Но, наверно, большее впечатление, чем речь, произвела записка, написанная рукой самого Минакова. Значит, младший бухгалтер жив Кобчиков вздохнул с облегчением и приободрился: теперь нагоняй. за самовольную погоню будет не таким сильным.
Заверив Ивана Бондаренко, что они немедленно начнут поиски Минакова и внимательно разберутся в его деле, капитан Яковлев отпустил Ивана.
- Буду следить за каждым вашим шагом, - сказал на прощание организатор "похорон души".
Едва он вышел, капитан Яковлев спросил своего помощника:
- Ну что скажешь?
- Сначала надо поймать.
- Это правильно.
Капитан потянулся к телефонной трубке.
- Сейчас позвоню в область, потороплю насчет спасателей. Теперь-то уж быстрее дадут. Как-никак не просто человек пропал, а преступник. Ну а вообще-то?..
- Вообще-то... У меня появились какие-то смутные идеи... Давно уже... Пропажа людей в Пещерах, ограбление кассы, исчезновение жены Рудакова, странное поведение Минакова - не связано ли все это? Я даже некоторым образом начал "частное расследование". Так, для себя... не действует ли тут группа?
- Ты начитался детективов, - сердито пропыхтел капитан. - Еще этого нам не хватало...
Но младший лейтенант Кобчиков был молод, горяч и честолюбив. Глаза его уже сверкали, мозг лихорадочно работал. Ему-то как раз этого и не хватало! Уж тогда-то он покажет себя! Но сначала надо найти Минакова, допросить его как следует! Если пропажа людей и ограбление кассы связаны, то Минаков никакой не преступник. Мальчишка не может провернуть такое дело. Значит, рядом затаился настоящий, матерый бандит, из тех, которых младший лейтенант видел лишь в приключенческих фильмах. А возможно, и несколько бандитов.
Вот почему младший лейтенант Кобчиков сам пошел вместе со спасателями. Ему не терпелось раскрыть "ограбление века".
14. БЫСТРЫЙ ФОКСТРОТ
Духовой оркестр на Петровском заводе, состоящий в основном из пенсионеров, умел играть только похоронные марши, ибо был создан главным образом для похорон. Впрочем, если похоронный марш играть медленно, то получается вальс, а если в быстром темпе - то фокстрот.
Главного инженера провожали с духовым оркестром. Старички-пенсионеры стояли на перроне вокзала, куда вот-вот должен был подойти скорый поезд Москва - Сочи, и усердно дули в свои огромные, тускло сверкающие в вечернем свете фонарей трубы, извлекая из них то медленный вальс, то быстрый фокстрот. Однако иногда старички забывались, и тогда над перроном неслась унылая траурная мелодия.
Евгений Семенович Громов в кремовом капитанском кителе с золотыми пуговицами, высокий, подтянутый, стоял, улыбаясь, в центре толпы заводчан, просто зевак, сбежавшихся на звуки оркестра, пожимал руки, принимал цветы, складывал их на левую кремовую, великолепную капитанскую руку.
Капитанские кители только-только вошли в моду, в столице их носили лишь самые отчаянные модники, имеющие доступ к ультрадефициту, а Евгений Семенович уже красовался в кителе на перроне в Петровске, радуясь прикосновению к плечам упругой, скользкой заграничной материи, перехватывая с золотых пуговиц горящие глаза молодых женщин и девушек, завистливые парней, чувствуя себя наконец-то снова баловнем судьбы.
Капитанский китель каким-то чудом выскочил из валютного экспорта, попал в сеть снабжения потребсоюза, сверхъестественным образом миновал, никого не заинтересовав, центральную, затем областную базы снабжения и, наконец, целым и невредимым, прямо в целлофановой упаковке с неповрежденными иностранными заклейками попал в Петровский райпотребсоюз. Тут-то его и выловил сам начальник райпотребсоюза, человек молодой, следящий за модой, а выловив, задумался: кому бы его предложить? Перебрал всех из петровского начальства, и оказалось, что некому, кроме Евгения Семеновича. К тому же райпотребсоюзовский босс был в некотором роде должником главного инженера: тот недавно сложил ему силами завода в доме печь, не печь, а чудо-печь из огнеупорного, доменного, кирпича, способного выдерживать температуру трех тысяч градусов по Цельсию. Правда, такую температуру начальник райпотребсоюза развивать не собирался, но все равно было приятно иметь печь из доменного кирпича, и поэтому начальник райпотребсоюза продал капитанский китель Евгению Семеновичу.
Вот почему в этот чудесный тихий вечер, благоухающий последними маттиолами, запах которых доносился из привокзального сквера, Евгений Семенович был столь наряден и неотразим.
