) и прочих новых знакомых из состава «Зверинца», а также с личным заверением режиссера, что роль Лоры Уингфилд будет ждать ее возвращения.
Которого, разумеется, не последует. Мэри Андреа полагала, что роль известной вдовы откроет перед ней новые двери - с точки зрения карьеры.
Долгий перелет во Флориду дал Мэри Андреа время подготовиться к предстоящей буре внимания. Зная, что интервьюеры будут ее расспрашивать, она пыталась воссоздать ситуацию, когда в последний раз видела Тома. Невероятно, но у нее не получалось. Возможно, в бруклинской квартире, возможно, на кухне после завтрака. Так обычно и происходило, когда он пробовал завести так называемый серьезный разговор об их браке. И возможно, она встала из-за стола и побрела в ванную выщипывать брови - ее обычная реакция на тему развода.
Все, что Мэри Андреа смогла вспомнить точно, - как однажды утром, четыре года назад, мужа в квартире не оказалось. Пф-ф.
Накануне она очень поздно вернулась домой с репетиции и уснула на диване. Она думала, что проснется, как просыпалась много дней подряд, от того, что Том хрустит своим сухим завтраком. Он был неравнодушен к «Грейп-Натс», имевшим консистенцию взорванного гранита.
Отчетливее всего Мэри Андреа запомнилась тишина в квартире тем утром. И конечно, короткая записка, которую (поскольку она была приклеена скотчем к коробке с хлопьями) воспринять всерьез было невозможно:
Если ты меня не бросишь, я найду того, кто бросит.
Только потом Мэри Андреа узнала, что Том выудил строчку из песни Уоррена Зевона - возмутительная подробность, которая лишь укрепила ее решение остаться замужем.
Что же до последнего раза, когда она действительно видела мужа, - что он сказал ей, его настроение, во что он был одет, - ничего этого Мэри Андреа вспомнить не могла.
Зато она помнила, что делала в тот день, когда позвонил адвокат, этот говнюк Тёрнквист. Она читала «Дэйли Вэрайети» и повторяла свои упражнения по вокалу - октавы и все такое. Она помнила, как Тёрнквист сказал, что Том хочет дать ей еще один шанс сесть и обговорить детали, пока он не подал на развод. Она помнила, как выдавила смешок и ответила юристу, что он пал жертвой тщательно продуманного розыгрыша, который ее муж устраивает каждый годна их годовщину. И помнила, как повесила трубку, разрыдалась и сожрала три батончика «Дав».
По сравнению с прочими расставаниями, достойными освещения в прессе, это казалось слишком банальным, и Мэри Андреа не видела никакой выгоды начать публичное вдовство, заставив журналистов зевать. Поэтому, глядя из иллюминатора на выскобленные обрывы Скалистых гор, она выдумывала подходящую сцену расставания, которой смогла бы поделиться с журналистами. Это случилось, скажем, полгода назад. Том неожиданно приехал к ней, скажем, в Лэнсинг, где она добилась небольшой роли в гастрольной постановке «Бульвара Сансет». Он опоздал, вошел незаметно, сел на галерке и удивил ее розовыми розами за кулисами после спектакля. Он сказал, что скучал по ней и пересмотрел свои мысли о разводе. Они даже планировали встретиться за ужином, скажем, в следующем месяце, когда расписание позволит ей вернуться на восток с постановкой «Ягнят».
Звучит неплохо, подумала Мэри Андреа. И кто возразит, что этого не было? Или не могло бы быть, если бы Том не умер?
Когда стюард принес ей освежающую диетическую колу, Мэри Андреа подумала: заплакать не проблема. Когда появятся камеры, у меня будут галлоны слез. Черт, да я могу расплакаться прямо сейчас.
Потому что это действительно ужасно грустно - бессмысленная смерть молодого, умеренно одаренного и, по существу, добросердечного человека.
И что с того, что она не проводила бессонных ночей в тоске по нему? Вообще-то она не знала его настолько хорошо, чтобы скучать. Это тоже было несколько печально. Выдумывать близкие отношения и заботу, которые могли существовать на самом деле, - род близости, который способны породить только годы разлуки.
Мэри Андреа Финли Кроум покопалась в сумочке и наконец нашла четки, обнаруженные в католическом благотворительном магазине в Миссуле. Она стиснет их в левой руке, выходя из самолета в Орландо, и полузадушенным голосом скажет, что это подарок Тома.
Которым они могли бы стать, если бы беднягу не убили.
Двадцать
Джолейн Фортунс выпрямилась так резко, что закачалась лодка.
- Господи, какой ужасный сон!
Кроум приложил палец к губам. Он заглушил мотор, в темноте они дрейфовали к острову.
- Представь, - сказала она. - Мы на воздушном шаре, том, желтом, как в прошлый раз, - и ты вдруг требуешь у меня половину лотерейных денег.
