- Но можно попросить.
- Ты можешь это сделать?
Владимир задумался и понял, что подобное чудо уж точно не в его власти.
- Могу, - ответил он, чувствуя, впрочем, что все имеет и свои плюсы - в нынешнем расслабленном состоянии Владимир вовсе не тяготился своей вмурованностью в стену - ему абсолютно не хотелось делать каких-либо движений.
Володе даже через силу приходилось заставлять себя вести беседу - если бы он не знал, что просто обязан говорить дальше, то, должно быть, заснул бы.
- Но это будет куда как менее эффективно, чем если молебен отслужат священники, - пояснил он наконец свою мысль.
- Хочешь время оттянуть? - поинтересовался Император.
- Нет, - твердо ответил Володя. И с внутренней улыбкой, которой не дал пробиться к опухшим губам, чтобы Император не разглядел тонкого налета иронии и даже высокомерия на вполне искреннем чувстве Владимира, сказал: - Я действительно желаю народу Анданора выздоровления от стингровой лихорадки.
Владимир увидел, как пытливый взор Императора скользнул по удерживавшей беспомощного пленника вещей стене. И Володя знал, что та просто не могла обрести и малейшего розового оттенка. Владимиру правда не доставляло и тени удовольствия, когда гибли невинные люди, к какой бы расе они ни относились.
- У вас на Земле все такие добренькие? - язвительно бросил вдруг Император Володе в лицо.
- Нет, - уверенно ответил Володя.
- Тогда почему ты думаешь, что ваши священники согласятся отслужить молебен?
Владимир понял, что Император действительно всерьез взволнован, если даже сам задал вопрос, на который просто невозможно было дать четкий ответ.
Впрочем, Император тут же уточнил свою мысль:
- Ты думаешь, они согласятся?
Владимир ответил честно:
- Не знаю.
Император взял со стола какую-то бумагу и поднес ее прямо к Володиным глазам. Лист был размашисто исписан от руки, почерк даже на первый взгляд напоминал, по духу, повелителя Империи - порывистый, величавый, без налета искусственности. Вот только смысл написанного надежно укрылся от Владимира - он уже научился понимать печатные буквы анданорского алфавита за время урока анданорского, преподанного ему Леей, а вот прописные даже не умел отделять друг от друга. Особенно в подобном состоянии.
- Как ты относишься к этому? - с нотками злости в ледяном голосе спросил Император.
- Я не понял тут ни слова, - торопливо, насколько это было для него возможно, ответил Володя, опасаясь быть неверно истолкованным. Он чувствовал, чего может стоить сейчас любая его оплошность.
- Это, - и Император потряс бумагой у самого Володиного носа, почти касаясь его краем, - указ о хоксировании землян. Всех. Без исключения. Теперь понял?
Володя понял. И увидел, что стена напротив, за спиной Императора, стала мертвенно-зеленой от его яростного гнева. Словно сияние солнца, разгоняющего утренние туманы его Земли, ненависть к этому самодовольному вершителю судеб разогнала сонную муть в его сознании, сделав мир пронзительно контрастным, напомнив, где друзья, а где враги. На Земле осталась его мама. Друзья. Родные. Допустить повторение силлурианского кошмара на Земле было просто невозможно, немыслимо. Владимир поймал себя на едкой, злобной потребности плюнуть прямо в лицо Императора своей густой и кровавой слюной.
Совершенно неуместно Володе вдруг вспомнился давнишний анекдот, впрочем, веселее от него не стало, о том, как ковбоя, в револьвере которого остался всего один патрон, окружило целое племя индейцев, и тот решил, что настал ему конец. А внутренний голос ему сказал: “Выстрели в вождя”. Ковбой выстрелил, и тогда внутренний голос ему сказал: “А вот теперь точно конец”. Володя сглотнул и отвел взгляд от ядовитых изумрудных глаз Императора. Тот усмехнулся зеленой окраске стены, обволакивавшей Владимира, и сказал негромко, почти перейдя на шепот:
- Указ еще не подписан. И если твои жрецы, которых мы пригоним сюда столько, сколько понадобится, исцелят мой народ, то он не будет подписан никогда. Если откажутся или их просьба к земному божеству окажется тщетной - указ будет подписан и их хоксируют первыми. А тебя я распоряжусь вмуровать в стену хокс-центра, чтобы ты смотрел, как твои земляки будут превращаться на твоих глазах в слабоумный скот. Твои родители живы? - вдруг спросил Император.
- Да, - через силу ответил Владимир, понимая, что сейчас история всей планеты Земля держится на таком тоненьком волоске, что даже одна неверная интонация его голоса способна привести к фатальным последствиям.
- Твою мать будут насиловать на твоих глазах, пока она не сдохнет. Без всякого хокса. Если только что-нибудь пойдет не так, как предполагается. Ты согласен?
Владимир подумал, что если его план рухнет, то ей все равно не избежать операции. И, подняв глаза на Императора, выдохнул свой ответ прямо в его лицо:
- Согласен.
- Да, и еще, - внезапно добавил Император. - Если вдруг мы найдем средство от вашей болезни до церемонии земных жрецов, то наша сделка расторгнута - ясно?
- Ясно.
Лицо Императора вдруг озарила приятная, светлая улыбка, так не вязавшаяся с предшествовавшими ей угрозами, и он предложил Володе:
- Ну что же, продумай пока список, кого надо привезти с Земли, а я, пожалуй, вздремну ваш земной часок. Ты меня утомил, - добавил он после паузы. - Непростой ты собеседник.
Владимир вдруг тоскливо осознал, что сейчас, быть может, его последний и единственный шанс просить Императора о Лее. И он рискнул подать голос сам без разрешения владыки Анданора.
- Ваше величество, - начал он под презрительно-недоуменным взором самодержца, решившего уже закончить аудиенцию, - если эпидемия завершится после молебна, то не даруете ли вы жизнь моей Лее?
Император с усмешкой смерил взглядом торчащее из стены лицо и туловище землянина и сказал:
- Кроме истории Пиноккио мне запомнилась также земная сказка о Золотой рыбке. Через сказки можно узнать так много о характере покоренных народов, что я не жалею на это времени. Пиноккио, Иван-дурак, Золотая рыбка - конечно, плоды вашей болезненной фантазии, однако они многое говорят о психологии как придумавших, так и всосавших их с молоком матери жителей Земли. Это, соответственно, ваша склонность, если не страсть, к лживости, безрассудному презрению к логике и беспредельной алчности по отношению к своим благодетелям. Последнюю, к слову, ты и демонстрируешь мне теперь. Довольно с тебя и того, что ты спасешь, быть может, свою планету от неминуемого до беседы божественного меня с презренным тобою хокса.
Император жестко улыбнулся Володе, прищурив пронзительные глаза:
- А такая малость, как судьба двух пленников, будет зависеть всецело от моих милости - или НЕ-милости, настроения - или НЕ-настроения в тот краткий миг, когда я соизволю решить ваши кургузые судьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126