Впрочем, в узких глубоко посаженных глазах хитринка. Гость столицы, видимо. Прожил от силы год, недавно угодил в Город, не понимает толком, где находится. Некоторые люди довольно быстро понимают, чем Город отличается от их дневной Москвы, обнаруживают новые возможности и наслаждаются жизнью. Некоторые так и живут той же жизнью, что и наяву. Разумеется, мелочи вроде изменившейся карты их удивляют до крайности.
Удивительно, что он забрался выше первой завесы. Хотя... присматриваюсь к нему. От дядьки веет чем-то светлым и приятным, да и запах у него чистый и здоровый. Если Город устоит, рано или поздно он выберется на инициирующую завесу (которую мы к тому времени непременно восстановим) и, может быть, станет одним из толковых хранителей Города. Хранителями мы называем тех, кто не обладает способностями Смотрителя, но любит и понимает Город и по мелочи помогает поддерживать в нем порядок.
Забавно, но из приезжих такие хранители получаются едва ли не чаще, чем из коренных москвичей. Может быть, дело в том, что те, кто с рождения живет в столице, не воспринимают ее как нечто чудесное, достойное любви и восхищения. А из приезжающих хотя бы один на тысячу способен почувствовать очарование и притяжение города. А потом и Города.
Интересно, вдруг думаю я, а как обстоит дело в других городах? Есть ли там свои Города? Делятся ли живущие там на две расы, людей и тенников, или у них все устроено иначе?
Машина останавливается. Смотрю в окошко – маленькая удача или простое совпадение? Водитель остановил свою тачку как раз у того переулка, который мне нужен. Радуюсь, благодарю его. Он хитро улыбается в усы, подмигивает мне.
– Удачи, – говорит он на прощание.
От бесхитростного пожелания, сказанного хорошим человеком, становится теплее на душе. Киваю, улыбаюсь водителю. Пока Кира расплачивается, я смотрю в переулок. Здесь, кажется, недавно был пожар. Пахнет гарью, асфальт испачкан золой и пеплом. Уж не случилось ли чего с моими знакомцами? Мы проходим по переулку, и я громко вздыхаю с облегчением. Нет, сгорело соседнее здание, такое же уродливое, как и то, что нужно нам. Туда ему и дорога – терпеть не могу эти памятники скудной фантазии предков.
На этот раз на лестнице нет никого. Дверь распахнута настежь, из нее оглушительно орет все та же музыка – или неотличимая от нее. Мы останавливаемся на лестничном пролете. Кира пинает бутылку, та звонко бьется о стену. На шум выглядывает давешняя девица с глазами, обведенными красным.
– Папашу позови, – говорю я.
В комнату входить не хочется, на лестнице все же немного, да посвежее – кто-то открыл пыльное окно, и из него тянет свежим летним воздухом. Наверное, недавно был дождь. Девица не узнает меня, но в препирательства не вступает. Через пару минут показывается и сам усатый-бородатый рокер, глава местного поголовья вампиров. Поголовья всего-то четыре экземпляра, но выглядит вожак солидно, как и в прошлый раз. Удивительное дело – с Кирой они знакомы, обмениваются рукопожатием и кивками.
Смотрю на своего ненаглядного, в очередной раз пытаясь угадать, с каким чудом природы свел меня Город. Оказывается, он без предрассудков относится к вампирам.
Кто бы мог подумать. Все его собратья презрительно плюются при упоминании этой породы.
– Что ли на нас опять кто обиду заковырял? – насмешливо интересуется вожак, садясь на ступеньку и глядя на меня снизу вверх.
На этот раз он намного выше меня, но теперь я стою, он сидит, и я могу чувствовать себя удобно. У него есть представления об этикете, и не самые дремучие, понимаю я, в который раз удивляясь, что он связался с таким быдлом, как его стайка. Тех, судя по лицам, умными не назовешь, даже желая сделать комплимент.
– Да нет, не заковырял, – улыбаюсь я. – Наоборот. Есть дело. Есть одна мамзель... Кира тебе ее покажет. Неплохо бы погонять ее по всему Городу. Всей компанией. Поможете – я поговорю с охотниками, чтобы не трогали вас. Как тебе дельце?
Вожак вопреки моим ожиданиям не радуется. Он хмурит брови, скребет в бороде.
– Я так понимаю, что погонять твою мамзель – дельце-то с подвохом.
– Не без того. Девушка прыткая, целую вуаль навернула. С концами, – вступает в разговор Кира. – Но и куш того стоит. К тому же голыми руками ее брать никто не предлагает. Так, побегать за компанию, чтобы нам проще было.
– Показывай, – кивает бородатый.