А чуть в стороне, отдельно от толпы стояла одетая хоть и нарядно, но провинциально поникшая Леночка с некрасивым, опухшим от слез лицом, растрепанной прической. Она была на грани истерики. Кассирша кусала губы и давно бы не выдержала, расталкивая толпу, кинулась бы к своему возлюбленному, повисла бы на крепкой, загорелой шее, завыла по-бабьи, как по покойнику, обливая кремовый капитанский китель жгучими слезами, разбрасывая ненавистные цветы, и только стальной взгляд Евгения Семеновича, который он время от времени бросал на любовницу, удерживал Леночку на месте. Прекрасную кассиршу гипнотизировал этот властный, жесткий взгляд. Как теперь она будет без него жить? Как?
В тот вечер, когда утонул Черноусый, Громов встретился с Леночкой на квартире, как и договаривались, в половине десятого. Леночка прибежала запыхавшаяся, пахнущая острыми, с луком, котлетами, которые она дома нажарила - их так любил Евгений Семенович - и которые еще шипели в кастрюльке на дне большой хозяйственной сумки; в этой сумке были, кроме котлет, и лук - только что с грядки, и запеченная в печи картошка, и вареный, обжаренный в масле цыпленок, и еще много кое-чего.
Она прибежала, как всегда, взволнованная свиданием, бросила сумку, кинулась к своему любимому. Тот отстранил ее, криво улыбнулся:
- Деньги утонули в реке. Один твой сообщник тоже пошел в гости к рыбам, другой смылся. Поздравляю тебя.
От таких непонятных, страшных слов, а главное, от этого отстраняющего, ледяного жеста обмерла Леночка, села на стул.
- Что это значит? - прошептала она. - Какой сообщник? Почему утонули деньги?..
- Не придуривайся! Ты прекрасно все знаешь! Ты предала меня!
Евгений Семенович говорил спокойно, даже с некоторым пафосом. Честно говоря, он даже рад был такому обороту дела. Черт с ними, с деньгами. Разве это деньги? Деньги впереди... Зато он избавлялся от этой глупой провинциалки, его участие в ограблении кассы теперь невозможно доказать, а главное, прекрасная кассирша теперь-то уж будет молчать.
- Я не виновата! Я не знаю, о чем ты...
- Прекрасно знаешь. Нам не о чем больше говорить. Тем более наши пути расходятся: меня забирают в Москву.
- Ах, вот в чем дело! - почти радостно закричала кассирша. - Теперь я понимаю! Понимаю бред, который ты несешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Заверив Ивана Бондаренко, что они немедленно начнут поиски Минакова и внимательно разберутся в его деле, капитан Яковлев отпустил Ивана.
- Буду следить за каждым вашим шагом, - сказал на прощание организатор "похорон души".
Едва он вышел, капитан Яковлев спросил своего помощника:
- Ну что скажешь?
- Сначала надо поймать.
- Это правильно.
Капитан потянулся к телефонной трубке.
- Сейчас позвоню в область, потороплю насчет спасателей. Теперь-то уж быстрее дадут. Как-никак не просто человек пропал, а преступник. Ну а вообще-то?..
- Вообще-то... У меня появились какие-то смутные идеи... Давно уже... Пропажа людей в Пещерах, ограбление кассы, исчезновение жены Рудакова, странное поведение Минакова - не связано ли все это? Я даже некоторым образом начал "частное расследование". Так, для себя... не действует ли тут группа?
- Ты начитался детективов, - сердито пропыхтел капитан. - Еще этого нам не хватало...
Но младший лейтенант Кобчиков был молод, горяч и честолюбив. Глаза его уже сверкали, мозг лихорадочно работал. Ему-то как раз этого и не хватало! Уж тогда-то он покажет себя! Но сначала надо найти Минакова, допросить его как следует! Если пропажа людей и ограбление кассы связаны, то Минаков никакой не преступник. Мальчишка не может провернуть такое дело. Значит, рядом затаился настоящий, матерый бандит, из тех, которых младший лейтенант видел лишь в приключенческих фильмах. А возможно, и несколько бандитов.
Вот почему младший лейтенант Кобчиков сам пошел вместе со спасателями. Ему не терпелось раскрыть "ограбление века".
14. БЫСТРЫЙ ФОКСТРОТ
Духовой оркестр на Петровском заводе, состоящий в основном из пенсионеров, умел играть только похоронные марши, ибо был создан главным образом для похорон. Впрочем, если похоронный марш играть медленно, то получается вальс, а если в быстром темпе - то фокстрот.
