Дни сплетались в недели, недели в месяцы, а она так и не смогла повидаться с ним. Официально он и Кит были «гостями короны», и это давало им право на пристойное содержание и еду. Но Ларк слишком хорошо понимала, что это не может длиться вечно.
Она жалела, что не рассказала Оливеру о своих чувствах, не призналась, что любит его таким, каков он есть. Он отправился в тюрьму с мыслью, что она все еще не верит в его любовь.
– Белинда, – сказала Ларк, – я хочу тебе показать кое-что.
Трясущимися руками она открыла маленький сундучок, стоящий на столе. Внутри лежали пузырьки с чернилами, острые наконечники для перьев и иголки. А на самом дне виднелся тщательно свернутый лист бумаги, исписанный небрежными каракулями Оливера.
Она читала письмо до тех пор, пока строчки не расплылись у нее перед глазами. Письмо предназначалось их будущему ребенку. Он давал советы, не скупясь на ласковые слова, словно не ожидал когда-либо увидеть его.
В своей обычной прямолинейной манере Оливер советовал ему ковать железо, пока горячо, почитать свою мать и, главное, получать удовольствие от жизни. В этом месте Ларк всегда улыбалась.
В конце письма тон менялся. «Когда ветерок ласкает твои щеки, – писал Оливер, – когда волны набегают на берег, это я целую тебя, это мои нежные прикосновения. Я – то, что всегда рядом с тобой. Ты никогда не будешь одинок».
Белинда затряслась от беззвучных рыданий. Осторожно свернув письмо, Ларк положила его обратно на дно сундучка.
– Он знал, что его арестуют, правда? – спросила Ларк.
– Возможно. Но... – Белинда закусила губу и затем набрала воздух, готовясь сказать то, в чем сама не была уверена. – А может, это из-за его болезни? Он старался не говорить о ней, но время от времени его мучили тяжелые приступы.
Ларк вздрогнула:
– Если он серьезно болен, то в тюрьме он... – Она не осмелилась закончить мысль.
Белинда стукнула кулаком по столу.
– Не понимаю, как они могут игнорировать твои просьбы о свидании с мужем. – Она посмотрела на многочисленные копии писем, которые они каждый день посылали королеве во дворец, епископу Боннеру, начальнику тюрьмы в Тауэр, доктору Феккенгэму, настоятелю церкви Святого Павла. Они также написали принцессе Елизавете в Хэтфилд, но еще не отослали этого письма, опасаясь обнаружить свое знакомство с ней.
Ларк тяжело вздохнула:
–«Ждите» – вот единственный ответ, который я получила. Я устала ждать.
Пожилая служанка Нэнси Харбут прервала их беседу:
– К вам посетитель, миледи.
Ларк и Белинда обменялись взглядами, потом как по команде подхватили юбки и заспешили из комнаты. Нэнси проводила их в главный холл.
Они остановились перед двойными дверьми, и Белинда поправила Ларк прическу.
– Может быть, ты наконец получила разрешение пройти в Тауэр.
– Молю бога об этом.
Она распахнула двери, вошла в холл и чуть не вскрикнула. Через секунду она взяла себя в руки и с ненавистью посмотрела на пришедшего.
– Винтер!
Какое-то мгновение Винтер, чей язык мог ранить, как бритва, не мог вымолвить ни слова. Его сияющие ониксовые глаза не отрываясь смотрели на ее живот.
Она почувствовала опасность, словно вдохнула зараженный воздух, и невольно вскинула руки перед собой, инстинктивно пытаясь защитить ребенка. В это же мгновение она подумала о кинжале в брошке, прикрепленной у нее на плече.
С холодной безжалостной уверенностью Ларк поняла, что ради спасения своего ребенка она сможет совершить убийство. Она представила, как из брошки выбрасывается кинжал и как она без малейших колебаний вонзает его в шею или грудь Винтера.
Наконец Винтер улыбнулся.
– Здравствуйте, леди, – произнес он и поклонился обеим женщинам.
– Не надо тратить время и изображать галантность, – сурово остановила его Ларк. – В прошлый раз, нарушив покой этого дома, ты несправедливо арестовал моего мужа. Когда его освободят?
–Это зависит от него. Он опасен... для тебя так же, как и для истинной веры.
–Почему мне не позволяют увидеться с ним? – строго спросила Ларк.
– Миледи, – произнес Винтер, – вы должны пойти со мной.
Точно такие же слова он сказал Оливеру в то последнее утро...
– Это арест? – спросила Ларк.
– Конечно, нет. Я приглашаю тебя увидеться с мужем.
Белинда, надменная и красивая, как заморская принцесса, выскользнула вперед.
– Ей нужно собрать вещи.