Есть в нем что-то общее с Лааном, замечаю я. Интересно, обиделся бы мой приятель Смотритель на такое сравнение? Кто его знает.
Кира протягивает вожаку руку, тот встает, прижимает свою ладонь к ладони тенника, прикрывает глаза. Я сижу на подоконнике и жду, когда они закончат обмен информацией. Наконец вожак встряхивается, сплевывает себе под ноги и ржет, запрокидывая голову и почесывая кадык.
– В чем дело? – интересуюсь я.
– Да это та самая кукла, которая нас на этот голимый клуб напустила. Ну, я с ра-адостью! Она ж нам так и не заплатила, стерва. Вперед дала, а остальное – ищи ветра в поле.
Интересное совпадение, думаю я. С упоминания об этой самой «кукле» начались мои приключения. И вот круг замкнулся. Город, Город, не твои ли шутки...
Ей помешали безобидные историки. На первый взгляд – диковато. Но с другой-то стороны – все логично. История Города могла интересовать ее до тех пор, пока она не узнала нечто важное, нечто, определившее направление ее действий. Потом историки и их архивы стали не нужны и даже опасны. В новом мире, который она собирается строить, не нужны свидетели прежних времен. Они опасны.
Если я, конечно, понимаю логику этой сумасшедшей. Я в этом не уверена. Может быть, у нее совсем другие причины.
– Близко с ней не суйтесь – сожрет, – предупреждает Кира. – Так, по мелочи попробуйте. В идеале – не пропускайте ее ниже третьей вуали.
– Не знаю, как там в одеяле, а что сможем, то сделаем, – опять смеется вожак.
Мы уходим, не дожидаясь, пока папаша поднимет свою братию и объяснит, в чем задача. За те полчаса, что мы ехали и разговаривали, я успела потерять след девы. Приходится сосредоточиваться прямо на ходу.
– Шестая, – говорю я, наконец. – Пошли.
17
Она удирает по всем вуалям, ни Кира, ни я не видим ее – только чувствуем след, который не перепутаем уже ни с чем, и ощущаем, как она взбаламучивает все то, где проходит. Скачет наша дева будь здоров – я едва успеваю прикидывать, куда на сей раз ее понесет, и тащу за собой Киру, который только шипит и матерится. Ему сейчас хуже, чем мне, – я и раньше умела перемещаться по завесам, только мне почему-то казалось, что для этого обязательно нужно заснуть. Но в горячке погони я об этом окончательно забыла. А вот Кире не позавидуешь – он так и не научился делать это сам, и единственное, на что способен, – держаться за меня.
Тем не менее – мы догоняем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Удивительно, что он забрался выше первой завесы. Хотя... присматриваюсь к нему. От дядьки веет чем-то светлым и приятным, да и запах у него чистый и здоровый. Если Город устоит, рано или поздно он выберется на инициирующую завесу (которую мы к тому времени непременно восстановим) и, может быть, станет одним из толковых хранителей Города. Хранителями мы называем тех, кто не обладает способностями Смотрителя, но любит и понимает Город и по мелочи помогает поддерживать в нем порядок.
Забавно, но из приезжих такие хранители получаются едва ли не чаще, чем из коренных москвичей. Может быть, дело в том, что те, кто с рождения живет в столице, не воспринимают ее как нечто чудесное, достойное любви и восхищения. А из приезжающих хотя бы один на тысячу способен почувствовать очарование и притяжение города. А потом и Города.
Интересно, вдруг думаю я, а как обстоит дело в других городах? Есть ли там свои Города? Делятся ли живущие там на две расы, людей и тенников, или у них все устроено иначе?
Машина останавливается. Смотрю в окошко – маленькая удача или простое совпадение? Водитель остановил свою тачку как раз у того переулка, который мне нужен. Радуюсь, благодарю его. Он хитро улыбается в усы, подмигивает мне.
– Удачи, – говорит он на прощание.
От бесхитростного пожелания, сказанного хорошим человеком, становится теплее на душе. Киваю, улыбаюсь водителю. Пока Кира расплачивается, я смотрю в переулок. Здесь, кажется, недавно был пожар. Пахнет гарью, асфальт испачкан золой и пеплом. Уж не случилось ли чего с моими знакомцами? Мы проходим по переулку, и я громко вздыхаю с облегчением. Нет, сгорело соседнее здание, такое же уродливое, как и то, что нужно нам. Туда ему и дорога – терпеть не могу эти памятники скудной фантазии предков.
На этот раз на лестнице нет никого. Дверь распахнута настежь, из нее оглушительно орет все та же музыка – или неотличимая от нее. Мы останавливаемся на лестничном пролете. Кира пинает бутылку, та звонко бьется о стену. На шум выглядывает давешняя девица с глазами, обведенными красным.
