– Он дома. На ферме в это время полно дел. Он не смог выбраться сюда. – Она чувствовала себя так, словно ехала сейчас верхом на лошади без седла. Вот-вот ее скакун перейдет на галоп, и нужно быть заранее готовой к этому, иначе и моргнуть не успеешь, как слетишь на землю.
Обернувшись, Иден объявила:
– А вот и наша конюшня, правда, мам? Тут наш Уиндсторм стоит, правда?
– Правда, милая.
– Это самый красивый конь на свете. Вот увидишь, Маккрей, – пообещала кроха.
– Перестань «тыкать», Иден. Для тебя этот человек «мистер Уайлдер». Вот так к нему и обращайся. – Для Эбби было невыносимо слышать, как фамильярно беседует с ним ее дочь.
– Ничего, пусть называет меня просто Маккреем. Я не возражаю.
– Зато я возражаю. И была бы тебе весьма благодарна, если бы ты не вмешивался в воспитание моей дочери, – поставила его на место Эбби.
Ускорив шаг, она преодолела последние несколько метров желтого песка и, опередив Маккрея, вошла в прохладную тень конюшни. Бен отпустил ручонку Иден, и та, словно сорвавшись с цепи, помчалась к стойлу – третьему слева по ходу.
– А мы к тебе, Уиндсторм! Да еще и гостя привели!
Несмотря на испорченное настроение, Эбби не могла удержаться от улыбки при виде того, как жеребец поднял голову и ласково заржал, приветствуя дитя, бегущее к нему со всех ног. На ее взгляд, Уиндсторм был само совершенство, что, впрочем, можно было сказать о внешних данных многих других лошадей. Однако самым главным в нем были его необычное благородство и доброта.
Хотя в жилах его текла горячая кровь настоящего арабского скакуна, в этой горячности преобладала любовь к жизни и свободе, нежели необузданная, дикая страсть. И каждый новый помет жеребят от «браков» Уиндсторма с породистыми кобылицами наследовал не только его гордый вид, но и покладистость. Исключением не был даже жеребенок, родившийся у кобылицы, которую все боялись из-за ее бешеного нрава. Между тем ценность любого жеребца-производителя определялась именно его способностью передавать потомству свои лучшие качества. И Эбби было приятно сознавать, что подобное сокровище находится в ее руках.
Вот и теперь ее сердце учащенно билось от радости и восхищения – как всегда, когда она подходила к стойлу Уиндсторма. В этом чувстве не было ничего от раздутого тщеславия, а потому она не стыдилась его. К пяти годам Уиндсторм стал совсем светло-серым, почти белым. Несколько прядей в его длинной гриве и хвосте были словно отлиты из серебра. Темная кожа просвечивала лишь на морде, в особенности вокруг глаз, отчего они казались неправдоподобно большими.
– Ну как тут мой мальчик? – ласково проворковала Эбби, в то время как жеребец склонил голову, чтобы она почесала его под ухом. Эта ласка нравилась ему больше всего.
– Я так и знал: у нее должен быть мальчик. Не знал только, кто именно, – раздался за ее спиной шепот Маккрея. Она и не подозревала, что он стоит так близко, однако, быстро оглянувшись, убедилась, что слух ее не обманывает: от Маккрея ее отделяли какие-нибудь несколько дюймов.
Ее сердце забилось так гулко, что ей показалось, что она оглохла. Что-то подсказывало ей, что стоит лишь обернуться, и она, как в старые времена, окажется в его объятиях и почувствует на губах сладость его поцелуя. От нее всего-то и требовалось, что одно легкое движение, молчаливое приглашение к близости. В душе зазвенела тонкая предательская струнка, зовущая к уступчивости.
Возвращение любви? Нет, Эбби не могла позволить себе подобной глупости. Она уже обожглась один раз – второго не будет. И потому она сделала шаг в сторону, подальше от Маккрея.
– Тебе, кажется, не терпелось увидеть моего жеребца? Что ж, сделай одолжение: вот он, перед тобой.
Эбби сама удивилась тому, насколько спокойно прозвучал ее голос, ведь внутри ее била крупная дрожь.
Маккрей подошел поближе к стойлу, а Иден вскарабкалась на брикеты сена, откуда было удобнее смотреть за деревянную загородку.
– Правда, красивый? – с гордостью задала она вопрос. – Я видела его в ночь, когда он родился. Такая сильная гроза была: гром гремел-гремел, ветер дул-дул. Поэтому его и назвали Уиндсторм.
Маккрей недоверчиво сдвинул брови.
– Да ты ведь сама в то время была совсем крошечной.
– Я была маленьким ребеночком, – согласилась Иден. – Но мама говорит, что, когда он родился, я смотрю на него, а сама все смеюсь и смеюсь. Очень рада была, что он родился. – Словно поняв, о чем речь, Уиндсторм замотал в ее сторону головой. Уверенно схватив его за ноздри, Иден оттолкнула конскую морду, но потом ласково погладила по атласной щеке. – А ну не балуйся, глупыш, – выговорила она ему. – Видишь, какие у него жилы? – обратилась девочка к Маккрею. – Это значит, что он сухой. А это очень хорошо.
