Винсент быстро последовал ее примеру. Они оба винили Хьюго за то, что он так грубо и неловко обошелся с потерявшим сознание Клодом. Милорд присоединился к ним, однако свои угрозы он адресовал Оттершоу, сочтя, что в этой новой катастрофе повинен лейтенант, и никто другой. Сержант же, движимый неподдельным отчаянием и очень живо представляя последствия, воспользовался представившейся из-за всей этой суматохи возможностью, чтобы разъяснить Оттершоу со всем своим красноречием: дальнейшие попытки обострить отношения с Дэрракоттами будут гибельны для них обоих.
И в этот самый момент в комнату вошла леди Аурелия. Остановившись на пороге, голосом, легко перекрывшим шум, она спросила:
— Осмелюсь спросить, что означает весь этот необычный спектакль?
Эффект ее приказного взгляда и самоуверенного вида был таков, что лейтенант Оттершоу помимо воли добавил свой голос к голосам Антеи и Винсента, пытающихся предоставить ее светлости объяснение.
Казалось, леди Аурелия на лету схватила суть того, что ей сообщили, продемонстрировав при этом недюжинную силу ума, и задолго до того, как ее суду были представлены различные версии происшедшего, парализовала всех окружающих, произнеся ледяным, но зловещим тоном:
— Будьте любезны, замолчите! Я наслушалась достаточно!
Затем она величественно прошла вперед к дивану. Антея, Винсент и майор инстинктивно расступились перед ней. Леди Аурелия склонилась над Клодом, пощупала его лоб и пульс. Высокомерно проигнорировав всех, она перекинулась несколькими словами с Полифантом, который преданно остался у дивана, а когда Клод попытался приоткрыть глаза, чтобы бросить на нее нерешительный, слегка нервный взгляд, сказала спокойно и ласково:
— Лежи спокойно, сынок, ты меня понял? Не волнуйся ни о чем, твоя мама с тобой и скоро поставит тебя на ноги.
Тут она развернулась и оглядела комнату со всем высокомерным презрением, присущим потомку одиннадцати графов, все из которых были знамениты деспотическими, но очень действенными манерами обращаться с людьми более низких титулов и давать надлежащий отпор непокорным домашним.
— Не знаю, — заявила она тоном бесстрастного порицания, — почему я была вынуждена спуститься вниз, чтобы самолично удостовериться в характере раны Клода. Я не пытаюсь скрывать от вас, что чрезвычайно этим недовольна. Твое же поведение, Винсент, я считаю особенно предосудительным, поскольку само собой разумелось, что ты тотчас же должен был меня осведомить, если сочтешь рану брата серьезной. Только поэтому я согласилась на ваши увещевания остаться наверху. И ты и Антея, которая, по моему мнению, тоже виновата, оказались столь неразумными, что сочли этот несчастный случай незначительным. А вам, Хьюго, я не стану ничего больше говорить — только попрошу в будущем, хотя вы и действовали из лучших побуждений, воздержаться от глупых попыток скрыть от меня или от любой другой женщины нашей семьи, что жизнь одного из ее детей в опасности. Не отвечайте мне сейчас! У меня нет ни времени, ни желания выслушивать ваши извинения и оправдания. А теперь все, за исключением Полифанта, будьте любезны, немедленно покиньте комнату! Винсент, поскольку я могу предположить, что Ричмонд до безобразия пьян, пожалуйста, проводи мальчика в его спальню. Не осмеливаюсь указывать вам, милорд, но, поскольку вы здесь ничем не можете помочь, убедительно прошу вас перебраться в библиотеку, где вам будет гораздо удобнее. — Тут ее взгляд упал на лейтенанта Оттершоу, и, оглядев его с головы до ног, да так красноречиво, что сержант возблагодарил судьбу, что ее взор миновал его, леди Аурелия сказала без малейших изменений интонации: — Полагаю, что виновник всех этих бед — вы. Догадываюсь, что вы служите на таможне. Буду вам признательна, если вы представитесь и назовете свой чин.
