Жаль, что я не расспросила подробнее. Но тогда мне, вполне естественно, не пришло в голову, что это может оказаться важным.
Я подошла к периоду, которому предстояло стать моим последним семестром в Шаффенбрюккене. Был конец октября, и стояла чудесная для этой поры погода. В Шаффенбрюккене было много солнца, и от этого казалось, что все еще длится лето. Днем было жарко, но как только солнце скрывалось, время года давало о себе знать. Тогда мы теснились у огня в общей комнате.
В ту пору моими лучшими подругами были Моник Делорм, с которой мы жили в одной комнате, и Лидия Маркем с живущей в ее комнате Фридой Шмидт. Мы всегда были вместе, много разговаривали и часто выбирались в город. Иногда мы ходили туда пешком, а если в город отправлялся фургончик, некоторые из нас могли поехать в нем. Мы гуляли в лесу, что разрешалось для групп из шести человек или, как минимум, из четырех. Нам предоставлялась определенная свобода, и мы нисколько не чувствовали себя связанными.
Лидия сказала, что пребывание в Шаффенбрюккене напоминает ожидание поезда, который должен прийти и увезти тебя туда, где ты будешь, как полагается, взрослым человеком. Мне было понятно, что она имела в виду. В наших судьбах школа была лишь перевалочным пунктом — ступенькой к какому-то другому месту.
Моник была из знатной семьи, ее практически сразу ждала подходящая партия. Отец Фриды сделал себе состояние на гончарном деле. Лидия принадлежала семье банкиров. Я была немного постарше, и поскольку на Рождество должна была покинуть школу, воображала себя существенно старшей.
Мы заметили Эльзу почти тотчас же, как она поступила в наше заведение. Она была маленькой, хорошенькой девушкой с вьющимися светлыми волосами и синими глазами, живой — в ней было что-то от эльфа. Она не была похожа ни на одну из других служанок. Наняли ее в спешке, потому что одна из горничных сбежала с мужчиной, и мадам де Герэн, должно быть, решила взять Эльзу на испытательный срок до конца семестра.
Если бы мадам де Герэн по-настоящему знала Эльзу, она наверняка не разрешила бы ей остаться даже на короткий срок. Она совершенно не была почтительной, и, казалось, ни Шаффенбрюккен, ни кто бы то ни было в нем не производил на нее никакого впечатления. К нам Эльза относилась по-товарищески, как будто она одна из нас. Некоторых девушек это сердило; нас четверых это скорее забавляло; возможно, именно поэтому она часто появлялась в наших комнатах.
Иногда она приходила, когда мы все четверо были вместе, и каким-то образом пристраивалась к беседе.
Она любила слушать о наших семьях и задавала много вопросов. «О, я хотела бы съездить в Англию, — говорила она, — или во Францию, или в Германию…» Она вовлекала нас в разговор и выглядела очень довольной, слушая рассказы о нашей жизни, а мы с удовольствием шли ей навстречу.
Сама она потеряла положение в обществе, сказала она. На самом деле она не была служанкой. О нет! Она считала, что ее ждет обеспеченное будущее. Ее отец был… ну, не то, чтобы богат, но ни в чем не нуждался. Ее должны были представить в обществе. «Не так, конечно, как вас, юные леди, но скромным образом. А потом мой отец умер. И стоп! — она взмахнула руками и взвела глаза к потолку. — Это был конец славы маленькой Эльзы. Никаких денег. Эльза предоставлена самой себе. Мне ничего не оставалось, как пойти работать. И что я могла делать? К чему меня подготовили?»
— Не к работе горничной, — с доброй французской логикой сказала Моник.
Тут все рассмеялись, включая Эльзу.
Мы не могли не любить ее. Она была забавной и очень хорошо знала легенды лесов Германии, в которых, как она говорила, провела свое раннее детство, прежде чем отец перевез ее в Англию, где она некоторое время жила до переезда в Швейцарию.
— Мне нравится думать обо всех этих троллях, которые прячутся под землей, — как-то сказала она. — От этого у меня мурашки по коже бегают. Есть и приятные истории о рыцарях в латах, которые приезжали и увозили дев в Валгаллу… или еще куда-то.
— Туда они отправлялись после смерти, — напомнила я ей.
— Ну, в какое-то приятное место, где были пиры и банкеты.
Она стала присоединяться к нашей компании почти ежедневно.
— Что сказала бы мадам де Герэн, если бы узнала? — спрашивала Лидия.
— Вероятно, нас бы исключили, — добавляла Моник.
