Алберт Жирарден, садовод барона, водил их от растения к растению, уча видеть в голом кусте будущего зеленого красавца. Только с такой картинкой в голове можно было приступать к формированию куста.
Альберт говорил позже дедушке Клода, что хотел бы, чтобы и другие работники учились так же быстро, как эти американцы, которые все на лету хватают. Он также признал с некоторым смущением, что мадам показывает необычную для женщины смекалку в виноградарстве. Клоду было приятно слышать эту похвалу.
Лето прошло весело. В замок приезжало много гостей, то и дело устраивались приемы. Иногда поздно вечером, когда дедушка уже спал, Клод потихоньку выскальзывал из дома и пробирался через залитый лунным светом виноградник к замку, окна которого ярко светились.
Сладостная музыка плыла в ночном воздухе, они называли ее джазом. Гости обычно собирались в большой гостиной. Мужчины выглядели очень представительно в черных фраках, белых жилетах и черных брюках с жестко заутюженной складкой, волосы их блестели от бриллиантина. Дамы в узких платьях с отделкой из стекляруса, шелестя атласными лентами и шифоновыми шарфами, прогуливались по замку; длинные нити жемчуга свисали у них до пояса. Какие они все были красивые, какие загадочные – с длинными мундштуками и бокалами шампанского в руках. И каждый раз Клод, найдя взглядом мадам, с облегчением убеждался, что она все же прекраснее всех. И тогда, успокоенный, возвращался в коттедж и забирался в постель.
Наступила осень. Ничто не предвещало приближающейся трагедии. И вот в одно холодное осеннее утро муж мадам уехал. Он помахал Клоду, крикнув, что отправился за саженцами, которые повезет в Америку. Мадам с ним не было. Заболел их младший сын Гилберт, к нему вызвали врача.
Как плохо болеть в такой чудесный день, думал Клод, глядя, как над Жирондой клубится туман. В вышине жаворонок приветствовал песней восход солнца, его первые лучи уже золотили увлажненные росой виноградные лозы, бросавшие глубокие тени на междурядья. В воздухе приятно пахло свежестью. День обещал быть чудесный. Позже, вернувшись из школы, Клод узнал ужасную новость: муж мадам погиб утром в автомобильной катастрофе. Свернув в сторону, чтобы уступить дорогу едущей навстречу лошади с тележкой, он потерял управление, и его автомобиль, перевернувшись в воздухе, полетел под откос. Мсье скончался на месте.
Поместье погрузилось в траур, разогнать который не могли даже яркие солнечные лучи. А вечером, когда закончились дневные работы, все служащие барона, мужчины, женщины и дети, сбившись в небольшие группки и покачивая головами, обсуждали трагедию и предавались воспоминаниям…
«Мсье всегда ездил с большой скоростью. Всегда куда-то торопился, хотел всюду поспеть, все узнать». – «Да, мсье… Он всегда задавал вопросы». – «Бедная мадам, как ей сейчас тяжело. Она ведь всегда была рядом с ним». – «Да, они были всегда вместе… до сегодняшнего дня». – «Если бы она и сегодня поехала с ним, дети остались бы круглыми сиротами. Так, видно, Бог пожелал, чтобы сегодня заболел малыш». – «Болезнь оказалась несерьезной. Температура уже снизилась».
Клод тоже был там, прислушиваясь к разговорам. Он крепился, чтобы не расплакаться: ведь он уже большой. Но слезы так и наворачивались на глаза – ему было нестерпимо жаль мадам. Кто теперь позаботится о ней? Кто защитит?
На следующий день по Клейтону Ратледжу отслужили заупокойную мессу. Работники и члены их семей собрались у входа в замок и, стоя на посыпанной гравием земле, ожидали возвращения мадам. Женщины стояли с покрытыми головами, в темной одежде. У Клода, как и у остальных мужчин, рука выше локтя была перетянута черной лентой.
Он видел, как в ворота замка въехало несколько автомобилей, они медленно подкатили к замку по белевшей в сумерках дорожке. Когда машины замерли у входа, Клод почтительно стянул с головы кепку.
Барон помог мадам выйти из машины. Она была в глубоком трауре – туфли, платье, перчатки, вуаль, шляпка – все было черным. Увидев собравшихся людей, она с силой сжала руку старшего сына, мальчика лет восьми-девяти, который стоял рядом в коротких штанишках, волосы его были чуть посветлей, чем у отца. Он качался смущенным и перепуганным. Младший, хоть и чувствовал себя, как говорили, значительно лучше, все еще оставался в постели.