Ларк заметила отчаянный блеск в ее глазах и почувствовала, как дрожат ее пальцы. Письма. Их последняя надежда.
– Прикажи, чтобы тебе принесли твои вещи, – велел Винтер.
– Я принесу сама, – сказала Белинда. – Так будет быстрее. Я уверена, тебе не терпится отправиться в путь.
Когда они уже подходили к причалу, Винтер остановил Ларк.
– Прости меня.
Она не знала, что делать: кричать, плакать, смеяться? Было время, когда Ларк хотела полюбить Винтера, понять его, завоевать его уважение. Но это было так давно. Этот человек забрал ее мужа в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась.
Ларк решительно посмотрела Винтеру в глаза. Он был потрясающе красив.
– Скажи мне, Винтер, – сказала она, – почему ты теперь разрешаешь мне увидеться с Оливером? Почему не тогда, когда я попросила об этом в первый раз?
Винтер некоторое время молчал. – Потому что, – тихо, даже вкрадчиво произнес он, – его приговорили к смерти.
16
Оливер стоял у стены. Его руки были прикованы цепями к деревянным брускам, отчего вся фигура напоминала раскинувшего крылья орла. Он пытался вспомнить, как давно его перевели из «жилища лейтенанта» в это подземелье Тауэра, но дни путались в его сознании.
В жаровне трещал огонь, но не для того, чтобы согреть Оливера. Отблески огня освещали инструменты пыток.
Измученный до такой степени, что с трудом сознавал, что происходит вокруг, Оливер равнодушно смотрел на огонь. Надзиратели не давали ему спать, лишая последних сил, и в этом была их ошибка. Именно в эти часы он думал о Ларк и в воспоминаниях о ней черпал новые силы. Он научился смотреть на огонь и улетать прочь, далеко, словно птица. Он парил в вышине, где его не могли достать и где он был свободен, по-настоящему свободен и счастлив.
Палачи думали, что он сходит с ума, и, возможно, были правы, но это было сознательное умопомешательство. Они не смогут сломить его волю.
У него пытались вырвать признание, что Ларк работала в тайном обществе самаритян, поскольку испуганный лепет Финеаса Снайпса не слишком убеждал Боннера. Настроения в Лондоне переменились. Все громче раздавались голоса против ужасов в Смитфилде, и следствие приходилось вести с осторожностью.
Бедный, сломленный Снайпс умолял выпустить его из Тауэра, но тщетно. Тогда он повесился на балке. Все произошло тихо и быстро.
Чем изощреннее становились пытки, тем больше крепла воля Оливера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Она жалела, что не рассказала Оливеру о своих чувствах, не призналась, что любит его таким, каков он есть. Он отправился в тюрьму с мыслью, что она все еще не верит в его любовь.
– Белинда, – сказала Ларк, – я хочу тебе показать кое-что.
Трясущимися руками она открыла маленький сундучок, стоящий на столе. Внутри лежали пузырьки с чернилами, острые наконечники для перьев и иголки. А на самом дне виднелся тщательно свернутый лист бумаги, исписанный небрежными каракулями Оливера.
Она читала письмо до тех пор, пока строчки не расплылись у нее перед глазами. Письмо предназначалось их будущему ребенку. Он давал советы, не скупясь на ласковые слова, словно не ожидал когда-либо увидеть его.
В своей обычной прямолинейной манере Оливер советовал ему ковать железо, пока горячо, почитать свою мать и, главное, получать удовольствие от жизни. В этом месте Ларк всегда улыбалась.
В конце письма тон менялся. «Когда ветерок ласкает твои щеки, – писал Оливер, – когда волны набегают на берег, это я целую тебя, это мои нежные прикосновения. Я – то, что всегда рядом с тобой. Ты никогда не будешь одинок».
Белинда затряслась от беззвучных рыданий. Осторожно свернув письмо, Ларк положила его обратно на дно сундучка.
– Он знал, что его арестуют, правда? – спросила Ларк.
– Возможно. Но... – Белинда закусила губу и затем набрала воздух, готовясь сказать то, в чем сама не была уверена. – А может, это из-за его болезни? Он старался не говорить о ней, но время от времени его мучили тяжелые приступы.
Ларк вздрогнула:
– Если он серьезно болен, то в тюрьме он... – Она не осмелилась закончить мысль.
Белинда стукнула кулаком по столу.
– Не понимаю, как они могут игнорировать твои просьбы о свидании с мужем. – Она посмотрела на многочисленные копии писем, которые они каждый день посылали королеве во дворец, епископу Боннеру, начальнику тюрьмы в Тауэр, доктору Феккенгэму, настоятелю церкви Святого Павла. Они также написали принцессе Елизавете в Хэтфилд, но еще не отослали этого письма, опасаясь обнаружить свое знакомство с ней.