– Ты, я гляжу, неплохо разбираешься в лошадях.
– Ага, – без ложной скромности признала Иден. – У меня есть свой пони, зовут Джоджо. Он тебе тоже понравится.
Глядя на их головы, едва не соприкасавшиеся, Эбби удивлялась, как Маккрей до сих пор не увидел, насколько эта девочка похожа на него. Сама она давно уже заметила это поразительное сходство: те же темные волнистые волосы, те же густые брови, тот же рот, тот же подбородок. А руки? Эбби с болью и нежностью наблюдала за тем, как эти маленькие изогнутые пальчики гладят лошадиную голову. Она не могла допустить, чтобы он узнал правду. Не имела права!
– Иден, подойди сюда, милая. – Нужно было разделить их, отвлечь дочь от Маккрея.
– Но мама…
– Никаких «но»! Что я тебе сказала? Ты уже замучила мистера Уайлдера своей бесконечной болтовней. – Едва Иден сползла с брикетов, Эбби тут же схватила ее за руку и отвела к Бену. – Увези ее отсюда, а потом я сама вас найду.
– До свидания Мак… мистер Уайлдер. – Иден встала вполоборота, чтобы помахать ему на прощание.
– До свидания, Иден. Как-нибудь еще увидимся.
И тут внутри Эбби словно что-то хрустнуло. Все бурные эмоции, которые она до сих пор прятала внутри, внезапно хлынули наружу.
– Нет, ты больше не увидишь ее! Прошу тебя, оставь мою дочь в покое. И меня тоже!
В ее голосе звучали слезы, и это бесило ее, однако она не чувствовала, что слезы текут и по ее щекам. Не чувствовала до тех пор, пока Маккрей не приложил ладонь к ее щеке и большим пальцем смахнул слезинку с ее нижнего века.
– Ты плачешь, Эбби. Почему? – Нежность и обеспокоенность, прозвучавшие в его словах, едва не заставили ее позорно капитулировать. Ей так хотелось утонуть в его крепких объятиях.
Но Эбби не могла позволить себе этого. И не в силах была ответить ему. Она просто положила локти на перекладину стойла, повернувшись к нему спиной. Ей даже в голову прийти не могло, что по прошествии столь длительного времени, после всего, что он с ней сделал, она будет по-прежнему испытывать к нему душевное влечение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Обернувшись, Иден объявила:
– А вот и наша конюшня, правда, мам? Тут наш Уиндсторм стоит, правда?
– Правда, милая.
– Это самый красивый конь на свете. Вот увидишь, Маккрей, – пообещала кроха.
– Перестань «тыкать», Иден. Для тебя этот человек «мистер Уайлдер». Вот так к нему и обращайся. – Для Эбби было невыносимо слышать, как фамильярно беседует с ним ее дочь.
– Ничего, пусть называет меня просто Маккреем. Я не возражаю.
– Зато я возражаю. И была бы тебе весьма благодарна, если бы ты не вмешивался в воспитание моей дочери, – поставила его на место Эбби.
Ускорив шаг, она преодолела последние несколько метров желтого песка и, опередив Маккрея, вошла в прохладную тень конюшни. Бен отпустил ручонку Иден, и та, словно сорвавшись с цепи, помчалась к стойлу – третьему слева по ходу.
– А мы к тебе, Уиндсторм! Да еще и гостя привели!
Несмотря на испорченное настроение, Эбби не могла удержаться от улыбки при виде того, как жеребец поднял голову и ласково заржал, приветствуя дитя, бегущее к нему со всех ног. На ее взгляд, Уиндсторм был само совершенство, что, впрочем, можно было сказать о внешних данных многих других лошадей. Однако самым главным в нем были его необычное благородство и доброта.
Хотя в жилах его текла горячая кровь настоящего арабского скакуна, в этой горячности преобладала любовь к жизни и свободе, нежели необузданная, дикая страсть. И каждый новый помет жеребят от «браков» Уиндсторма с породистыми кобылицами наследовал не только его гордый вид, но и покладистость. Исключением не был даже жеребенок, родившийся у кобылицы, которую все боялись из-за ее бешеного нрава. Между тем ценность любого жеребца-производителя определялась именно его способностью передавать потомству свои лучшие качества. И Эбби было приятно сознавать, что подобное сокровище находится в ее руках.
Вот и теперь ее сердце учащенно билось от радости и восхищения – как всегда, когда она подходила к стойлу Уиндсторма. В этом чувстве не было ничего от раздутого тщеславия, а потому она не стыдилась его. К пяти годам Уиндсторм стал совсем светло-серым, почти белым. Несколько прядей в его длинной гриве и хвосте были словно отлиты из серебра. Темная кожа просвечивала лишь на морде, в особенности вокруг глаз, отчего они казались неправдоподобно большими.
