Я дал указание проверить описание кораблей других стран и, учитывая, что перед нами все же не справочник, пришел к выводу, что и здесь автор столь же осведомлен. В сражении, получившем в книге название Ютландского, принимают участие даже те корабли, которые в настоящее время только еще достраиваются на верфях. Но самое поразительное, ваше величество, не в этом. Сотни имен офицеров и адмиралов! – Тирпиц сделал многозначительную паузу, хотя все присутствующие и без того знали, что он сейчас скажет. – Все это реальные люди. Все до единого, включая упоминаемых в той или иной связи младших офицеров и даже нижние чины. Более того. На «Поммерне», например, корветтен-капитан Ульрих Кранке совершает героический поступок. Мы выясняем, однако, что сейчас этот офицер в чине обер-лейтенанта служит в совершенно другом экипаже. Я поручаю Кадровому управлению все досконально проверить, и что вы думаете? Перевод Кранке на «Поммерн» как раз сейчас рассматривается по его же собственной просьбе – в экипаж этого линейного крейсера недавно зачислен его младший брат. Однако совершенно необъяснимо, как факт службы Кранке на «Поммерне» мог попасть в книгу, написанную до того, как он подал рапорт. И таких историй нам удалось найти уже несколько.
Адмирал задумался на несколько секунд.
– И все же не это поразило меня более всего, ваше величество, – медленно произнес он. – Если вы читали описание боя при Скагерраке, того самого Ютландского сражения, то должны были заметить, сколько ошибок допустили обе стороны. Ведь это сплошная цепь недоразумений и нестыковок. И я скажу вам, господа, что именно так все и может произойти на самом деле, особенно в условиях ночи, тумана и несогласованности действий. Описанная здесь картина настолько лишена обычных книжных прикрас и так реалистична, что у меня лично возникают очень неприятные ощущения.
Фридрих фон Тирпиц замолчал. Молчали и все остальные. Они примерно догадывались, о каких ощущениях только что сказал адмирал. Пример же с лейтенантом Кранке лишал последних аргументов тех материалистов, кто еще пытался объяснить загадку свалившейся на их головы книги, не прибегая к мистике.
Наконец слово взял Мольтке. Его короткая речь была и вовсе трагична.
– Ваше величество, господа. Если у нашего военно-морского флота и есть какая-то доктрина ведения морской войны, то нет конкретного ее плана. У сухопутной же армии Германии такой план имеется – это план Шлиффена. Так вот, господа, наш план раскрыт. Он опубликован многотысячным тиражом и переведен на несколько языков. С ним теперь может ознакомиться любой желающий, любой профан может обсудить его за кружкой пива. Это катастрофа. Других слов у меня нет.
– А у вас, канцлер, есть слова? – тихо спросил император главу правительства.
Сидевший на стуле рядом с Тирпицем Бетман-Гольвег воспрял от глубокой задумчивости и пожевал губами.
– Насколько я понимаю, раскрыт не только план Шлиффена, но и 17-й французский план ведения войны, а также планы развертывания на левом фланге французов английского экспедиционного корпуса. Из этой книги мы узнаем некоторые подробности и 19-го французского плана, его вариантов «А» и «G», а также о вполне конкретных действиях России и…
– Достаточно, – прервал его кайзер, – мы все читали текст, и нет нужды его пересказывать. Вы готовы сказать что-нибудь по существу?
Канцлер снова пожевал губами, после чего раскрыл свой экземпляр книги на заложенном месте.
– Здесь, на странице тридцать шесть, как бы невзначай сообщается, что золотой резерв рейха, хранящийся в башне Юлиустурм, цитадели Шпандау, на начало августа сего года составлял двести два миллиона марок. Я поинтересовался у министра финансов, так ли это.
Присутствующие, пошуршав страницами, нашли нужное место и выжидающе посмотрели на рейхсканцлера.
– Двести один миллион четыреста двадцать тысяч в слитках, – произнес он. – Как видите, автор хорошо осведомлен не только в сугубо военных вопросах. Интересно также его замечание, что этой суммы нам хватит лишь на два дня ведения войны.
