Различные по высоте квадратные башенки с заостренными крутыми крышами, покрытыми выцветшей черепицей, располагались вдоль стены на разном расстоянии друг от друга. Дом настоятельницы, насколько его могла разглядеть Энни через арку ворот, был довольно крупной, но, вопреки ожиданиям, невысокой постройкой в конце вымощенного плиткой двора.
Виноград и примула обвивали стены и башни, а оливковые деревья росли, не подчиняясь порядку, что придавало этому месту несколько неопрятный, но в то же время девственный вид.
Только одна нота нарушала общую гармонию обители – десяток толпящихся возле ворот людей с мулами и повозками, которые, казалось, там разбили лагерь. С обмотанными каким-то тряпьем головами они сидели в разных позах под временным навесом, который смастерили из легкой простой ткани.
– Сефри, – шепотом произнесла Остра.
– Это еще что такое? – строго осведомилась сестра Касита.
– Простите, сестра, – сказала Остра, – но если вас это интересует, то я просто обратила внимание моей подруги на лагерь сефри. – При этом она сделала неглубокий реверанс.
– Имейте в виду, – предупредила сестра, – если вы станете говорить тихо, это будет расцениваться как проступок.
– Благодарю вас, сестра, – более громко ответила Остра. – Я учту это впредь.
Энни, ощутив в себе прилив раздражения, слегка прочистила горло, после чего сказала:
– Куда мои люди могут отнести наши вещи?
– Мужчинам не дозволено появляться на территории обители Милосердия, – объяснила ей сестра Касита. – Все, что вам нужно, вы понесете сами.
– Что?
– Выберите то, что вам необходимо. Причем столько, сколько сможете отнести за один раз. Все прочее останется за воротами.
– Но здесь же сефри…
– Ну, да. Именно поэтому они здесь.
– Но это безумие, – возразила Энни. – Это мои вещи.
– Тогда тащите их сами, – пожав плечами, ответила монахиня.
– Все…
– Энни Отважная, – строго произнесла сестра Касита. – Вы находитесь очень далеко от Кротении.
Однако Энни не скучала ни по титулу, ни по почестям.
– Кротения всегда со мной рядом, – сказала она, кивнув в сторону капитана Марла и остальных стражников.
– Но они не станут ни во что вмешиваться, – продолжала сестра Касита.
– И вы позволите ей обращаться со мной таким образом? – обернувшись, Энни посмотрела на капитана Марла.
– Мои полномочия не распространяются на сестер, – произнес капитан Марл. – Мне надлежало доставить вас сюда в целости и сохранности и поместить под опеку обители Святой Цер, известной также под названием обители Милосердия. Я это сделал.
Энни перевела взгляд с капитана на сестру Каситу, потом на выгруженные из экипажа вещи – два огромных сундука, поднять которые было просто немыслимо.
– Очень хорошо, – сказала она наконец. – А ваши полномочия, капитан Марл, разрешают предоставить мне лошадь?
– Нет, принцесса.
– А веревку?
– Не нахожу никакой причины отказывать вам в этом, – немного поразмыслив, ответил он.
– Тогда давайте ее сюда.
Энни что-то промычала, упираясь всем телом в землю, и поклажа продвинулась еще чуть-чуть. Потом она переместилась еще на полшага вперед, чтобы волочить груз дальше.
– Уверяю вас, – сказала сестра Касита, – что бы вы с собой ни взяли, это не стоит таких усилий. Внутри этих стен вам мало что понадобится. Одежда, пища, вода и кое-какие инструменты. И все это вам будет предоставлено. Прочее и ненужное придется отбросить. Тем более что носить здесь украшения и хорошие платья вам все равно не позволят.
– Это мои вещи, – процедила сквозь сжатые зубы Энни.
– Можно я ей помогу? – в шестой раз попросила Остра.
– Это не твоя поклажа, моя дорогая, – ответила сестра. – Каждый имеет право нести только то, что принадлежит ему.
Энни подняла глаза, в которых читалась усталость. Она уже около часа волочила вещи, но дотащила их только до ворот. Ее старания привлекли внимание добрых двух десятков девушек приблизительно ее возраста. Все они были облачены в коричневые одеяния и такого же цвета апостольники. Многие из них над ней смеялись и отпускали в ее адрес разные колкости, но принцесса не обращала на них никакого внимания.
Энни напряглась в очередной раз, тщетно пытаясь нащупать первый мощеный камень, и веревка, переброшенная через грудь, больно впилась в тело.