Щеки лейтенанта стали еще краснее, но он ответил с большой готовностью:
— Меня зовут Оттершоу, мадам, Томас Оттершоу, я офицер береговой охраны. Позвольте мне заверить вашу светлость, что, хотя я не снимаю с себя ответственности за полученную мистером Дэрракоттом рану, хочу сказать, что отдал ясный приказ не производить ни одного выстрела, кроме предупредительных, поверх головы того, кто игнорирует приказ остановиться, отданный именем короля. Я очень сожалею о случившемся несчастном случае, но должен попросить позволения ее светлости рассказать об обстоятельствах, приведших к…
— Прошу, ни слова больше! — прервала она его. — Я не глухая и не бестолковая. И поскольку я присутствовала в тот момент, когда вы ставили его светлость в известность о цели вашего прихода, дальнейшие объяснения будут излишними. Позвольте объяснить вам: не важно, каково мое мнение о тех обвинениях, какие вы тогда предъявили. Запомните — меня не касаются делишки моего племянника, а вот нападение на моего сына очень даже касается! Мне нечего больше добавить, за исключением того, что я немедленно поставлю в известность о случившемся моего мужа. Не сомневаюсь, он знает, что предпринять. Будучи всего лишь слабой женщиной, я не считаю себя компетентной в подобных делах и больше вас не задерживаю. Если у вас еще остались дела в этом доме, прошу вас, позвольте майору Дэрракотту проводить вас в другую комнату.
С этими словами она повернулась к Полифанту и принялась расспрашивать его о характере раны Клода, целиком игнорируя ошеломленных присутствующих.
Майор, человек флегматичный, первым оправился от сокрушительного вмешательства «слабой женщины» и поступил с большой расторопностью и со здравым смыслом, вяло произнеся:
— Да, мэм. Я немедленно это сделаю, — и выдворил лейтенанта из комнаты.
Сержанту Хулу, который придержал им дверь, не требовалось особых приглашений: манера его отступления лишь свидетельствовала о том, что только строгое соблюдение дисциплины удерживало сержанта от того, чтобы выскочить из комнаты прежде своего начальника.
Несколько минут в комнате царило полное молчание, никто не сделал ни одного движения — все актеры из конспирации замерли словно замороженные. Почти все, напрягая слух, обратили свои взоры на дверь. Потом лорд Дэрракотт опустился в кресло у камина и дрожащими руками схватился за подлокотники. Лицо у него посерело, он смотрел прямо перед собой ничего не видящими глазами. Леди Аурелия взглянула на него, а затем отвела глаза, словно от непристойного зрелища. Когда Клод сел на диване и произнес: «Слава богу, все позади!» — она предупреждающе подняла палец и сказала:
— Не меняй своей позы, пока мы все не удостоверимся, что эти люди ушли. Поскольку вы все выбрали линию поведения столь преступную, сколь вульгарно неуместную, я вынуждена просить вас продолжать свой обман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
И в этот самый момент в комнату вошла леди Аурелия. Остановившись на пороге, голосом, легко перекрывшим шум, она спросила:
— Осмелюсь спросить, что означает весь этот необычный спектакль?
Эффект ее приказного взгляда и самоуверенного вида был таков, что лейтенант Оттершоу помимо воли добавил свой голос к голосам Антеи и Винсента, пытающихся предоставить ее светлости объяснение.
Казалось, леди Аурелия на лету схватила суть того, что ей сообщили, продемонстрировав при этом недюжинную силу ума, и задолго до того, как ее суду были представлены различные версии происшедшего, парализовала всех окружающих, произнеся ледяным, но зловещим тоном:
— Будьте любезны, замолчите! Я наслушалась достаточно!
Затем она величественно прошла вперед к дивану. Антея, Винсент и майор инстинктивно расступились перед ней. Леди Аурелия склонилась над Клодом, пощупала его лоб и пульс. Высокомерно проигнорировав всех, она перекинулась несколькими словами с Полифантом, который преданно остался у дивана, а когда Клод попытался приоткрыть глаза, чтобы бросить на нее нерешительный, слегка нервный взгляд, сказала спокойно и ласково:
— Лежи спокойно, сынок, ты меня понял? Не волнуйся ни о чем, твоя мама с тобой и скоро поставит тебя на ноги.
Тут она развернулась и оглядела комнату со всем высокомерным презрением, присущим потомку одиннадцати графов, все из которых были знамениты деспотическими, но очень действенными манерами обращаться с людьми более низких титулов и давать надлежащий отпор непокорным домашним.