Среди присутствующих на совещании единственным человеком, о котором в «Последнем смотре» не было сказано ни слова, оказался генерал Густав фон Гейнрих. Два дня назад кайзер подписал приказ о назначении шестидесятилетнего фон Гейнриха начальником артиллерийского резерва. Он оказался на этом совещании совершенно случайно – попался кому-то на глаза и был приглашен в качестве эксперта в области тяжелых вооружений. И вот теперь генерал недоумевал, как автор книги мог обойти его персону стороной. Они с женой трижды этой ночью впустую пролистали «Последний смотр» (в журнальном варианте «Остары», поскольку книгу ему никто не прислал) и ничего не нашли. Генералу было обидно до слез.
– Ваше величество, – воспользовавшись общим молчанием, решил высказаться фон Гейнрих, – русские, согласно этому прогнозу, а я по-прежнему рассматриваю все здесь написанное лишь как талантливо выполненный прогноз, так вот, они потерпят еще большее поражение. Почему же в решающий момент должны отступать именно мы? Тем более что действовать теперь все станут иначе…
– Мы не можем действовать иначе, генерал, – перебил его Мольтке, – в отличие от французов, у нас нет запасных планов кампании, а на разработку нового уйдет не менее года. А еще вы должны понимать, что ничего принципиально нового и при этом сколько-нибудь приемлемого мы придумать не сможем. Французские и бельгийские крепости и форты, естественные водные преграды, железные дороги и мосты, всего этого не изменишь, а следовательно…
Вильгельм откинулся в кресле и перестал слушать. Боль в ухе, периодически преследовавшая его с детства, усилилась. Она мучила его уже третий день, но сейчас ее заглушало смешанное чувство гнева, стыда и обиды. В лежащей перед ним книге на весь мир расписано, как Германия будет разгромлена, а его самого – третьего кайзера Второго рейха – вышибут с трона его же подданные. Но самое обидное состояло в том, что армия, его великая армия, самое ценное наследство, полученное им из рук деда, та армия, которой он гордился, которую холил, которую всегда отстаивал, не позволяя всякой социал-демократической вшивоте из Рейхстага касаться грязными руками ее знамен, та армия, наконец, которой отданы пятеро из шести его сыновей, совершит гнусное, ничем не оправданное предательство. Она предаст его! Она даже не сделает вида, что желает защитить своего императора. А флот? Не он ли, Вильгельм, едва ли не единственный в рейхе положил двадцать лет жизни на доказательства нужности военного флота этой неблагодарной стране, которая еще смеет считать себя великой морской державой? Не он ли, внук королевы Виктории, рассорился со всей своей британской родней из-за усиления Германии на морях?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Адмирал задумался на несколько секунд.
– И все же не это поразило меня более всего, ваше величество, – медленно произнес он. – Если вы читали описание боя при Скагерраке, того самого Ютландского сражения, то должны были заметить, сколько ошибок допустили обе стороны. Ведь это сплошная цепь недоразумений и нестыковок. И я скажу вам, господа, что именно так все и может произойти на самом деле, особенно в условиях ночи, тумана и несогласованности действий. Описанная здесь картина настолько лишена обычных книжных прикрас и так реалистична, что у меня лично возникают очень неприятные ощущения.
Фридрих фон Тирпиц замолчал. Молчали и все остальные. Они примерно догадывались, о каких ощущениях только что сказал адмирал. Пример же с лейтенантом Кранке лишал последних аргументов тех материалистов, кто еще пытался объяснить загадку свалившейся на их головы книги, не прибегая к мистике.
Наконец слово взял Мольтке. Его короткая речь была и вовсе трагична.
– Ваше величество, господа. Если у нашего военно-морского флота и есть какая-то доктрина ведения морской войны, то нет конкретного ее плана. У сухопутной же армии Германии такой план имеется – это план Шлиффена. Так вот, господа, наш план раскрыт. Он опубликован многотысячным тиражом и переведен на несколько языков. С ним теперь может ознакомиться любой желающий, любой профан может обсудить его за кружкой пива. Это катастрофа. Других слов у меня нет.