Казалось, сефри этот спектакль забавлял не меньше других. Кто-то из их шайки бил в барабан, другой при помощи небольшого лука, используя его вместо смычка, пытался изобразить мелодию на каком-то пятиструнном инструменте.
– Брось ты это дело, принцесса Мул! – кричала одна из девушек. – Ты все равно никогда их не дотащишь, хоть и упряма как осел. И на что тебе это все сдалось?
В ответ на ее замечание остальные девушки дружно залились хохотом. Энни приметила зачинщицу. У нее была длинная тонкая шея и темные глаза, а волосы тщательно убраны под головной убор.
Энни ничего ей не ответила и, немного помрачнев, принялась снова тащить сундуки по земле. Ей пришлось возвращаться назад и тянуть каждый из них по отдельности, правда, когда она добралась до мощеного камня, стало чуть легче. Однако беда состояла в том, что к этому времени Энни совсем выбилась из сил.
Поначалу она даже не заметила, что девушки резко замолчали, а когда обратила на это внимание, то подумала, что ей почудилось. И лишь подняв глаза, поняла, что послужило причиной внезапно воцарившейся тишины.
Сначала она встретила взгляд – острый, суровый, сверлящий – подобно тому, какой был у святой Фендвы, покровительницы воинствующего безумия, которую Энни видела на картине в часовне у отца. Глаза смотрели так пронзительно, что было трудно определить их цвет, если таковой вообще был, настолько они были черны.
Грубое, старое и очень, очень мрачное лицо было цвета вишневого дерева, а одета женщина была во все черное, за исключением серого апостольника. Как только Энни увидела этот взгляд, ее сразу пронзил страх – страх перед тем, какая опасность могла таиться за этими зловещими глазами и грубыми складками на лице.
– Кто ты такая? – воскликнула пожилая дама. – И что, по-твоему, ты делаешь?
Энни постаралась овладеть собой. Кем бы ни была эта старуха, она – обычная женщина. И вряд ли могла тягаться с матерью или Эррен.
– Меня зовут Энни. Я из рода Отважных, принцесса Кротении. Мне сказали, я могу взять только те вещи, которые сумею дотащить до своей комнаты. Вот я и тащу. А могу я узнать, как мне следует обращаться к вам, сестра?
Собравшиеся вокруг женщины разом ахнули, даже у Каситы невольно поднялась бровь.
Пожилая дама заморгала, но при этом не изменила выражения своего лица.
– Мое имя здесь не принято произносить, – заявила она, – как, впрочем, и имена всех прочих сестер. Но ты можешь называть меня сестрой Секулой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195
Виноград и примула обвивали стены и башни, а оливковые деревья росли, не подчиняясь порядку, что придавало этому месту несколько неопрятный, но в то же время девственный вид.
Только одна нота нарушала общую гармонию обители – десяток толпящихся возле ворот людей с мулами и повозками, которые, казалось, там разбили лагерь. С обмотанными каким-то тряпьем головами они сидели в разных позах под временным навесом, который смастерили из легкой простой ткани.
– Сефри, – шепотом произнесла Остра.
– Это еще что такое? – строго осведомилась сестра Касита.
– Простите, сестра, – сказала Остра, – но если вас это интересует, то я просто обратила внимание моей подруги на лагерь сефри. – При этом она сделала неглубокий реверанс.
– Имейте в виду, – предупредила сестра, – если вы станете говорить тихо, это будет расцениваться как проступок.
– Благодарю вас, сестра, – более громко ответила Остра. – Я учту это впредь.
Энни, ощутив в себе прилив раздражения, слегка прочистила горло, после чего сказала:
– Куда мои люди могут отнести наши вещи?
– Мужчинам не дозволено появляться на территории обители Милосердия, – объяснила ей сестра Касита. – Все, что вам нужно, вы понесете сами.
– Что?
– Выберите то, что вам необходимо. Причем столько, сколько сможете отнести за один раз. Все прочее останется за воротами.
– Но здесь же сефри…
– Ну, да. Именно поэтому они здесь.
– Но это безумие, – возразила Энни. – Это мои вещи.
– Тогда тащите их сами, – пожав плечами, ответила монахиня.
– Все…
– Энни Отважная, – строго произнесла сестра Касита. – Вы находитесь очень далеко от Кротении.
Однако Энни не скучала ни по титулу, ни по почестям.
– Кротения всегда со мной рядом, – сказала она, кивнув в сторону капитана Марла и остальных стражников.
– Но они не станут ни во что вмешиваться, – продолжала сестра Касита.
– И вы позволите ей обращаться со мной таким образом? – обернувшись, Энни посмотрела на капитана Марла.
