– спросил светловолосый инженер, которого Пичин называл Бали. – Не страх, не грабеж, не даже смерть бедняги охранника, а то, что никто из шахтеров нас не выдал.
Все они уже сидели за большим столом и закусывали. Аппетитный запах еды разливался по пропитанной сигаретным дымом комнате.
– А ведь стоило кому-нибудь из шахтеров просто показать пальцем или кивнуть головой в сторону резервуаров, – согласился Пичин, – и мы, считайте, уже прошли бы революционный суд и сейчас гуляли бы в раю, верно, Бали?
– Мы с тобой попали бы в ад, Пичин. А вот Профи отправился бы на небо, это так. Потому что, вы только представьте, капрал, Скарлатина еще ни разу не совершил первородного греха.
– Да я никогда не позволил бы себе такого свинства – оставить вас, – возразил профессор. Литума напрягся, стараясь уловить хоть малейший иностранный акцент. – Я бы отправился с вами в геенну огненную.
Пока профессор готовил еду для всех, оба инженера, Франсиско Лопес и Литума выпили по рюмке душистого писко из Ики; по телу Литумы разлилась приятная теплота, голова стала восхитительно легкой. Профессор и впрямь устроил настоящий пир: суп из сухого картофеля и бобов с кусочками куриного мяса и рисовая запеканка. Пальчики оближешь! И ко всем этим яствам холодное пиво, что окончательно привело Литуму в прекраснейшее расположение духа. Вот уже несколько месяцев ему не приходилось так вкусно поесть. Он был под таким впечатлением от обеда, что после того, как сел за стол, почти не вспоминал ни о пропавших в Наккосе, ни о ночных исповедях Томасито – двух вещах, которые, как он теперь понял, заполняли в последнее время всю его жизнь.
– И знаете, капрал, почему я все время думаю о поведении наших шахтеров? – вернул его к здешним событиям инженер Бали. – Да потому, что они преподнесли нам урок. Пичину и мне. Мы думали, что все они в сговоре с терруками. А на самом деле именно благодаря им, их молчанию, мы остались живы.
– Живехоньки и здоровехоньки, твою мать, да и рассказать есть что в теплой компании, – весело заключил Пичин.
– Чего-чего, а приключений здесь на всех хватит. – Профессор поднял стакан с пивом. – Вы считаете, что обязаны жизнью вашим рабочим, которые вас не выдали. Но на самом деле вас спасли духи этих гор – апу, вот что я вам скажу. А они благоволили вам только из-за меня. Подвожу итог: вас спас.
– А почему они это сделали ради тебя, Профи? – спросил Пичин. – Чем ты так угодил этим апу?
– Тридцать лет исследований, – вздохнул профессор. – Пять книг. Сотня статей. И даже лингво-географический атлас Центральной Андской цепи.
– Но кто такие апу, доктор? – решился спросить Литума.
– Божества, которых также называют манами, – духи-хранители здешних гор и всей Кордильеры. – Профессору явно доставляло удовольствие говорить на любимую тему. – Каждая горка в Андах, каждая тропинка, даже самая незаметная, имеют своего покровителя. Когда испанцы, придя сюда, разбили идолов, разрушили древние перуанские храмы гуако, крестили индейцев и запретили языческие культы, они были уверены, что навсегда покончили с идолопоклонством. Но оно лишь смешалось с христианскими обрядами и никуда не исчезло. До сих пор в этих краях апу распоряжаются жизнью и смертью. И только им мы обязаны, что сидим сейчас здесь, друзья мои. Лишь благодаря апу Эсперансы мы вышли живыми из этой передряги.
Расхрабрившись от писко, пива и сердечной обстановки, Литума снова вступил в разговор:
– А вот у нас в Наккосе есть одна колдунья, она много знает обо всех этих вещах, доктор. Сеньора Адриана. Так она тоже говорит, что в горах полно духов и она якобы общается с ними. Она утверждает, что это злые духи, что они любят человеческое мясо.
– Адриана? Жена Дионисио, торговца писко? – тут же откликнулся профессор. – Я ее хорошо знаю. Ее и ее пьяницу мужа. Раньше он ходил по деревням с музыкантами и плясунами, наряжался в шкуру укуко, то есть медведя. Они рассказали мне много интересного. Значит, сендеристы пока не разделались с ними как с антисоциальным элементом?
Литума был поражен. Этот человек – просто как Бог, он знает обо всем, знает всех. Но как это может быть? Ведь он иностранец.
– И зовите меня лучше не доктором, а Полом, Полом Стирмссоном, или просто Пабло, если вам так удобней, или даже Скарлатиной, как звали меня мои ученики в Оденсе. – Профессор вытащил трубку из кармана своего красноклетчатого пиджака, раскрошил две сигареты с черным табаком, набил ее, умял пальцем. – В моей стране докторами называют только врачей, а не специалистов-гуманитариев.