- Всего половину?
- После того, как мы заполучили украденный билет. Ни с того ни с сего ты требуешь дележа пятьдесят на пятьдесят!
- Спасибо тебе, агент Моффит, где бы ты ни был, - сказал Кроум.
- Что?
- Он и вбил тебе эту идею.
- Нет, Том. На самом деле он сказал, что ты не показался ему обычным сребролюбивым подонком.
- Стоп. Я уже краснею.
Ночь была ветреной, по небу скользили легкие облака. С севера надвигался холодный фронт. В прорехах между облаками появлялись и исчезали звезды. Джолейн и Кроум приближались к острову по широкой дуге. Обрамленный деревьями берег казался черным и безжизненным - грабителей нигде не было видно, они скрылись выше по протоке с подветренной стороны. Кроум предположил, что группе еще рано выставлять часовых - наверное, мужчины слишком заняты разгрузкой.
- Уверен, что они не заметили, как мы за ними следим? - спросила Джолейн.
- Я ни в чем не уверен.
Она подумала: нас таких двое.
Том явно держался поближе к ней, дробовику и прочему. Она не могла не удивляться почему - загадка, которой она избегала с самого первого дня. Зачем он это делает? Что ему с того? Кроум не сказал ничего конкретного, что пробудило бы эти сомнения в Джолейн, - то был лишь отголосок целой жизни разочарований в мужчинах, которым она доверяла.
Ялик подплыл ближе к мангровым деревьям, и она услышала, как Том сказал: «Держись». Потом лодка накренилась, Джолейн увидела, что он уже за бортом, вброд пробирается к берегу. В одном кулаке он держал носовой швартов, бесшумно подтягивая «Китобоя» по мелководью к полосе деревьев.
Джолейн села прямо.
- Будь осторожнее, - прошептала она.
- Вода чудесная.
- Москиты?
Кроум понизил голос:
- Не так уж и страшно.
Сейчас бриз, подумала Джолейн. Москиты предпочитают жаркие тихие ночи, Будь сейчас август, они бы нас сожрали.
- Видишь, куда бы пришвартоваться? - спросила она. - А если вон там?
- Я туда и направляюсь.
Пролив был ненамного шире самого ялика. Кроум посоветовал Джолейн лечь и прикрыть лицо, пока он будет протаскивать их сквозь сплетенье мангровых зарослей. Ветви скребли голые руки, в волосах запутался клочок осенней паутины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Которого, разумеется, не последует. Мэри Андреа полагала, что роль известной вдовы откроет перед ней новые двери - с точки зрения карьеры.
Долгий перелет во Флориду дал Мэри Андреа время подготовиться к предстоящей буре внимания. Зная, что интервьюеры будут ее расспрашивать, она пыталась воссоздать ситуацию, когда в последний раз видела Тома. Невероятно, но у нее не получалось. Возможно, в бруклинской квартире, возможно, на кухне после завтрака. Так обычно и происходило, когда он пробовал завести так называемый серьезный разговор об их браке. И возможно, она встала из-за стола и побрела в ванную выщипывать брови - ее обычная реакция на тему развода.
Все, что Мэри Андреа смогла вспомнить точно, - как однажды утром, четыре года назад, мужа в квартире не оказалось. Пф-ф.
Накануне она очень поздно вернулась домой с репетиции и уснула на диване. Она думала, что проснется, как просыпалась много дней подряд, от того, что Том хрустит своим сухим завтраком. Он был неравнодушен к «Грейп-Натс», имевшим консистенцию взорванного гранита.
Отчетливее всего Мэри Андреа запомнилась тишина в квартире тем утром. И конечно, короткая записка, которую (поскольку она была приклеена скотчем к коробке с хлопьями) воспринять всерьез было невозможно:
Если ты меня не бросишь, я найду того, кто бросит.
Только потом Мэри Андреа узнала, что Том выудил строчку из песни Уоррена Зевона - возмутительная подробность, которая лишь укрепила ее решение остаться замужем.
Что же до последнего раза, когда она действительно видела мужа, - что он сказал ей, его настроение, во что он был одет, - ничего этого Мэри Андреа вспомнить не могла.
Зато она помнила, что делала в тот день, когда позвонил адвокат, этот говнюк Тёрнквист. Она читала «Дэйли Вэрайети» и повторяла свои упражнения по вокалу - октавы и все такое. Она помнила, как Тёрнквист сказал, что Том хочет дать ей еще один шанс сесть и обговорить детали, пока он не подал на развод. Она помнила, как выдавила смешок и ответила юристу, что он пал жертвой тщательно продуманного розыгрыша, который ее муж устраивает каждый годна их годовщину. И помнила, как повесила трубку, разрыдалась и сожрала три батончика «Дав».