Взгляд Клода, недолго задержавшись на мальчике, вновь остановился на красивой мадам. Шагнув к собравшимся, она не склонила голову, а, напротив, подняла ее выше. И плечи не сутулила в горе, а держала их прямо и горделиво. Но сквозь вуаль Клод разглядел блеск струившихся слез, и сердце его сжалось от сочувствия к бедной мадам – такой несчастной и такой мужественной.
Она заговорила, голос ее звучал ровно и чисто, ни разу не задрожав.
– Вы оказали моему мужу большую честь, придя сюда сегодня. Дни, которые он провел с вами, обучаясь у вас ремеслу, были самыми счастливыми в его жизни. Спасибо вам за это. И, обещаю, в будущем, когда стану вспоминать это время, я постараюсь вызывать в своей памяти именно счастливые дни, а не дни боли и скорби, потому что это полное радости лето навсегда останется для меня самым драгоценным воспоминанием. А вы, я надеюсь, будете вспоминать моего мужа с теми же светлыми чувствами, с какими я буду помнить о вас.
Она подошла к каждому и каждому пожала руку – кроме Клода. Он же, не в силах перенести мысль о том, что она уедет навсегда, убежал незамеченным и спрятался в винограднике. Там, в зарослях, среди темно-пурпурных кистей винограда он наконец позволил себе заплакать, и его плечи задрожали в беззвучных рыданиях.
В течение последующей недели Клод каждое утро просыпался с щемящим предчувствием, что сегодня он увидит мадам в последний раз. Но неделя прошла, а мадам не уехала и даже ни разу не вышла из замка.
Он брел к винодельне, бездумно подталкивая ногой случайный камешек, и только изредка поднимал глаза от земли, бросая взгляд на башни замка, высившиеся за стеной из тополей. Подошло время сбора нового урожая винограда, но Клод не чувствовал обычного радостного волнения.
У винодельни он увидел дедушку, который о чем-то беседовал с хозяином. Ничего удивительного – рядовое событие, учитывая горячее время. Клод замедлил шаг. Дедушка не любил, когда его отвлекали от серьезного разговора. Ничего, ужин, оставленный на плите женой садовника, не успеет простыть.
Как, должно быть, одиноко сейчас в замке мадам, думал Клод, поглядывая на барона и машинально ковыряя носком ботинка сухую каменистую землю. Лицо барона было сурово и немного печально. Говорил почти все время он один, а дедушка только вежливо кивал. Все это мало напоминало их обычные беседы. Клод внимательнее пригляделся к деду. Тот держался очень напряженно, а лицо прямо пылало от гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Альберт говорил позже дедушке Клода, что хотел бы, чтобы и другие работники учились так же быстро, как эти американцы, которые все на лету хватают. Он также признал с некоторым смущением, что мадам показывает необычную для женщины смекалку в виноградарстве. Клоду было приятно слышать эту похвалу.
Лето прошло весело. В замок приезжало много гостей, то и дело устраивались приемы. Иногда поздно вечером, когда дедушка уже спал, Клод потихоньку выскальзывал из дома и пробирался через залитый лунным светом виноградник к замку, окна которого ярко светились.
Сладостная музыка плыла в ночном воздухе, они называли ее джазом. Гости обычно собирались в большой гостиной. Мужчины выглядели очень представительно в черных фраках, белых жилетах и черных брюках с жестко заутюженной складкой, волосы их блестели от бриллиантина. Дамы в узких платьях с отделкой из стекляруса, шелестя атласными лентами и шифоновыми шарфами, прогуливались по замку; длинные нити жемчуга свисали у них до пояса. Какие они все были красивые, какие загадочные – с длинными мундштуками и бокалами шампанского в руках. И каждый раз Клод, найдя взглядом мадам, с облегчением убеждался, что она все же прекраснее всех. И тогда, успокоенный, возвращался в коттедж и забирался в постель.
Наступила осень. Ничто не предвещало приближающейся трагедии. И вот в одно холодное осеннее утро муж мадам уехал. Он помахал Клоду, крикнув, что отправился за саженцами, которые повезет в Америку. Мадам с ним не было. Заболел их младший сын Гилберт, к нему вызвали врача.
Как плохо болеть в такой чудесный день, думал Клод, глядя, как над Жирондой клубится туман. В вышине жаворонок приветствовал песней восход солнца, его первые лучи уже золотили увлажненные росой виноградные лозы, бросавшие глубокие тени на междурядья. В воздухе приятно пахло свежестью. День обещал быть чудесный. Позже, вернувшись из школы, Клод узнал ужасную новость: муж мадам погиб утром в автомобильной катастрофе. Свернув в сторону, чтобы уступить дорогу едущей навстречу лошади с тележкой, он потерял управление, и его автомобиль, перевернувшись в воздухе, полетел под откос. Мсье скончался на месте.