– Послушай-ка, Скарлатина, расскажи капралу Литуме, как ты стал перуанофилом, – улыбнулся Пичин.
Когда он был еще маленьким и ходил в коротких штанишках у себя на родине, в далекой Дании, отец подарил ему книгу об открытии и завоевании Перу испанцами, написанную господином Прескоттом. Эта книга и определила его судьбу. С тех пор его интересовало все, что касалось этой страны, – природа, люди, события. Он посвятил свою жизнь изучению мифов, обычаев, истории Перу, читал лекции по этим предметам, сначала в Копенгагене, а потом в Оденсе. И вот уже тридцать лет все свои отпуска он проводит в горах. Анды стали ему родным домом.
– Теперь мне понятно, откуда у вас такой хороший испанский язык, – с глубоким почтением произнес Литума.
– Вы еще не слышали, как он говорит на кечуа, – вступил в разговор Пичин. – А что касается шахтеров, они его принимают как своего, говорят с ним откровенно и задушевно, будто он чистокровный индеец.
– Так вы говорите с ними на кечуа? – восхищенно воскликнул Литума.
– Да, на кечуа: на диалекте индейцев Куско и Аякучо, – уточнил профессор, явно довольный тем, что ему удалось удивить полицейского. – А также немного на языке аймара.
Однако, добавил он, ему бы хотелось изучить еще один перуанский язык – язык племени уанка, создателей древней культуры в Центральных Андах, впоследствии завоеванной инками.
– Точнее сказать, уничтоженной инками, – поправился он. – Инки сумели создать себе добрую славу, и с восемнадцатого века все говорят о них как о терпимых завоевателях, покровительствовавших богам покоренных народов. Это миф. Инки были безжалостны к народам, проявлявшим малейшую непокорность. Они фактически вычеркнули из истории племена уанка и чанка. Разрушили их города, а их самих рассеяли по всему Тауан-тинсуйу, используя систему колониальных поселений – митимаэ, то есть массовых ссылок. Они сделали все, чтобы не осталось и следа от верований и обычаев этих племен. Чтобы стерлась память даже об их языках. Ведь выживший диалект кечуа, который распространен в этой зоне, никогда не был языком племени уанка.
И еще он добавил, что современные историки не питают симпатии к уанка, потому что они помогли испанцам разбить войско инков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Все они уже сидели за большим столом и закусывали. Аппетитный запах еды разливался по пропитанной сигаретным дымом комнате.
– А ведь стоило кому-нибудь из шахтеров просто показать пальцем или кивнуть головой в сторону резервуаров, – согласился Пичин, – и мы, считайте, уже прошли бы революционный суд и сейчас гуляли бы в раю, верно, Бали?
– Мы с тобой попали бы в ад, Пичин. А вот Профи отправился бы на небо, это так. Потому что, вы только представьте, капрал, Скарлатина еще ни разу не совершил первородного греха.
– Да я никогда не позволил бы себе такого свинства – оставить вас, – возразил профессор. Литума напрягся, стараясь уловить хоть малейший иностранный акцент. – Я бы отправился с вами в геенну огненную.
Пока профессор готовил еду для всех, оба инженера, Франсиско Лопес и Литума выпили по рюмке душистого писко из Ики; по телу Литумы разлилась приятная теплота, голова стала восхитительно легкой. Профессор и впрямь устроил настоящий пир: суп из сухого картофеля и бобов с кусочками куриного мяса и рисовая запеканка. Пальчики оближешь! И ко всем этим яствам холодное пиво, что окончательно привело Литуму в прекраснейшее расположение духа. Вот уже несколько месяцев ему не приходилось так вкусно поесть. Он был под таким впечатлением от обеда, что после того, как сел за стол, почти не вспоминал ни о пропавших в Наккосе, ни о ночных исповедях Томасито – двух вещах, которые, как он теперь понял, заполняли в последнее время всю его жизнь.
– И знаете, капрал, почему я все время думаю о поведении наших шахтеров? – вернул его к здешним событиям инженер Бали. – Да потому, что они преподнесли нам урок. Пичину и мне. Мы думали, что все они в сговоре с терруками. А на самом деле именно благодаря им, их молчанию, мы остались живы.
– Живехоньки и здоровехоньки, твою мать, да и рассказать есть что в теплой компании, – весело заключил Пичин.
– Чего-чего, а приключений здесь на всех хватит. – Профессор поднял стакан с пивом. – Вы считаете, что обязаны жизнью вашим рабочим, которые вас не выдали. Но на самом деле вас спасли духи этих гор – апу, вот что я вам скажу. А они благоволили вам только из-за меня. Подвожу итог: вас спас.