– Мои полномочия не распространяются на сестер, – произнес капитан Марл. – Мне надлежало доставить вас сюда в целости и сохранности и поместить под опеку обители Святой Цер, известной также под названием обители Милосердия. Я это сделал.
Энни перевела взгляд с капитана на сестру Каситу, потом на выгруженные из экипажа вещи – два огромных сундука, поднять которые было просто немыслимо.
– Очень хорошо, – сказала она наконец. – А ваши полномочия, капитан Марл, разрешают предоставить мне лошадь?
– Нет, принцесса.
– А веревку?
– Не нахожу никакой причины отказывать вам в этом, – немного поразмыслив, ответил он.
– Тогда давайте ее сюда.
Энни что-то промычала, упираясь всем телом в землю, и поклажа продвинулась еще чуть-чуть. Потом она переместилась еще на полшага вперед, чтобы волочить груз дальше.
– Уверяю вас, – сказала сестра Касита, – что бы вы с собой ни взяли, это не стоит таких усилий. Внутри этих стен вам мало что понадобится. Одежда, пища, вода и кое-какие инструменты. И все это вам будет предоставлено. Прочее и ненужное придется отбросить. Тем более что носить здесь украшения и хорошие платья вам все равно не позволят.
– Это мои вещи, – процедила сквозь сжатые зубы Энни.
– Можно я ей помогу? – в шестой раз попросила Остра.
– Это не твоя поклажа, моя дорогая, – ответила сестра. – Каждый имеет право нести только то, что принадлежит ему.
Энни подняла глаза, в которых читалась усталость. Она уже около часа волочила вещи, но дотащила их только до ворот. Ее старания привлекли внимание добрых двух десятков девушек приблизительно ее возраста. Все они были облачены в коричневые одеяния и такого же цвета апостольники. Многие из них над ней смеялись и отпускали в ее адрес разные колкости, но принцесса не обращала на них никакого внимания.
Энни напряглась в очередной раз, тщетно пытаясь нащупать первый мощеный камень, и веревка, переброшенная через грудь, больно впилась в тело.
Казалось, сефри этот спектакль забавлял не меньше других. Кто-то из их шайки бил в барабан, другой при помощи небольшого лука, используя его вместо смычка, пытался изобразить мелодию на каком-то пятиструнном инструменте.
– Брось ты это дело, принцесса Мул! – кричала одна из девушек. – Ты все равно никогда их не дотащишь, хоть и упряма как осел. И на что тебе это все сдалось?
В ответ на ее замечание остальные девушки дружно залились хохотом. Энни приметила зачинщицу. У нее была длинная тонкая шея и темные глаза, а волосы тщательно убраны под головной убор.
Энни ничего ей не ответила и, немного помрачнев, принялась снова тащить сундуки по земле. Ей пришлось возвращаться назад и тянуть каждый из них по отдельности, правда, когда она добралась до мощеного камня, стало чуть легче. Однако беда состояла в том, что к этому времени Энни совсем выбилась из сил.
Поначалу она даже не заметила, что девушки резко замолчали, а когда обратила на это внимание, то подумала, что ей почудилось. И лишь подняв глаза, поняла, что послужило причиной внезапно воцарившейся тишины.
Сначала она встретила взгляд – острый, суровый, сверлящий – подобно тому, какой был у святой Фендвы, покровительницы воинствующего безумия, которую Энни видела на картине в часовне у отца. Глаза смотрели так пронзительно, что было трудно определить их цвет, если таковой вообще был, настолько они были черны.
Грубое, старое и очень, очень мрачное лицо было цвета вишневого дерева, а одета женщина была во все черное, за исключением серого апостольника. Как только Энни увидела этот взгляд, ее сразу пронзил страх – страх перед тем, какая опасность могла таиться за этими зловещими глазами и грубыми складками на лице.
– Кто ты такая? – воскликнула пожилая дама. – И что, по-твоему, ты делаешь?
Энни постаралась овладеть собой. Кем бы ни была эта старуха, она – обычная женщина. И вряд ли могла тягаться с матерью или Эррен.
– Меня зовут Энни. Я из рода Отважных, принцесса Кротении. Мне сказали, я могу взять только те вещи, которые сумею дотащить до своей комнаты. Вот я и тащу. А могу я узнать, как мне следует обращаться к вам, сестра?
Собравшиеся вокруг женщины разом ахнули, даже у Каситы невольно поднялась бровь.
Пожилая дама заморгала, но при этом не изменила выражения своего лица.
– Мое имя здесь не принято произносить, – заявила она, – как, впрочем, и имена всех прочих сестер. Но ты можешь называть меня сестрой Секулой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195