— Не знаю, — заявила она тоном бесстрастного порицания, — почему я была вынуждена спуститься вниз, чтобы самолично удостовериться в характере раны Клода. Я не пытаюсь скрывать от вас, что чрезвычайно этим недовольна. Твое же поведение, Винсент, я считаю особенно предосудительным, поскольку само собой разумелось, что ты тотчас же должен был меня осведомить, если сочтешь рану брата серьезной. Только поэтому я согласилась на ваши увещевания остаться наверху. И ты и Антея, которая, по моему мнению, тоже виновата, оказались столь неразумными, что сочли этот несчастный случай незначительным. А вам, Хьюго, я не стану ничего больше говорить — только попрошу в будущем, хотя вы и действовали из лучших побуждений, воздержаться от глупых попыток скрыть от меня или от любой другой женщины нашей семьи, что жизнь одного из ее детей в опасности. Не отвечайте мне сейчас! У меня нет ни времени, ни желания выслушивать ваши извинения и оправдания. А теперь все, за исключением Полифанта, будьте любезны, немедленно покиньте комнату! Винсент, поскольку я могу предположить, что Ричмонд до безобразия пьян, пожалуйста, проводи мальчика в его спальню. Не осмеливаюсь указывать вам, милорд, но, поскольку вы здесь ничем не можете помочь, убедительно прошу вас перебраться в библиотеку, где вам будет гораздо удобнее. — Тут ее взгляд упал на лейтенанта Оттершоу, и, оглядев его с головы до ног, да так красноречиво, что сержант возблагодарил судьбу, что ее взор миновал его, леди Аурелия сказала без малейших изменений интонации: — Полагаю, что виновник всех этих бед — вы. Догадываюсь, что вы служите на таможне. Буду вам признательна, если вы представитесь и назовете свой чин.
Щеки лейтенанта стали еще краснее, но он ответил с большой готовностью:
— Меня зовут Оттершоу, мадам, Томас Оттершоу, я офицер береговой охраны. Позвольте мне заверить вашу светлость, что, хотя я не снимаю с себя ответственности за полученную мистером Дэрракоттом рану, хочу сказать, что отдал ясный приказ не производить ни одного выстрела, кроме предупредительных, поверх головы того, кто игнорирует приказ остановиться, отданный именем короля. Я очень сожалею о случившемся несчастном случае, но должен попросить позволения ее светлости рассказать об обстоятельствах, приведших к…
— Прошу, ни слова больше! — прервала она его. — Я не глухая и не бестолковая. И поскольку я присутствовала в тот момент, когда вы ставили его светлость в известность о цели вашего прихода, дальнейшие объяснения будут излишними. Позвольте объяснить вам: не важно, каково мое мнение о тех обвинениях, какие вы тогда предъявили. Запомните — меня не касаются делишки моего племянника, а вот нападение на моего сына очень даже касается! Мне нечего больше добавить, за исключением того, что я немедленно поставлю в известность о случившемся моего мужа. Не сомневаюсь, он знает, что предпринять. Будучи всего лишь слабой женщиной, я не считаю себя компетентной в подобных делах и больше вас не задерживаю. Если у вас еще остались дела в этом доме, прошу вас, позвольте майору Дэрракотту проводить вас в другую комнату.
С этими словами она повернулась к Полифанту и принялась расспрашивать его о характере раны Клода, целиком игнорируя ошеломленных присутствующих.
Майор, человек флегматичный, первым оправился от сокрушительного вмешательства «слабой женщины» и поступил с большой расторопностью и со здравым смыслом, вяло произнеся:
— Да, мэм. Я немедленно это сделаю, — и выдворил лейтенанта из комнаты.
Сержанту Хулу, который придержал им дверь, не требовалось особых приглашений: манера его отступления лишь свидетельствовала о том, что только строгое соблюдение дисциплины удерживало сержанта от того, чтобы выскочить из комнаты прежде своего начальника.
Несколько минут в комнате царило полное молчание, никто не сделал ни одного движения — все актеры из конспирации замерли словно замороженные. Почти все, напрягая слух, обратили свои взоры на дверь. Потом лорд Дэрракотт опустился в кресло у камина и дрожащими руками схватился за подлокотники. Лицо у него посерело, он смотрел прямо перед собой ничего не видящими глазами. Леди Аурелия взглянула на него, а затем отвела глаза, словно от непристойного зрелища. Когда Клод сел на диване и произнес: «Слава богу, все позади!» — она предупреждающе подняла палец и сказала:
— Не меняй своей позы, пока мы все не удостоверимся, что эти люди ушли. Поскольку вы все выбрали линию поведения столь преступную, сколь вульгарно неуместную, я вынуждена просить вас продолжать свой обман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97