– Да, крестный. – Карреньо потупился. – Конечно, крестный.
Чтобы не встречаться с ним взглядом, толстяк Искариоте уставился в рисовую запеканку с жареным картофелем и яйцами и принялся яростно жевать, запивая ее пивом. Майор был в штатском, с шелковым платком на шее, в черных очках. Его лысый череп смутно поблескивал в полумраке зала, скудно освещенного несколькими люминесцентными лампами. Говоря, он не вынимал изо рта тлевшую сигарету, правая рука покачивала стакан с виски.
– То, что ты убил Борова, я рассматриваю как неуважение ко мне: ведь я послал тебя в Тинго-Марию охранять его. Но больше меня занимает даже не то, что ты сделал, а причина. Ну-ка расскажи мне сам, из-за чего ты его убил, олух.
– Вы, наверно, и сами знаете, из-за чего. Разве Искариоте вам не рассказал?
– Вы сидели в борделе? – с интересом спросил Литума. – С музыкой, с девочками? А твой крестный там вроде как паша?
– Это была дискотека, бар, дом свиданий – все вместе, – пояснил Томас. – Номеров там не было, и мужикам приходилось водить своих ночных бабочек в отель напротив. Крестный, по-моему, совладелец этого заведения. Но я, господин капрал, по правде сказать, ни во что там не вникал, мне было не до этого, у меня тогда душа ушла в пятки.
– Я хочу услышать обо всем от тебя самого, рассукин ты сын! – майор решительно рубанул воздух ладонью.
– Я убил Борова, потому что он избивал ее, ни за что ни про что, просто для своего удовольствия, – еле слышно сказал Томас и низко опустил голову. – Но вы же все знаете. Искариоте вам рассказал.
Майор не засмеялся. Он сидел все с тем же серьезным видом, рассматривая Томасито сквозь черные очки и постукивая о стол стаканом с виски в такт сальсе. Неожиданно он схватил за руку проходившую около стола женщину в пестрой блузке, притянул ее к себе и спросил в упор:
– Тебе понравится, если твои кобели будут тебя бить, да или нет?
– Все, что сделаешь со мной ты, мне понравится, – засмеялась женщина и ущипнула его за усы. – Хочешь, потанцуем?
Майор повернул ее лицом к танцевальной площадке и легонько шлепнул. Потом придвинул голову к замершему Карреньо:
– Женщинам нравится, когда их немного наказывают в постели, сосунок. Ты этого еще не уразумел? – Его лицо выразило отвращение. – Но что больше всего задевает меня в этой истории, так это то, что я положился на такого болвана. Тебя следовало бы убить, и не за Борова, а за твою собственную дурость. Ты хоть раскаиваешься?
– Я очень виноват, что подвел вас, человека, которому мы с мамой стольким обязаны, – пробормотал Карреньо. Но, помолчав немного и собравшись с духом, твердо добавил: – А в том, что я сделал с Боровом, крестный, извините меня, я не раскаиваюсь. Если бы он воскрес, я бы убил его снова.
– Вот как? – удивился майор. – Ты слышишь, что он тут мелет, Искариоте? Тебе не кажется, что он и последнего ума решился? Подумать только, так возненавидеть беднягу Борова, и из-за чего? Только из-за того, что он отвесил пару шлепков своей девке.
– Она не была его девкой, просто знакомая, крестный. – Голос Карреньо звучал теперь просительно. – Не говорите, пожалуйста, о ней так, я вас очень прошу, потому что она моя жена. Вернее, скоро будет женой. Мы с Мерседес женимся.
Майор какое-то время молча смотрел на него, потом расхохотался.
– И тогда у меня душа вернулась на место, господин капрал. По его смеху я понял, что хотя он и поносил меня последними словами, но в душе уже был готов простить.
– Он ведь тебе не просто крестный отец, Томасито? – спросил Литума. – Сдается мне, он твой настоящий отец.
– Я сам себе много раз задавал этот вопрос, господин капрал. Меня с детства мучило подозрение. Но все-таки, кажется, нет. Моя мать проработала служанкой в его доме больше двадцати лет, сначала в Сикуани, потом в Куско. Она одевала, умывала и кормила с ложечки мать крестного, та была инвалидом. А с другой стороны, кто его знает, может, он и впрямь мой отец. Моя старушка никогда не говорила, от кого забеременела.
– Ясно, от него, – сказал Литума. – Ведь он не должен был тебя прощать за то, что ты сделал. Ты мог крепко подвести его, впутать в историю с нарко. А если он тебя после этого простил, значит, он твой отец. Такие вещи можно прощать только детям.
– Согласен, я поступил не очень хорошо по отношению к нему, но я также оказал ему и услугу, – сказал Томас. – Благодаря мне он улучшил свой послужной список, ему даже какую-то медаль повесили на грудь. Он стал известным, все считают, что это он разделался с наркодельцом.
– Судя по тому, как ты влюбился, у этой Мерседес задница должна быть величиной с дом, – все еще смеясь, сказал майор. – Ты ее уже попробовал, Искариоте?
– Нет, не пришлось. Да она уж и не такая особенная, как можно подумать, если послушать Карреньито. Он фантазер и приукрашивает ее. Смугляночка с хорошенькими ножками, вот и все.
– Ты ведь куда лучше разбираешься в еде, чем в женщинах, Толстяк, – тут же отреагировал Карреньо. – Так что ешь свою запеканку и молчи. Не обращайте внимания на его слова, крестный. Мерседес – самая красивая девушка в Перу. Вы-то меня поймете, ведь вам приходилось влюбляться.
– Я никогда не влюбляюсь, просто пользуюсь ими, и поэтому у меня все в порядке, – жестко отрезал майор. – Убить из-за любви, в наше-то время? Да тебя надо в цирке показывать, в клетке, черт возьми. Ну а мне ты позволишь попробовать этот зад, чтобы узнать, стоил ли он того, что ты натворил?
– Мою жену я не одолжу никому, крестный. Даже вам, при всем моем уважении.
– Не думай, что если я тут пошутил немного, значит, я тебя простил, – сказал майор. – Эта твоя выходка может обойтись мне в пару яиц, моих собственных, которыми меня наградил Бог.
– Но ведь вам дали медаль за смерть этого нарко, – еле слышно возразил Карреньо. – Ведь вы стали национальным героем борьбы с наркобизнесом. Разве я причинил вам вред? Признайтесь, крестный, что я принес вам пользу.
– Это я сумел извлечь выгоду из тяжелой ситуации, болван, – усмехнулся майор. – Но как там ни рассуждай, ты меня засветил, у меня еще могут быть крупные неприятности. Если люди Борова захотят отомстить за его смерть, кому достанется – тебе или мне? Кому тогда придется отдуваться? А я даже не знаю, уколет ли тебя совесть, когда меня понесут на кладбище.
– Я бы никогда себе этого не простил, крестный. Если с вами что-нибудь случится, я из-под земли достану того, кто вас тронул, не успокоюсь, пока не рассчитаюсь с ним.
– Ишь как поет, прямо заслушаешься. Ты меня просто до слез довел своей преданностью. – Майор глотнул виски, почмокал, смакуя. И без перехода, не допускающим возражения голосом приказал: – Чтобы мне легче было решить, что с тобой делать, давай-ка приводи сюда эту Мерседес. Прямо сейчас. Хочу собственными глазами увидеть задницу, из-за которой весь сыр-бор разгорелся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71