Ларк тяжело вздохнула:
–«Ждите» – вот единственный ответ, который я получила. Я устала ждать.
Пожилая служанка Нэнси Харбут прервала их беседу:
– К вам посетитель, миледи.
Ларк и Белинда обменялись взглядами, потом как по команде подхватили юбки и заспешили из комнаты. Нэнси проводила их в главный холл.
Они остановились перед двойными дверьми, и Белинда поправила Ларк прическу.
– Может быть, ты наконец получила разрешение пройти в Тауэр.
– Молю бога об этом.
Она распахнула двери, вошла в холл и чуть не вскрикнула. Через секунду она взяла себя в руки и с ненавистью посмотрела на пришедшего.
– Винтер!
Какое-то мгновение Винтер, чей язык мог ранить, как бритва, не мог вымолвить ни слова. Его сияющие ониксовые глаза не отрываясь смотрели на ее живот.
Она почувствовала опасность, словно вдохнула зараженный воздух, и невольно вскинула руки перед собой, инстинктивно пытаясь защитить ребенка. В это же мгновение она подумала о кинжале в брошке, прикрепленной у нее на плече.
С холодной безжалостной уверенностью Ларк поняла, что ради спасения своего ребенка она сможет совершить убийство. Она представила, как из брошки выбрасывается кинжал и как она без малейших колебаний вонзает его в шею или грудь Винтера.
Наконец Винтер улыбнулся.
– Здравствуйте, леди, – произнес он и поклонился обеим женщинам.
– Не надо тратить время и изображать галантность, – сурово остановила его Ларк. – В прошлый раз, нарушив покой этого дома, ты несправедливо арестовал моего мужа. Когда его освободят?
–Это зависит от него. Он опасен... для тебя так же, как и для истинной веры.
–Почему мне не позволяют увидеться с ним? – строго спросила Ларк.
– Миледи, – произнес Винтер, – вы должны пойти со мной.
Точно такие же слова он сказал Оливеру в то последнее утро...
– Это арест? – спросила Ларк.
– Конечно, нет. Я приглашаю тебя увидеться с мужем.
Белинда, надменная и красивая, как заморская принцесса, выскользнула вперед.
– Ей нужно собрать вещи.
Ларк заметила отчаянный блеск в ее глазах и почувствовала, как дрожат ее пальцы. Письма. Их последняя надежда.
– Прикажи, чтобы тебе принесли твои вещи, – велел Винтер.
– Я принесу сама, – сказала Белинда. – Так будет быстрее. Я уверена, тебе не терпится отправиться в путь.
Когда они уже подходили к причалу, Винтер остановил Ларк.
– Прости меня.
Она не знала, что делать: кричать, плакать, смеяться? Было время, когда Ларк хотела полюбить Винтера, понять его, завоевать его уважение. Но это было так давно. Этот человек забрал ее мужа в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась.
Ларк решительно посмотрела Винтеру в глаза. Он был потрясающе красив.
– Скажи мне, Винтер, – сказала она, – почему ты теперь разрешаешь мне увидеться с Оливером? Почему не тогда, когда я попросила об этом в первый раз?
Винтер некоторое время молчал. – Потому что, – тихо, даже вкрадчиво произнес он, – его приговорили к смерти.
16
Оливер стоял у стены. Его руки были прикованы цепями к деревянным брускам, отчего вся фигура напоминала раскинувшего крылья орла. Он пытался вспомнить, как давно его перевели из «жилища лейтенанта» в это подземелье Тауэра, но дни путались в его сознании.
В жаровне трещал огонь, но не для того, чтобы согреть Оливера. Отблески огня освещали инструменты пыток.
Измученный до такой степени, что с трудом сознавал, что происходит вокруг, Оливер равнодушно смотрел на огонь. Надзиратели не давали ему спать, лишая последних сил, и в этом была их ошибка. Именно в эти часы он думал о Ларк и в воспоминаниях о ней черпал новые силы. Он научился смотреть на огонь и улетать прочь, далеко, словно птица. Он парил в вышине, где его не могли достать и где он был свободен, по-настоящему свободен и счастлив.
Палачи думали, что он сходит с ума, и, возможно, были правы, но это было сознательное умопомешательство. Они не смогут сломить его волю.
У него пытались вырвать признание, что Ларк работала в тайном обществе самаритян, поскольку испуганный лепет Финеаса Снайпса не слишком убеждал Боннера. Настроения в Лондоне переменились. Все громче раздавались голоса против ужасов в Смитфилде, и следствие приходилось вести с осторожностью.
Бедный, сломленный Снайпс умолял выпустить его из Тауэра, но тщетно. Тогда он повесился на балке. Все произошло тихо и быстро.
Чем изощреннее становились пытки, тем больше крепла воля Оливера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61