— Какая удача для тех, кто в списке кандидаток! Четверо ушли бы одновременно.
Эльза сидела на краешке стула и смеялась вместе с нами.
— Расскажите мне о замке вашего отца, — говорила она Моник.
И Моник рассказывала ей о чопорности своего дома и о том, что она практически помолвлена с Анри де ла Крезезом, который владеет землями, прилежащими к поместью ее отца.
Потом Фрида рассказала о своем строгом отце. Он наверняка найдет по крайней мере барона, за которого она должна будет выйти замуж. Лидия говорила о своих двух братьях: они подобно ее отцу станут банкирами.
— А Корделия? — спрашивала Эльза.
— Корделия — самая счастливая из нас! — воскликнула Лидия. — У нее самая что ни на есть замечательная тетушка, которая позволяет ей поступать так, как ей угодно. Я люблю слушать про тетю Пэтти. Я уверена, она никогда не будет пытаться заставить Корделию выйти за какого-нибудь барона или старика из-за того, что у него есть титул и деньги. Корделия выйдет просто за кого захочет.
— И она сама по себе будет богата. Ей достанется эта прекрасная старая усадьба. Она ведь когда-нибудь станет твоей, Корделия, и тебе не нужно будет за кого-то выходить замуж, чтобы ее получить.
— Желания получить ее у меня не возникнет, поскольку это означало бы, что тетя Пэтти умрет.
— Однако когда-нибудь все это станет твоим. Ты будешь богатой и независимой.
Эльза расспрашивала о Грантли Мэнор, а я описывала его сияющими красками, и сама думала, не преувеличиваю ли слегка великолепие Грантли. И уж конечно нисколько не преувеличивала, описывая эксцентричный шарм тети Пэтти. Но как счастлива я была, рассказывая о ней, и как остальные мне завидовали, будучи воспитаны в более строгих и чопорных домах.
— Я думаю, вы все очень скоро повыходите замуж, — однажды сказала Эльза.
— Боже упаси, — возразила Лидия. — Я хочу сначала пожить в свое удовольствие.
— Вы были на Пике Пильхера? — спросила Эльза.
— Я слышала о нем, — сказала Фрида.
— Он всего в двух милях отсюда.
— Есть там на что смотреть?
— О да! Это в лесу; странная скала. О ней есть история. Я всегда любила такие истории.
— Какая история?
— Если пойдешь туда в определенное время, увидишь своего суженого.
Мы рассмеялись. Моник сказала:
— У меня нет пока что особого желания видеть Анри де ла Крезеза. Для этого будет достаточно времени, когда я уеду отсюда.
— А, — сказала Эльза, — но ведь судьба может решить, что вам не он предназначен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Я подошла к периоду, которому предстояло стать моим последним семестром в Шаффенбрюккене. Был конец октября, и стояла чудесная для этой поры погода. В Шаффенбрюккене было много солнца, и от этого казалось, что все еще длится лето. Днем было жарко, но как только солнце скрывалось, время года давало о себе знать. Тогда мы теснились у огня в общей комнате.
В ту пору моими лучшими подругами были Моник Делорм, с которой мы жили в одной комнате, и Лидия Маркем с живущей в ее комнате Фридой Шмидт. Мы всегда были вместе, много разговаривали и часто выбирались в город. Иногда мы ходили туда пешком, а если в город отправлялся фургончик, некоторые из нас могли поехать в нем. Мы гуляли в лесу, что разрешалось для групп из шести человек или, как минимум, из четырех. Нам предоставлялась определенная свобода, и мы нисколько не чувствовали себя связанными.
Лидия сказала, что пребывание в Шаффенбрюккене напоминает ожидание поезда, который должен прийти и увезти тебя туда, где ты будешь, как полагается, взрослым человеком. Мне было понятно, что она имела в виду. В наших судьбах школа была лишь перевалочным пунктом — ступенькой к какому-то другому месту.
Моник была из знатной семьи, ее практически сразу ждала подходящая партия. Отец Фриды сделал себе состояние на гончарном деле. Лидия принадлежала семье банкиров. Я была немного постарше, и поскольку на Рождество должна была покинуть школу, воображала себя существенно старшей.
Мы заметили Эльзу почти тотчас же, как она поступила в наше заведение. Она была маленькой, хорошенькой девушкой с вьющимися светлыми волосами и синими глазами, живой — в ней было что-то от эльфа. Она не была похожа ни на одну из других служанок. Наняли ее в спешке, потому что одна из горничных сбежала с мужчиной, и мадам де Герэн, должно быть, решила взять Эльзу на испытательный срок до конца семестра.