– Ну как тут мой мальчик? – ласково проворковала Эбби, в то время как жеребец склонил голову, чтобы она почесала его под ухом. Эта ласка нравилась ему больше всего.
– Я так и знал: у нее должен быть мальчик. Не знал только, кто именно, – раздался за ее спиной шепот Маккрея. Она и не подозревала, что он стоит так близко, однако, быстро оглянувшись, убедилась, что слух ее не обманывает: от Маккрея ее отделяли какие-нибудь несколько дюймов.
Ее сердце забилось так гулко, что ей показалось, что она оглохла. Что-то подсказывало ей, что стоит лишь обернуться, и она, как в старые времена, окажется в его объятиях и почувствует на губах сладость его поцелуя. От нее всего-то и требовалось, что одно легкое движение, молчаливое приглашение к близости. В душе зазвенела тонкая предательская струнка, зовущая к уступчивости.
Возвращение любви? Нет, Эбби не могла позволить себе подобной глупости. Она уже обожглась один раз – второго не будет. И потому она сделала шаг в сторону, подальше от Маккрея.
– Тебе, кажется, не терпелось увидеть моего жеребца? Что ж, сделай одолжение: вот он, перед тобой.
Эбби сама удивилась тому, насколько спокойно прозвучал ее голос, ведь внутри ее била крупная дрожь.
Маккрей подошел поближе к стойлу, а Иден вскарабкалась на брикеты сена, откуда было удобнее смотреть за деревянную загородку.
– Правда, красивый? – с гордостью задала она вопрос. – Я видела его в ночь, когда он родился. Такая сильная гроза была: гром гремел-гремел, ветер дул-дул. Поэтому его и назвали Уиндсторм.
Маккрей недоверчиво сдвинул брови.
– Да ты ведь сама в то время была совсем крошечной.
– Я была маленьким ребеночком, – согласилась Иден. – Но мама говорит, что, когда он родился, я смотрю на него, а сама все смеюсь и смеюсь. Очень рада была, что он родился. – Словно поняв, о чем речь, Уиндсторм замотал в ее сторону головой. Уверенно схватив его за ноздри, Иден оттолкнула конскую морду, но потом ласково погладила по атласной щеке. – А ну не балуйся, глупыш, – выговорила она ему. – Видишь, какие у него жилы? – обратилась девочка к Маккрею. – Это значит, что он сухой. А это очень хорошо.
– Ты, я гляжу, неплохо разбираешься в лошадях.
– Ага, – без ложной скромности признала Иден. – У меня есть свой пони, зовут Джоджо. Он тебе тоже понравится.
Глядя на их головы, едва не соприкасавшиеся, Эбби удивлялась, как Маккрей до сих пор не увидел, насколько эта девочка похожа на него. Сама она давно уже заметила это поразительное сходство: те же темные волнистые волосы, те же густые брови, тот же рот, тот же подбородок. А руки? Эбби с болью и нежностью наблюдала за тем, как эти маленькие изогнутые пальчики гладят лошадиную голову. Она не могла допустить, чтобы он узнал правду. Не имела права!
– Иден, подойди сюда, милая. – Нужно было разделить их, отвлечь дочь от Маккрея.
– Но мама…
– Никаких «но»! Что я тебе сказала? Ты уже замучила мистера Уайлдера своей бесконечной болтовней. – Едва Иден сползла с брикетов, Эбби тут же схватила ее за руку и отвела к Бену. – Увези ее отсюда, а потом я сама вас найду.
– До свидания Мак… мистер Уайлдер. – Иден встала вполоборота, чтобы помахать ему на прощание.
– До свидания, Иден. Как-нибудь еще увидимся.
И тут внутри Эбби словно что-то хрустнуло. Все бурные эмоции, которые она до сих пор прятала внутри, внезапно хлынули наружу.
– Нет, ты больше не увидишь ее! Прошу тебя, оставь мою дочь в покое. И меня тоже!
В ее голосе звучали слезы, и это бесило ее, однако она не чувствовала, что слезы текут и по ее щекам. Не чувствовала до тех пор, пока Маккрей не приложил ладонь к ее щеке и большим пальцем смахнул слезинку с ее нижнего века.
– Ты плачешь, Эбби. Почему? – Нежность и обеспокоенность, прозвучавшие в его словах, едва не заставили ее позорно капитулировать. Ей так хотелось утонуть в его крепких объятиях.
Но Эбби не могла позволить себе этого. И не в силах была ответить ему. Она просто положила локти на перекладину стойла, повернувшись к нему спиной. Ей даже в голову прийти не могло, что по прошествии столь длительного времени, после всего, что он с ней сделал, она будет по-прежнему испытывать к нему душевное влечение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156