– А почему они это сделали ради тебя, Профи? – спросил Пичин. – Чем ты так угодил этим апу?
– Тридцать лет исследований, – вздохнул профессор. – Пять книг. Сотня статей. И даже лингво-географический атлас Центральной Андской цепи.
– Но кто такие апу, доктор? – решился спросить Литума.
– Божества, которых также называют манами, – духи-хранители здешних гор и всей Кордильеры. – Профессору явно доставляло удовольствие говорить на любимую тему. – Каждая горка в Андах, каждая тропинка, даже самая незаметная, имеют своего покровителя. Когда испанцы, придя сюда, разбили идолов, разрушили древние перуанские храмы гуако, крестили индейцев и запретили языческие культы, они были уверены, что навсегда покончили с идолопоклонством. Но оно лишь смешалось с христианскими обрядами и никуда не исчезло. До сих пор в этих краях апу распоряжаются жизнью и смертью. И только им мы обязаны, что сидим сейчас здесь, друзья мои. Лишь благодаря апу Эсперансы мы вышли живыми из этой передряги.
Расхрабрившись от писко, пива и сердечной обстановки, Литума снова вступил в разговор:
– А вот у нас в Наккосе есть одна колдунья, она много знает обо всех этих вещах, доктор. Сеньора Адриана. Так она тоже говорит, что в горах полно духов и она якобы общается с ними. Она утверждает, что это злые духи, что они любят человеческое мясо.
– Адриана? Жена Дионисио, торговца писко? – тут же откликнулся профессор. – Я ее хорошо знаю. Ее и ее пьяницу мужа. Раньше он ходил по деревням с музыкантами и плясунами, наряжался в шкуру укуко, то есть медведя. Они рассказали мне много интересного. Значит, сендеристы пока не разделались с ними как с антисоциальным элементом?
Литума был поражен. Этот человек – просто как Бог, он знает обо всем, знает всех. Но как это может быть? Ведь он иностранец.
– И зовите меня лучше не доктором, а Полом, Полом Стирмссоном, или просто Пабло, если вам так удобней, или даже Скарлатиной, как звали меня мои ученики в Оденсе. – Профессор вытащил трубку из кармана своего красноклетчатого пиджака, раскрошил две сигареты с черным табаком, набил ее, умял пальцем. – В моей стране докторами называют только врачей, а не специалистов-гуманитариев.
– Послушай-ка, Скарлатина, расскажи капралу Литуме, как ты стал перуанофилом, – улыбнулся Пичин.
Когда он был еще маленьким и ходил в коротких штанишках у себя на родине, в далекой Дании, отец подарил ему книгу об открытии и завоевании Перу испанцами, написанную господином Прескоттом. Эта книга и определила его судьбу. С тех пор его интересовало все, что касалось этой страны, – природа, люди, события. Он посвятил свою жизнь изучению мифов, обычаев, истории Перу, читал лекции по этим предметам, сначала в Копенгагене, а потом в Оденсе. И вот уже тридцать лет все свои отпуска он проводит в горах. Анды стали ему родным домом.
– Теперь мне понятно, откуда у вас такой хороший испанский язык, – с глубоким почтением произнес Литума.
– Вы еще не слышали, как он говорит на кечуа, – вступил в разговор Пичин. – А что касается шахтеров, они его принимают как своего, говорят с ним откровенно и задушевно, будто он чистокровный индеец.
– Так вы говорите с ними на кечуа? – восхищенно воскликнул Литума.
– Да, на кечуа: на диалекте индейцев Куско и Аякучо, – уточнил профессор, явно довольный тем, что ему удалось удивить полицейского. – А также немного на языке аймара.
Однако, добавил он, ему бы хотелось изучить еще один перуанский язык – язык племени уанка, создателей древней культуры в Центральных Андах, впоследствии завоеванной инками.
– Точнее сказать, уничтоженной инками, – поправился он. – Инки сумели создать себе добрую славу, и с восемнадцатого века все говорят о них как о терпимых завоевателях, покровительствовавших богам покоренных народов. Это миф. Инки были безжалостны к народам, проявлявшим малейшую непокорность. Они фактически вычеркнули из истории племена уанка и чанка. Разрушили их города, а их самих рассеяли по всему Тауан-тинсуйу, используя систему колониальных поселений – митимаэ, то есть массовых ссылок. Они сделали все, чтобы не осталось и следа от верований и обычаев этих племен. Чтобы стерлась память даже об их языках. Ведь выживший диалект кечуа, который распространен в этой зоне, никогда не был языком племени уанка.
И еще он добавил, что современные историки не питают симпатии к уанка, потому что они помогли испанцам разбить войско инков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71