Паспорта дома в порядке сохраняем. Как честь свою.
– У нас значится скрывшимся с каторги Сысой Камбалин. Может быть, он это?
– Скорей всего! – со вздохом облегчения отвечал Силин.
– А он по-китайски не говорит?
– Да маленько мог. Как все!
– Понимали его китайцы?
– Как же! Он с бамбуком ходил всегда, как хлестанет по икрам, по щиколоткам ли, – и сразу не хочешь, да поймешь. Убили его, наверно, не зря.
– Думаешь, убили солдаты?
– Нет, его свои все хотели убить. Может, его и ухлопали.
– Почему же считалось, что два года был головой Кузнецов, а в прошлом году он дома оказался, есть свидетельство очевидцев. И нынче его не было на прииске? Может быть, он сбежал, бросил всех вас и скрылся? Или он тайно руководил?
– Нет, он товарищей никогда не выдавал. Да при нем бы и не застали бы нас. Он бы эти амбары сжег, а бревна раскатали бы. А наша пограничная охрана стала пить и Камбалу не слушались.
Оломов все более убеждался, что пленный президент хитрый преступник и что о нем придется запросить Оханское уездное и волостное начальство.
«Узнать бы, почему он ушел со старых мест, кто заразил его здесь такой вредной агитацией?»
– А где Голованов?
– Нет его. Он тихонько исчез.
– Он не заодно с часовщиками?
– Нет. Тот часами торговал. Первый год ржавые привез. Его чуть не убили. А Голованов без вреда жил.
– У вас был суд?
– Нет, не было.
– А как же человека повесили?
– Разве было?
– Того, который вырезал семью.
– Ну этого нельзя щадить!
– Я тебя и не виню. Мы не можем действовать в таких случаях по закону. Мы считаем, что это не преступление, а возмездие за совершенное преступление, по приговору артели, там, куда представитель власти не может быть доставлен. Мы в таких случаях утверждаем справедливые решения выборной власти.
– Так, может, меня ослобоните?
– Нет, тебя будет судить суд.
Послышался гудок.
Оломов поглядел в окно. Судно вышло на Амур.
– А демократ с бородой, верно, ушел по следу Бакунина, – сказал Оломов, когда Силина увели.
– То есть на иностранном судне, вы хотите сказать? Нет, у меня невозможен такой побег. – Я повторяю: такой побег не-воз-мо-жен!..
– Он из-за этого и на прииске жил, чтобы бежать в Америку. Два года мыл… И не удержался, начал проповедовать анархизм… Если бы не эта проповедь, то и прииск бы, может, еще просуществовал годы.
Телятев терпеливо сносил град упреков и делал вид, что не понимает их сути.
– Он мыл на Силинской стороне, под покровительством этого президента! Вот за одно это Силина надо на Сахалин, в каторгу. Так бы мы и удивлялись, куда же, мол. идет импорт! И у казны закупки все те же.
Телятев подвинулся на стуле, словно что-то ему мешало и он хотел устроиться поудобней.
– Они теперь слыхали про одну идею.
– Пока не надо упоминать об этом, – посоветовал Оломов. Теперь он заерзал на стуле.
– Да, опасный преступник, ловкий очень! – подтвердил Телятев.
– На Амур вышли. Прикажите спустить шлюпку, и если Мастер еще в Утесе, то надо найти и задержать. Он далеко не ушел, наверно ждет парохода на пристани. А если уехал, то надо телеграфировать в Хабаровку, чтобы сняли его с парохода.
Судно сбавило ход. Со шлюпбалок спустили шлюпку.
Оломов выпил водки и пошел в каюту к арестованному президенту. Тимоха, было улегшийся после допроса, вскочил с полки.
– Так ты вел агитацию, оказывается? – сказал Оломов. – Царя убивать, всех бунтовать и все взять самим? Революции хотел! Ре-во-люция тебе?
– У нас молебны о здоровье его величества государя императора служили, был порядок, – прижимаясь к переборке, забормотал Тимоха. – Сами же вы у нас эту революцию на прииске произвели! Власть свергли!
Оломов мазнул его по щеке и вышел. Он молча и мрачно прошел по палубе и по корме, мимо Ильи и Сашки.
Телятев тоже заглянул в каюту президента.
– Все было бы хорошо, если черт не попутал бы политику! – сказал он. – А это все… глупости. Как будто мы не знали, что бывают выборные старосты.
– А знали?
– Все знали. Только хотели, чтобы вы разведку произвели как следует. И передать все капиталу.
Тимохе хотелось бы спросить: а как же вы сами-то? Тоже ведь пользовались?
Но он постеснялся, не желая обидеть человека. И только смотрел на Телятева так, что тот все прочел в его глазах.
– А если в тюрьму? – спросил Илья.
– А че в тюрьму? Надо – и в тюрьму пойдем. Терпения, что ли, нет?
Солдат сидел, слушал и, казалось, ничего не понимал.
– Тебя найдут…
– Пусть найдут. Я дома побуду хоть немного. А потом – не жалко!
Пароход опять вошел в острова.
– Илья, не убегай, – тихо твердил Сашка. – Не надо. В городе тебя освободят. Там Федор. Егор поправится – приедет хлопотать. Иван Карпыч там есть. Васька сказал – дракой помогать нельзя. Там Иван сильней всех. Сильней Корфа. На речке золота на миллион. Он все сделает.
– Я не хочу в тюрьму! – отвечал Илья.
– А че тюрьма? Че тюрьма? Терпения нету? Страшно, что ль?
– Нет, в тюрьму не хочу. Я вырос на телеге, в Сибири… – дрогнувшим голосом ответил Илья.
– Ты не виноват, тебя отпустят.
– Паспорта нет. Я убегу, и все! Я домой хочу. Лучше пусть убьют!
Илья огляделся. Сизая гряда ветельника на обрыве подплывала по солнечной реке к пароходу, Илья встал.
– Мне ее так жалко, – молвил он, все еще оглядывая даль. Слабости его, кажется, как не бывало. Илья расправил плечи. Он опять выглядел орлом.
Илья истово перекрестился, быстро перескочил через борт и прыгнул в реку.
Задремавший часовой очнулся, увидел пустое место на скамье, тряхнул головой, словно отгоняя остатки сна, и подошел к борту, подняв ружье. На палубе послышался чей-то крик. Пароход тревожно загудел.
Некоторое время казалось, что Илья утонул. Но вот стала проступать рябь и появился след плывущего человека.
Голова вынырнула далеко, шагах в ста от судна.
Солдат старательно целился, держа на мушке мокрую блестевшую голову. Сашка смотрел со стороны. Его крепко держали чьи-то руки. Глаз солдата напрягся, казалось, от него свет шел по дулу ружья, как от свечки. Наконец он выстрелил.
Голову на воде тряхнуло, словно кто-то ткнул Илью в затылок. Голова его ушла в воду. Потом появилась судорожно согнутая рука. Видно было, как Илья перевернулся под водой.
По щекам Сашки потекли слезы, и он весь дрожал от забившей его нервной лихорадки.
– Тоже прыгать собрался? – безразлично спросил солдат.
Он щелкнул затвором.
Конвойного солдата сменили и вызвали к полицейским офицерам.
– Ты слышал, о чем говорили между собой преступники? – волнуясь спросил Телятев.
– Знакомы они были между собой? – спросил Оломов.
– Незнакомы, ваше высокородие! Чужие были.
– Как же ты узнал?
– Заметно было, высокородие.
– А говорят, они приятели и свои?
– Никак нет. Я же рядом был. Мы ели вместе.
– Неприятный случай!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115