Главного инженера провожали с духовым оркестром. Старички-пенсионеры стояли на перроне вокзала, куда вот-вот должен был подойти скорый поезд Москва - Сочи, и усердно дули в свои огромные, тускло сверкающие в вечернем свете фонарей трубы, извлекая из них то медленный вальс, то быстрый фокстрот. Однако иногда старички забывались, и тогда над перроном неслась унылая траурная мелодия.
Евгений Семенович Громов в кремовом капитанском кителе с золотыми пуговицами, высокий, подтянутый, стоял, улыбаясь, в центре толпы заводчан, просто зевак, сбежавшихся на звуки оркестра, пожимал руки, принимал цветы, складывал их на левую кремовую, великолепную капитанскую руку.
Капитанские кители только-только вошли в моду, в столице их носили лишь самые отчаянные модники, имеющие доступ к ультрадефициту, а Евгений Семенович уже красовался в кителе на перроне в Петровске, радуясь прикосновению к плечам упругой, скользкой заграничной материи, перехватывая с золотых пуговиц горящие глаза молодых женщин и девушек, завистливые парней, чувствуя себя наконец-то снова баловнем судьбы.
Капитанский китель каким-то чудом выскочил из валютного экспорта, попал в сеть снабжения потребсоюза, сверхъестественным образом миновал, никого не заинтересовав, центральную, затем областную базы снабжения и, наконец, целым и невредимым, прямо в целлофановой упаковке с неповрежденными иностранными заклейками попал в Петровский райпотребсоюз. Тут-то его и выловил сам начальник райпотребсоюза, человек молодой, следящий за модой, а выловив, задумался: кому бы его предложить? Перебрал всех из петровского начальства, и оказалось, что некому, кроме Евгения Семеновича. К тому же райпотребсоюзовский босс был в некотором роде должником главного инженера: тот недавно сложил ему силами завода в доме печь, не печь, а чудо-печь из огнеупорного, доменного, кирпича, способного выдерживать температуру трех тысяч градусов по Цельсию. Правда, такую температуру начальник райпотребсоюза развивать не собирался, но все равно было приятно иметь печь из доменного кирпича, и поэтому начальник райпотребсоюза продал капитанский китель Евгению Семеновичу.
Вот почему в этот чудесный тихий вечер, благоухающий последними маттиолами, запах которых доносился из привокзального сквера, Евгений Семенович был столь наряден и неотразим.
А чуть в стороне, отдельно от толпы стояла одетая хоть и нарядно, но провинциально поникшая Леночка с некрасивым, опухшим от слез лицом, растрепанной прической. Она была на грани истерики. Кассирша кусала губы и давно бы не выдержала, расталкивая толпу, кинулась бы к своему возлюбленному, повисла бы на крепкой, загорелой шее, завыла по-бабьи, как по покойнику, обливая кремовый капитанский китель жгучими слезами, разбрасывая ненавистные цветы, и только стальной взгляд Евгения Семеновича, который он время от времени бросал на любовницу, удерживал Леночку на месте. Прекрасную кассиршу гипнотизировал этот властный, жесткий взгляд. Как теперь она будет без него жить? Как?
В тот вечер, когда утонул Черноусый, Громов встретился с Леночкой на квартире, как и договаривались, в половине десятого. Леночка прибежала запыхавшаяся, пахнущая острыми, с луком, котлетами, которые она дома нажарила - их так любил Евгений Семенович - и которые еще шипели в кастрюльке на дне большой хозяйственной сумки; в этой сумке были, кроме котлет, и лук - только что с грядки, и запеченная в печи картошка, и вареный, обжаренный в масле цыпленок, и еще много кое-чего.
Она прибежала, как всегда, взволнованная свиданием, бросила сумку, кинулась к своему любимому. Тот отстранил ее, криво улыбнулся:
- Деньги утонули в реке. Один твой сообщник тоже пошел в гости к рыбам, другой смылся. Поздравляю тебя.
От таких непонятных, страшных слов, а главное, от этого отстраняющего, ледяного жеста обмерла Леночка, села на стул.
- Что это значит? - прошептала она. - Какой сообщник? Почему утонули деньги?..
- Не придуривайся! Ты прекрасно все знаешь! Ты предала меня!
Евгений Семенович говорил спокойно, даже с некоторым пафосом. Честно говоря, он даже рад был такому обороту дела. Черт с ними, с деньгами. Разве это деньги? Деньги впереди... Зато он избавлялся от этой глупой провинциалки, его участие в ограблении кассы теперь невозможно доказать, а главное, прекрасная кассирша теперь-то уж будет молчать.
- Я не виновата! Я не знаю, о чем ты...
- Прекрасно знаешь. Нам не о чем больше говорить. Тем более наши пути расходятся: меня забирают в Москву.
- Ах, вот в чем дело! - почти радостно закричала кассирша. - Теперь я понимаю! Понимаю бред, который ты несешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100