– Не знаю. Хью хочет, чтобы на время я исчезла.
– И ты послушаешься?
Соблазнительная мысль. Один Господь знает, до чего соблазнительная. «Сколько я себя помню, вечно я пряталась, лгала, лицемерила. И что это мне дало?» И все же она чувствовала себя в ловушке, ощущала смятение, беспокойство и нервное напряжение.
– Если тебе оставаться, так уж лучше не здесь. Сейчас все уверены, что ты отправилась к отцу в тюрьму. – Было ясно, что под всеми Диди подразумевала многочисленные группы журналистов, занятых делом об убийстве. – А едва они узнают, что это не так, они расположатся здесь настоящим лагерем.
Келли это уже и самой приходило в голову.
– Мне нужна машина.
Диди локтем расправила складки юбки, затем, порывшись в кармане, вытащила ключи от машины.
– Куда ты поедешь?
– Не знаю еще, – откровенно сказала Келли. – Пока что мне надо подумать.
Пальцы ее сжимали ключи, и она понимала, что в руке у нее – свобода. Свобода ли?
Ветер дул в бока открытого джипа, теребя выгоревшие кончики русых волос Сэма, принося с собой острый запах вызревающего винограда, смешанный со слабым ароматом моря. Железные ворота главного подъезда в усадьбу Ратледж были закрыты, чтобы туда не проникли репортеры и съемочные группы. Сэм свернул на неприметную дорогу в объезд и наконец-то въехал в усадьбу.
Вконец измотанный бессонной ночью, Сэм направился к дому. Остановив джип, он поднялся на переднее крыльцо. Слева от него наверх устремлялась широкая лестница. Он сразу свернул к ней – поскорей принять душ и хоть несколько часов поспать.
Уже на середине лестницы его остановила миссис Варгас, экономка.
– Мадам у себя в малой гостиной. Она велела, чтобы вы, как вернетесь, сразу же зашли к ней.
Усталый и раздраженный, он хотел было ответить резкостью, но перевел дух и только сказал:
– Передайте ей, что я зайду после того, как приму душ и переоденусь.
Поднявшись по лестнице, он через холл прошел к себе. К его комнате примыкала ванная. Рассеянно, не думая ни о чем, он отправился туда и включил душ. Сверху полилась вода, поначалу ледяная, она постепенно теплела.
Ловкими экономными движениями Сэм сбросил с себя одежду прямо на мозаичный кафельный пол. Попробовал воду. Теперь она была горячей, и он встал под душ, плотно закрыв за собой стеклянную дверцу. Он стоял под неровными водяными струями, подставляя им тело так, чтобы водой уничтожить усталость в мышцах, и вода струилась по его широким плечам, спине и груди, стекая на узкие бедра и крепкие, сильные ноги.
Струи воды брызгали на кафельные стенки душевой кабинки; вода вырывалась наружу со свистом, как пар из паровоза. Сжимая в ладони кусок мыла, Сэм тер им плечи и грудь, взбивая мыло в пену, тут же смываемую струящейся водой, оставлявшей тело гладким и блестящим.
Проведя рукой по телу, Сэм поймал себя на том, что думает о Келли, вспоминает, как восприняла она арест отца, обвиненного в убийстве барона, вспоминает, как краска сбежала с ее лица, отчего оно стало таким по-детски беззащитным, как сжались в кулаки ее руки, когда она силилась преодолеть себя и устоять под натиском репортеров. И это было гораздо трогательнее и, можно даже сказать, привлекательнее, чем истерика, чем если бы она с рыданиями бросилась прочь.
Тихонько выругавшись, он поднял лицо к водяным брызгам и закрыл глаза, стараясь больше не думать о ней, но результатом было лишь то, что перед ним возник ее образ; он представил ее себе на сиденье его джипа, чудесные ее волосы, стянутые в этот проклятый узел. Он убрал пальцами волосы со лба, отведя назад мокрые пряди. Вспоминать этот ее узел – все равно что думать о том, что под одеждой у нее кружевное белье.
Он стоял под то затихающими, то усиливающимися струями, и мысли его приобрели совершенно определенное направление. Он пытался убедить себя, что если так долго, как он, спать одному, то возбудить может любая женщина. Но Бог свидетель, как хотелось ему тогда в джипе обнять ее, прижать к себе, утешить.
Но он не посмел. Не посмел, потому что на этом бы все не закончилось. И на поцелуе также, а секс ей тогда и вовсе не был нужен.
Не посмел, потому что никогда еще ни к одному существу на свете не испытывал он такого идиотского чувства – желания защитить, желания столь сильного, что агрессорами виделись все, включая даже его самого. Чувство это было для него совершенно новым, и оно не нравилось ему.
Десять минут спустя Сэм уже входил в малую гостиную, одетый в брюки хаки и хлопчатобумажную рубашку из ткани шамбре, чисто выбритый, посвежевший, с волосами, еще влажными после душа. Кэтрин сидела за утренним завтраком, внешне спокойная и отдохнувшая, каждая прядь ее безукоризненно уложенных волос была на своем месте. Лишь тени под глазами указывали на то, что ночь она провела бессонную.
– Доброе утро! – Сэм прошел к серванту и, отставив в сторону поднос с кофе, налил себе в стакан свежевыжатого апельсинового сока. – Как Натали? – Он выдвинул стул и сел.
Кэтрин отпила глоток кофе и иронически сморщила губы в легкой улыбке.
– Час назад звонил Клей, чтобы задать точно такой же вопрос. – Она наклонила чашку. – Натали еще в постели. Миссис Варгас еще раньше отнесла ей поднос с завтраком, но завтракать она не стала. Подозреваю, что Натали сегодня из комнаты не выйдет.
Из чувства ли вины или в знак траура, но Кэтрин не желала заниматься домыслами. Так же, как и в разговоре с полицейскими, когда они допытывались у нее, почему это вдруг Эмиль прошлым вечером, оставив гостей, устремился на винный завод. Однако кое-какие подозрения у нее были. И кое-какие опасения – также. Но и те, и другие она предпочитала держать при себе.
– Смерть Эмиля, естественно, отменяет все наши договоренности. Может, оно и к лучшему. На наших винах, как и прежде, будет значиться только одна фамилия – фамилия Ратледж, – проговорила Кэтрин. – Самая горькая ирония заключается в том, что даже в такой страшной трагедии есть своя положительная сторона.
– Да, ирония весьма и весьма горькая.
Отпив глоток сока, он продолжал глядеть в стакан, и вид у него был непроницаемый.
Если б только раньше он дал ей понять, как сильно он привязан к имению Ратледж, думала она. Если б это произошло, она бы никогда не обратилась к Эмилю, Эмиль не приехал бы в имение, не было бы никакого званого вечера, и Эмиль остался бы жив. Да, произошла трагедия. Но размышлять о ней не имело смысла, и Кэтрин вернулась к нуждам настоящего момента.
– Полиция не сообщила, когда она собирается снять посты? – спросила она. – Они прочесали уже всю округу, и самым тщательным образом. Несомненно, к этому времени они уже располагают всеми свидетельскими показаниями и снимками места происшествия.
– Я не смог ни с кем переговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108