– Папашу позови, – говорю я.
В комнату входить не хочется, на лестнице все же немного, да посвежее – кто-то открыл пыльное окно, и из него тянет свежим летним воздухом. Наверное, недавно был дождь. Девица не узнает меня, но в препирательства не вступает. Через пару минут показывается и сам усатый-бородатый рокер, глава местного поголовья вампиров. Поголовья всего-то четыре экземпляра, но выглядит вожак солидно, как и в прошлый раз. Удивительное дело – с Кирой они знакомы, обмениваются рукопожатием и кивками.
Смотрю на своего ненаглядного, в очередной раз пытаясь угадать, с каким чудом природы свел меня Город. Оказывается, он без предрассудков относится к вампирам.
Кто бы мог подумать. Все его собратья презрительно плюются при упоминании этой породы.
– Что ли на нас опять кто обиду заковырял? – насмешливо интересуется вожак, садясь на ступеньку и глядя на меня снизу вверх.
На этот раз он намного выше меня, но теперь я стою, он сидит, и я могу чувствовать себя удобно. У него есть представления об этикете, и не самые дремучие, понимаю я, в который раз удивляясь, что он связался с таким быдлом, как его стайка. Тех, судя по лицам, умными не назовешь, даже желая сделать комплимент.
– Да нет, не заковырял, – улыбаюсь я. – Наоборот. Есть дело. Есть одна мамзель... Кира тебе ее покажет. Неплохо бы погонять ее по всему Городу. Всей компанией. Поможете – я поговорю с охотниками, чтобы не трогали вас. Как тебе дельце?
Вожак вопреки моим ожиданиям не радуется. Он хмурит брови, скребет в бороде.
– Я так понимаю, что погонять твою мамзель – дельце-то с подвохом.
– Не без того. Девушка прыткая, целую вуаль навернула. С концами, – вступает в разговор Кира. – Но и куш того стоит. К тому же голыми руками ее брать никто не предлагает. Так, побегать за компанию, чтобы нам проще было.
– Показывай, – кивает бородатый.
Есть в нем что-то общее с Лааном, замечаю я. Интересно, обиделся бы мой приятель Смотритель на такое сравнение? Кто его знает.
Кира протягивает вожаку руку, тот встает, прижимает свою ладонь к ладони тенника, прикрывает глаза. Я сижу на подоконнике и жду, когда они закончат обмен информацией. Наконец вожак встряхивается, сплевывает себе под ноги и ржет, запрокидывая голову и почесывая кадык.
– В чем дело? – интересуюсь я.
– Да это та самая кукла, которая нас на этот голимый клуб напустила. Ну, я с ра-адостью! Она ж нам так и не заплатила, стерва. Вперед дала, а остальное – ищи ветра в поле.
Интересное совпадение, думаю я. С упоминания об этой самой «кукле» начались мои приключения. И вот круг замкнулся. Город, Город, не твои ли шутки...
Ей помешали безобидные историки. На первый взгляд – диковато. Но с другой-то стороны – все логично. История Города могла интересовать ее до тех пор, пока она не узнала нечто важное, нечто, определившее направление ее действий. Потом историки и их архивы стали не нужны и даже опасны. В новом мире, который она собирается строить, не нужны свидетели прежних времен. Они опасны.
Если я, конечно, понимаю логику этой сумасшедшей. Я в этом не уверена. Может быть, у нее совсем другие причины.
– Близко с ней не суйтесь – сожрет, – предупреждает Кира. – Так, по мелочи попробуйте. В идеале – не пропускайте ее ниже третьей вуали.
– Не знаю, как там в одеяле, а что сможем, то сделаем, – опять смеется вожак.
Мы уходим, не дожидаясь, пока папаша поднимет свою братию и объяснит, в чем задача. За те полчаса, что мы ехали и разговаривали, я успела потерять след девы. Приходится сосредоточиваться прямо на ходу.
– Шестая, – говорю я, наконец. – Пошли.
17
Она удирает по всем вуалям, ни Кира, ни я не видим ее – только чувствуем след, который не перепутаем уже ни с чем, и ощущаем, как она взбаламучивает все то, где проходит. Скачет наша дева будь здоров – я едва успеваю прикидывать, куда на сей раз ее понесет, и тащу за собой Киру, который только шипит и матерится. Ему сейчас хуже, чем мне, – я и раньше умела перемещаться по завесам, только мне почему-то казалось, что для этого обязательно нужно заснуть. Но в горячке погони я об этом окончательно забыла. А вот Кире не позавидуешь – он так и не научился делать это сам, и единственное, на что способен, – держаться за меня.
Тем не менее – мы догоняем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73