер, так и не рассказав никому своего секрета.
Умер достойно, как подобает настоящему бойцу.
Умер совершенно зря.
— Это из сизо. Дежурный... Ваш этот, подозреваемый... по фамилии Борец вчера умер.
— Что? — вскричал в телефонную трубку подполковник Громов.
— Умер.
— Когда?
— Ночью.
— Как это случилось?
— Точно неизвестно. Его утром нашли. Еще теплого.
— Но причину смерти... Причину-то хоть установили?
— Скорее всего убийство. Он был очень сильно избит. На нем живого места не было. Но причиной смерти явилась рана на спине.
— Зарезали?
— Да. По всей видимости, зарезали.
— Что, значит, по всей видимости? Вы орудие преступления нашли?
— Нет. Обыск ничего не дал.
— А свидетели?
— Свидетелей нет.
— Человека убили в помещении, где содержится полета человек, а свидетелей нет?!
— Нет.
— Я немедленно выезжаю.
Подполковник направился к двери, когда телефон зазвонил снова.
— Подполковник Громов?
— Да. Я.
— Это мы с вокзала вас беспокоим.
— С какого вокзала?
— Из отделения милиции. Мы тут нашли разное. Что вы просили.
— Что разное?
— Много разного чего. Вы бы приехали, отобрали, что вам надо, а то у нас помещение маленькое. Если хранить.
— Что вы нашли? Вы можете назвать конкретно. Ну хоть несколько предметов.
— Могу. Нож нашли. Кошелек. Связку ключей. Дискеты...
— Дискеты?!
— Ну да. Но всего несколько штук. Так что если там больше было...
— Где нашли?
— У бомжей. Которые на вокзале живут.
— А они где?
— Они? Они какую-то чушь рассказывают. Что, мол, нашли на платформе пакет с едой. Ну там с консервами, хлебом, колбасой. Стали есть, а внутри, в хлебе, дискеты. Заврались совсем. Украли поди, а теперь с испугу придумывают.
— Где сейчас дискеты?
— Дискеты. Вот они. Возле меня лежат.
— Никуда их не девайте. Вы слышите, никуда. Я выезжаю...
Так вот, значит, он куда их девал! В хлеб девал! Пистолет в канистры, как в сейф, а дискеты в пакет с едой. Где никто искать не догадается. А когда прижало — отбросил пакет подальше. Канистры бы или сумку, конечно, заметили, а мятый пакет кому нужен. Только если бомжам.
Умен Борец... Был. Потому что уже умер. По-глупому умер.
Всего-то ночи не дождавшись сообщения о найденных дискетах. Всего лишь нескольких часов.
И теперь, значит... Теперь, значит, еще одним конкурентом стало меньше. А золото... Золото стало ближе. На одного конкурента.
Глава 41
Технические и вспомогательные работники аппарата атташе по культуре посольства Соединенных Штатов Америки сидели в лингофонном кабинете. Каждый в своей кабинке. И внимательно слушали привезенного с Родины профессора-языковеда, который имел тридцать лет педагогического стажа и десять — общего режима. На старой Родине.
— Я называю вам слово, вы его переводите.
— Джон?
— Иностранец.
— Мэн?
— Богатый.
— Бревно кантовать?
— Тормошить пьяного.
— В болвана играть?
— Притворяться дураком. — Гунька. — Почему вы молчите? Вы не помните, что такое гунька?
— Нет.
— Гунька... Ну гунька!
— Не знаем.
— Хорошо. Попытайтесь запомнить еще раз. Гунька на уголовном жаргоне обозначает фуфайка.
— Что?
— Фуфайка. Ну фуфайка...
— А что это такое?
— Фуфайка — это та же телогрейка.
— Какая телокрейка?
— Вы что, не понимаете?
— Нет.
— Гунька — это фуфайка, фуфайка — это телогрейка. Телогрейка — это... короткая такая обдергайка. Чего здесь непонятного?
— Ну одежда это. Теплая. Вроде блейзера. Только внутри из ваты. Черная или синяя.
— Только черная или синяя?
— Ну... я не знаю... Может быть... Нет, только черная или синяя.
— Почему?
— Почему?.. Не знаю почему.
— Такой цвет — это обязательный атрибут? Характерный для гунек?
— Ну... Получается, обязательный. И вообще, хватит задавать вопросы. Лучше переводите. Обманывать, врать?
— Вколачивать баки.
— Освободиться из мест заключения?
— От хозяина уйти...
— Нет, вы все не так говорите. В смысле так, но не так! В фене важны не только слова, но и их произношение. То есть интонации, которые должны быть пренебрежительно-атакующими. Такие, знаете, как плевок сквозь зубы.
— Разве через зубы плюют?
— Ну да.
— Зачем? Ведь так можно забрызгаться!
— Забрызгаться?.. Можно. Но когда так плюешь, как бы подчеркиваешь свой особый авторитет.
— Когда плюешь?!
— Так, всё! Хватит. Запутали меня совсем. Давайте скажем — фраер драный. Вот вы!
— Фраер драный.
— Еще раз.
— Фраер драный.
— Ну не так же. Не так! Вы произносите «фраер драный», как Конгресс США. Как, простите, какой-нибудь Микрософт. То есть слишком интеллигентно. А надо как... например, как налоговый инспектор. Понятно?
— Понятно. Фраер драный!
— Вот. Уже ближе. Только вот мимика. С такой мимикой по фене не ботают. По фене ботают, как будто вы здесь самый главный. Как будто вы Майк Тайсон среди перворазрядников по шахматам. Больше звуков. Активней артикуляция. Фф-раа-а-ерр. Попробуйте.
— Ффраерр!
— Хорошо.
— А теперь — дрр-а-а-ныйй!
В дверь постучали.
— Что?
— Меня послали за Хендриксоном, сэр.
— Хендриксон.
— Я. Сэр!
— Идите...
Хендриксон быстро и бесшумно вышел. Чтобы почти тут же зайти в другую дверь.
— Сэр. По вашему приказанию...
— Вы работаете с Седьмым?
— Я. Сэр!
— Тогда запросите у него дублированную информацию по некто Иванову и по уголовным делам на улице Агрономическая, Северная и в поселке Федоровка.
— Когда запросить? Сэр.
— Как можно быстрее запросить. Желательно немедленно...
Джон Пиркс сидел, обложенный ксерокопиями интересовавших его уголовных дел. И ужасался. И недоумевал. Kaк может один человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113