Поместье погрузилось в траур, разогнать который не могли даже яркие солнечные лучи. А вечером, когда закончились дневные работы, все служащие барона, мужчины, женщины и дети, сбившись в небольшие группки и покачивая головами, обсуждали трагедию и предавались воспоминаниям…
«Мсье всегда ездил с большой скоростью. Всегда куда-то торопился, хотел всюду поспеть, все узнать». – «Да, мсье… Он всегда задавал вопросы». – «Бедная мадам, как ей сейчас тяжело. Она ведь всегда была рядом с ним». – «Да, они были всегда вместе… до сегодняшнего дня». – «Если бы она и сегодня поехала с ним, дети остались бы круглыми сиротами. Так, видно, Бог пожелал, чтобы сегодня заболел малыш». – «Болезнь оказалась несерьезной. Температура уже снизилась».
Клод тоже был там, прислушиваясь к разговорам. Он крепился, чтобы не расплакаться: ведь он уже большой. Но слезы так и наворачивались на глаза – ему было нестерпимо жаль мадам. Кто теперь позаботится о ней? Кто защитит?
На следующий день по Клейтону Ратледжу отслужили заупокойную мессу. Работники и члены их семей собрались у входа в замок и, стоя на посыпанной гравием земле, ожидали возвращения мадам. Женщины стояли с покрытыми головами, в темной одежде. У Клода, как и у остальных мужчин, рука выше локтя была перетянута черной лентой.
Он видел, как в ворота замка въехало несколько автомобилей, они медленно подкатили к замку по белевшей в сумерках дорожке. Когда машины замерли у входа, Клод почтительно стянул с головы кепку.
Барон помог мадам выйти из машины. Она была в глубоком трауре – туфли, платье, перчатки, вуаль, шляпка – все было черным. Увидев собравшихся людей, она с силой сжала руку старшего сына, мальчика лет восьми-девяти, который стоял рядом в коротких штанишках, волосы его были чуть посветлей, чем у отца. Он качался смущенным и перепуганным. Младший, хоть и чувствовал себя, как говорили, значительно лучше, все еще оставался в постели.
Взгляд Клода, недолго задержавшись на мальчике, вновь остановился на красивой мадам. Шагнув к собравшимся, она не склонила голову, а, напротив, подняла ее выше. И плечи не сутулила в горе, а держала их прямо и горделиво. Но сквозь вуаль Клод разглядел блеск струившихся слез, и сердце его сжалось от сочувствия к бедной мадам – такой несчастной и такой мужественной.
Она заговорила, голос ее звучал ровно и чисто, ни разу не задрожав.
– Вы оказали моему мужу большую честь, придя сюда сегодня. Дни, которые он провел с вами, обучаясь у вас ремеслу, были самыми счастливыми в его жизни. Спасибо вам за это. И, обещаю, в будущем, когда стану вспоминать это время, я постараюсь вызывать в своей памяти именно счастливые дни, а не дни боли и скорби, потому что это полное радости лето навсегда останется для меня самым драгоценным воспоминанием. А вы, я надеюсь, будете вспоминать моего мужа с теми же светлыми чувствами, с какими я буду помнить о вас.
Она подошла к каждому и каждому пожала руку – кроме Клода. Он же, не в силах перенести мысль о том, что она уедет навсегда, убежал незамеченным и спрятался в винограднике. Там, в зарослях, среди темно-пурпурных кистей винограда он наконец позволил себе заплакать, и его плечи задрожали в беззвучных рыданиях.
В течение последующей недели Клод каждое утро просыпался с щемящим предчувствием, что сегодня он увидит мадам в последний раз. Но неделя прошла, а мадам не уехала и даже ни разу не вышла из замка.
Он брел к винодельне, бездумно подталкивая ногой случайный камешек, и только изредка поднимал глаза от земли, бросая взгляд на башни замка, высившиеся за стеной из тополей. Подошло время сбора нового урожая винограда, но Клод не чувствовал обычного радостного волнения.
У винодельни он увидел дедушку, который о чем-то беседовал с хозяином. Ничего удивительного – рядовое событие, учитывая горячее время. Клод замедлил шаг. Дедушка не любил, когда его отвлекали от серьезного разговора. Ничего, ужин, оставленный на плите женой садовника, не успеет простыть.
Как, должно быть, одиноко сейчас в замке мадам, думал Клод, поглядывая на барона и машинально ковыряя носком ботинка сухую каменистую землю. Лицо барона было сурово и немного печально. Говорил почти все время он один, а дедушка только вежливо кивал. Все это мало напоминало их обычные беседы. Клод внимательнее пригляделся к деду. Тот держался очень напряженно, а лицо прямо пылало от гнева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108