– А у вас, канцлер, есть слова? – тихо спросил император главу правительства.
Сидевший на стуле рядом с Тирпицем Бетман-Гольвег воспрял от глубокой задумчивости и пожевал губами.
– Насколько я понимаю, раскрыт не только план Шлиффена, но и 17-й французский план ведения войны, а также планы развертывания на левом фланге французов английского экспедиционного корпуса. Из этой книги мы узнаем некоторые подробности и 19-го французского плана, его вариантов «А» и «G», а также о вполне конкретных действиях России и…
– Достаточно, – прервал его кайзер, – мы все читали текст, и нет нужды его пересказывать. Вы готовы сказать что-нибудь по существу?
Канцлер снова пожевал губами, после чего раскрыл свой экземпляр книги на заложенном месте.
– Здесь, на странице тридцать шесть, как бы невзначай сообщается, что золотой резерв рейха, хранящийся в башне Юлиустурм, цитадели Шпандау, на начало августа сего года составлял двести два миллиона марок. Я поинтересовался у министра финансов, так ли это.
Присутствующие, пошуршав страницами, нашли нужное место и выжидающе посмотрели на рейхсканцлера.
– Двести один миллион четыреста двадцать тысяч в слитках, – произнес он. – Как видите, автор хорошо осведомлен не только в сугубо военных вопросах. Интересно также его замечание, что этой суммы нам хватит лишь на два дня ведения войны.
Среди присутствующих на совещании единственным человеком, о котором в «Последнем смотре» не было сказано ни слова, оказался генерал Густав фон Гейнрих. Два дня назад кайзер подписал приказ о назначении шестидесятилетнего фон Гейнриха начальником артиллерийского резерва. Он оказался на этом совещании совершенно случайно – попался кому-то на глаза и был приглашен в качестве эксперта в области тяжелых вооружений. И вот теперь генерал недоумевал, как автор книги мог обойти его персону стороной. Они с женой трижды этой ночью впустую пролистали «Последний смотр» (в журнальном варианте «Остары», поскольку книгу ему никто не прислал) и ничего не нашли. Генералу было обидно до слез.
– Ваше величество, – воспользовавшись общим молчанием, решил высказаться фон Гейнрих, – русские, согласно этому прогнозу, а я по-прежнему рассматриваю все здесь написанное лишь как талантливо выполненный прогноз, так вот, они потерпят еще большее поражение. Почему же в решающий момент должны отступать именно мы? Тем более что действовать теперь все станут иначе…
– Мы не можем действовать иначе, генерал, – перебил его Мольтке, – в отличие от французов, у нас нет запасных планов кампании, а на разработку нового уйдет не менее года. А еще вы должны понимать, что ничего принципиально нового и при этом сколько-нибудь приемлемого мы придумать не сможем. Французские и бельгийские крепости и форты, естественные водные преграды, железные дороги и мосты, всего этого не изменишь, а следовательно…
Вильгельм откинулся в кресле и перестал слушать. Боль в ухе, периодически преследовавшая его с детства, усилилась. Она мучила его уже третий день, но сейчас ее заглушало смешанное чувство гнева, стыда и обиды. В лежащей перед ним книге на весь мир расписано, как Германия будет разгромлена, а его самого – третьего кайзера Второго рейха – вышибут с трона его же подданные. Но самое обидное состояло в том, что армия, его великая армия, самое ценное наследство, полученное им из рук деда, та армия, которой он гордился, которую холил, которую всегда отстаивал, не позволяя всякой социал-демократической вшивоте из Рейхстага касаться грязными руками ее знамен, та армия, наконец, которой отданы пятеро из шести его сыновей, совершит гнусное, ничем не оправданное предательство. Она предаст его! Она даже не сделает вида, что желает защитить своего императора. А флот? Не он ли, Вильгельм, едва ли не единственный в рейхе положил двадцать лет жизни на доказательства нужности военного флота этой неблагодарной стране, которая еще смеет считать себя великой морской державой? Не он ли, внук королевы Виктории, рассорился со всей своей британской родней из-за усиления Германии на морях?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142