По сравнению с прочими расставаниями, достойными освещения в прессе, это казалось слишком банальным, и Мэри Андреа не видела никакой выгоды начать публичное вдовство, заставив журналистов зевать. Поэтому, глядя из иллюминатора на выскобленные обрывы Скалистых гор, она выдумывала подходящую сцену расставания, которой смогла бы поделиться с журналистами. Это случилось, скажем, полгода назад. Том неожиданно приехал к ней, скажем, в Лэнсинг, где она добилась небольшой роли в гастрольной постановке «Бульвара Сансет». Он опоздал, вошел незаметно, сел на галерке и удивил ее розовыми розами за кулисами после спектакля. Он сказал, что скучал по ней и пересмотрел свои мысли о разводе. Они даже планировали встретиться за ужином, скажем, в следующем месяце, когда расписание позволит ей вернуться на восток с постановкой «Ягнят».
Звучит неплохо, подумала Мэри Андреа. И кто возразит, что этого не было? Или не могло бы быть, если бы Том не умер?
Когда стюард принес ей освежающую диетическую колу, Мэри Андреа подумала: заплакать не проблема. Когда появятся камеры, у меня будут галлоны слез. Черт, да я могу расплакаться прямо сейчас.
Потому что это действительно ужасно грустно - бессмысленная смерть молодого, умеренно одаренного и, по существу, добросердечного человека.
И что с того, что она не проводила бессонных ночей в тоске по нему? Вообще-то она не знала его настолько хорошо, чтобы скучать. Это тоже было несколько печально. Выдумывать близкие отношения и заботу, которые могли существовать на самом деле, - род близости, который способны породить только годы разлуки.
Мэри Андреа Финли Кроум покопалась в сумочке и наконец нашла четки, обнаруженные в католическом благотворительном магазине в Миссуле. Она стиснет их в левой руке, выходя из самолета в Орландо, и полузадушенным голосом скажет, что это подарок Тома.
Которым они могли бы стать, если бы беднягу не убили.
Двадцать
Джолейн Фортунс выпрямилась так резко, что закачалась лодка.
- Господи, какой ужасный сон!
Кроум приложил палец к губам. Он заглушил мотор, в темноте они дрейфовали к острову.
- Представь, - сказала она. - Мы на воздушном шаре, том, желтом, как в прошлый раз, - и ты вдруг требуешь у меня половину лотерейных денег.
- Всего половину?
- После того, как мы заполучили украденный билет. Ни с того ни с сего ты требуешь дележа пятьдесят на пятьдесят!
- Спасибо тебе, агент Моффит, где бы ты ни был, - сказал Кроум.
- Что?
- Он и вбил тебе эту идею.
- Нет, Том. На самом деле он сказал, что ты не показался ему обычным сребролюбивым подонком.
- Стоп. Я уже краснею.
Ночь была ветреной, по небу скользили легкие облака. С севера надвигался холодный фронт. В прорехах между облаками появлялись и исчезали звезды. Джолейн и Кроум приближались к острову по широкой дуге. Обрамленный деревьями берег казался черным и безжизненным - грабителей нигде не было видно, они скрылись выше по протоке с подветренной стороны. Кроум предположил, что группе еще рано выставлять часовых - наверное, мужчины слишком заняты разгрузкой.
- Уверен, что они не заметили, как мы за ними следим? - спросила Джолейн.
- Я ни в чем не уверен.
Она подумала: нас таких двое.
Том явно держался поближе к ней, дробовику и прочему. Она не могла не удивляться почему - загадка, которой она избегала с самого первого дня. Зачем он это делает? Что ему с того? Кроум не сказал ничего конкретного, что пробудило бы эти сомнения в Джолейн, - то был лишь отголосок целой жизни разочарований в мужчинах, которым она доверяла.
Ялик подплыл ближе к мангровым деревьям, и она услышала, как Том сказал: «Держись». Потом лодка накренилась, Джолейн увидела, что он уже за бортом, вброд пробирается к берегу. В одном кулаке он держал носовой швартов, бесшумно подтягивая «Китобоя» по мелководью к полосе деревьев.
Джолейн села прямо.
- Будь осторожнее, - прошептала она.
- Вода чудесная.
- Москиты?
Кроум понизил голос:
- Не так уж и страшно.
Сейчас бриз, подумала Джолейн. Москиты предпочитают жаркие тихие ночи, Будь сейчас август, они бы нас сожрали.
- Видишь, куда бы пришвартоваться? - спросила она. - А если вон там?
- Я туда и направляюсь.
Пролив был ненамного шире самого ялика. Кроум посоветовал Джолейн лечь и прикрыть лицо, пока он будет протаскивать их сквозь сплетенье мангровых зарослей. Ветви скребли голые руки, в волосах запутался клочок осенней паутины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104