— Чего ты ждешь? — вырвалось у нее. — Начинай же.
Вулфрик долго не отвечал.
— Не могу, — вымолвил он наконец.
— Почему?
— Я скорее отсеку собственную руку, чем причиню тебе хоть малейшую боль, Милисент.
Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. Это признание проникло глубоко в сердце и задело какую-то чувствительную струну. Милисент сама не заметила, как разрыдалась. Никто и никогда не говорил ей такие слова. Разве это похоже на жестокость?! Может, она и тут ошиблась?
— Жаль, что ты не считал так, когда был моложе, — прошептала она дрожащим голосом.
— О чем ты, Милисент? Я никогда бы пальцем тебя не тронул. Когда-то я был безжалостно наказан за попытку подойти к тебе ближе и запомнил урок на всю жизнь.
Милисент нерешительно огляделась и вытерла глаза, стыдясь такого проявления слабости.
— Когда же это было? Не припомню, чтобы мы встречались, если не считать одного раза, когда я была совсем маленькой.
Вулфрик грустно улыбнулся:
— Да, и должен признать, тот день трудно забыть. Я хотел извиниться, пусть и с опозданием, за то, что убил твоего сокола. Мне стало известно это лишь недавно, от матушки. Я не знал, что птица погибла. Поверь, все вышло вовсе не намеренно. Когда ты натравила ее на меня, я просто пытался ее сбросить.
Он просит прощения за первую Риску? Не за то, что едва не искалечил Милисент? Но он, разумеется, ведать не ведал о ее сломанной ноге. Пусть так, и все же, если бы он не толкнул с такой злобой, ничего бы не случилось. И он считает, что ничего ей не сделал?
Милисент не смогла сдержать столь долго копившейся в душе обиды.
— Я не натравливала Риску на тебя.
— Я сам видел.
— Нет, я хотела посадить ее на насест, чтобы без помех позвать стражника и приказать вывести тебя, поскольку ты и не думал уходить. Почувствовав, что ее хозяйка гневается, Риска сама напала на врага. Птицу только что приручили, но не успели обучить, поэтому я и не пробовала отозвать ее. Я приблизилась было к тебе, чтобы оторвать сокола и унести, но ты слишком поспешил ударить ее о стену.
— Я не думал, что покончил с ней, Милисент, иначе немедленно постарался бы загладить вину. Именно потому ты накинулась на меня и едва не убила? Или потому, что так уж сильно не хотела замуж? Что заставило тебя так обозлиться?
Воспоминания были не слишком приятны, но Милисент должна была выяснить все раз и навсегда.
— Незадолго до этого один крестьянин забил жену до смерти. Все утверждали, что она это заслужила, что ее смерть яйца выеденного не стоит и как жаль, что теперь некому будет готовить обед бедняге.
— Простолюдины живут по иным правилам, — заметил Вулфрик. — Ты сама знаешь, что они мало чем отличаются от животных, так что стоит ли их судить?
— Может быть, но в то время я была так возмущена, что поклялась никогда не выходить замуж. Мне никто не сказал о помолвке, и вдруг появляешься ты и утверждаешь, что станешь моим мужем!
— Теперь я понимаю, почему ты так разгневалась. Но мне и в голову не приходило, что тебе ничего не известно. Я считал, что твой отец все успел объяснить.
— Мой отец был так убит скорбью по матушке, что забыл обо всем на свете. И потом никто и не видел его трезвым целых четыре года. Я и понятия не имела, кто ты. В тот день я видела перед собой всего лишь незнакомца, который неожиданно заявляет, что предназначен мне в мужья, — незнакомца, убившего моего сокола и причинившего мне такую…
Милисент осеклась, не в силах больше продолжать. Глаза снова налились слезами. В этот момент она ненавидела себя за слабоволие.
— Причинившего тебе… что именно?
Вулфрик выбрал самый неподходящий момент для того, чтобы узнать правду. Воспоминания душили ее, и обида вырвалась наружу потоком слов.
— Жестокую боль! Целых три месяца я жила в непрестанном ужасе, мучаясь мыслью о том, что навсегда превращусь в уродину-калеку!
— Калеку?!
— Ты отшвырнул меня и ушел, даже не посмотрев, что со мной стало.
— А что с тобой стало?
— Я неловко упала прямо на ногу. И сама поставила сломанную кость на место. Не знаю, как сумела сделать это, должно быть, так сильно боялась остаться хромой. Не могла ни плакать, ни кричать — горло перехватило.
Вулфрик рванул ее на себя, схватил в объятия и судорожно стиснул. Она еще успела увидеть, как побелело его лицо, прежде чем уткнулась носом в широкую грудь.
— Иисусе, — прохрипел он, — неудивительно, что ты меня ненавидела. Но в тот день мне ничего другого не оставалось, Мили. Я просто не знал, как тебя оттолкнуть, чтобы не причинить зла! Побоялся, что сорвусь и натворю бог знает что!
— Хочешь сказать, что шестилетнее дитя представляло для тебя угрозу? Я обезумела от скорби и вряд ли сознавала, что делаю, но ты уже тогда был достаточно взрослым, Вулфрик, большим и сильным. Неужели у тебя не было иного выбора, кроме как отбросить меня с такой злостью?
— Хочешь взглянуть на следы твоих зубов у меня на бедре? Ты впилась в меня, как волчонок, хотя я этого не чувствовал, потому что ты едва не сделала из меня кастрата, ударив головой в пах, так что я обеспамятел от боли. Перед этим твой сокол вырвал кусок мяса у меня на руке. Видишь этот шрам? От удара я упал на колени, а ты в это время раздирала мне лицо ногтями. Единственным выходом было немедленно отделаться от маленькой дьяволицы. Самым быстрым способом было бы ударить по голове и заставить отцепиться, но я пытался пощадить тебя и всего лишь оттолкнул. Но видно, не рассчитал сил. Прости. Богу известно, как я сожалею о том, что причинил тебе столько терзаний.
Милисент ничего не ответила. Пыталась осознать сказанное, посмотреть на случившееся его глазами, увязать с тем, что знала о нем раньше, и наконец отчетливо поняла: Вулфрик говорит правду. Он не хотел увечить ее. Несчастный случай может произойти с каждым. Ей просто не повезло.
Вулфрик по-прежнему сжимал ее так крепко, что она едва дышала. По нему было видно, что он расстроен и огорчен едва ли не больше самой Милисент. И, как ни странно, ей захотелось его утешить. Об этом, разумеется, не может быть и речи, но все же…
— Я все это натворила? — поинтересовалась она наконец.
— Именно.
— Ну и молодец же я!
Вулфрик замер. Отстранил ее от себя, оглядел упрямо замкнутую физиономию и неожиданно хохотнул. Милисент робко улыбнулась. Вскоре оба покатывались со смеху.
Ей стало так хорошо, что ком в груди незаметно растворился. И когда Вулфрик разжал руки, Милисент уже поняла, что воспоминания о том давнем дне никогда больше не причинят ей мук и за это нужно благодарить Вулфрика. Какая утонченная ирония!
Глава 50
— Захвати свой лук.
Милисент обернулась к Вулфрику, не веря, что он обращается именно к ней. Однако он смотрел на нее, и она, кажется, не ослышалась!
Милисент подозрительно прищурилась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70