Если бы мадам де Герэн по-настоящему знала Эльзу, она наверняка не разрешила бы ей остаться даже на короткий срок. Она совершенно не была почтительной, и, казалось, ни Шаффенбрюккен, ни кто бы то ни было в нем не производил на нее никакого впечатления. К нам Эльза относилась по-товарищески, как будто она одна из нас. Некоторых девушек это сердило; нас четверых это скорее забавляло; возможно, именно поэтому она часто появлялась в наших комнатах.
Иногда она приходила, когда мы все четверо были вместе, и каким-то образом пристраивалась к беседе.
Она любила слушать о наших семьях и задавала много вопросов. «О, я хотела бы съездить в Англию, — говорила она, — или во Францию, или в Германию…» Она вовлекала нас в разговор и выглядела очень довольной, слушая рассказы о нашей жизни, а мы с удовольствием шли ей навстречу.
Сама она потеряла положение в обществе, сказала она. На самом деле она не была служанкой. О нет! Она считала, что ее ждет обеспеченное будущее. Ее отец был… ну, не то, чтобы богат, но ни в чем не нуждался. Ее должны были представить в обществе. «Не так, конечно, как вас, юные леди, но скромным образом. А потом мой отец умер. И стоп! — она взмахнула руками и взвела глаза к потолку. — Это был конец славы маленькой Эльзы. Никаких денег. Эльза предоставлена самой себе. Мне ничего не оставалось, как пойти работать. И что я могла делать? К чему меня подготовили?»
— Не к работе горничной, — с доброй французской логикой сказала Моник.
Тут все рассмеялись, включая Эльзу.
Мы не могли не любить ее. Она была забавной и очень хорошо знала легенды лесов Германии, в которых, как она говорила, провела свое раннее детство, прежде чем отец перевез ее в Англию, где она некоторое время жила до переезда в Швейцарию.
— Мне нравится думать обо всех этих троллях, которые прячутся под землей, — как-то сказала она. — От этого у меня мурашки по коже бегают. Есть и приятные истории о рыцарях в латах, которые приезжали и увозили дев в Валгаллу… или еще куда-то.
— Туда они отправлялись после смерти, — напомнила я ей.
— Ну, в какое-то приятное место, где были пиры и банкеты.
Она стала присоединяться к нашей компании почти ежедневно.
— Что сказала бы мадам де Герэн, если бы узнала? — спрашивала Лидия.
— Вероятно, нас бы исключили, — добавляла Моник.
— Какая удача для тех, кто в списке кандидаток! Четверо ушли бы одновременно.
Эльза сидела на краешке стула и смеялась вместе с нами.
— Расскажите мне о замке вашего отца, — говорила она Моник.
И Моник рассказывала ей о чопорности своего дома и о том, что она практически помолвлена с Анри де ла Крезезом, который владеет землями, прилежащими к поместью ее отца.
Потом Фрида рассказала о своем строгом отце. Он наверняка найдет по крайней мере барона, за которого она должна будет выйти замуж. Лидия говорила о своих двух братьях: они подобно ее отцу станут банкирами.
— А Корделия? — спрашивала Эльза.
— Корделия — самая счастливая из нас! — воскликнула Лидия. — У нее самая что ни на есть замечательная тетушка, которая позволяет ей поступать так, как ей угодно. Я люблю слушать про тетю Пэтти. Я уверена, она никогда не будет пытаться заставить Корделию выйти за какого-нибудь барона или старика из-за того, что у него есть титул и деньги. Корделия выйдет просто за кого захочет.
— И она сама по себе будет богата. Ей достанется эта прекрасная старая усадьба. Она ведь когда-нибудь станет твоей, Корделия, и тебе не нужно будет за кого-то выходить замуж, чтобы ее получить.
— Желания получить ее у меня не возникнет, поскольку это означало бы, что тетя Пэтти умрет.
— Однако когда-нибудь все это станет твоим. Ты будешь богатой и независимой.
Эльза расспрашивала о Грантли Мэнор, а я описывала его сияющими красками, и сама думала, не преувеличиваю ли слегка великолепие Грантли. И уж конечно нисколько не преувеличивала, описывая эксцентричный шарм тети Пэтти. Но как счастлива я была, рассказывая о ней, и как остальные мне завидовали, будучи воспитаны в более строгих и чопорных домах.
— Я думаю, вы все очень скоро повыходите замуж, — однажды сказала Эльза.
— Боже упаси, — возразила Лидия. — Я хочу сначала пожить в свое удовольствие.
— Вы были на Пике Пильхера? — спросила Эльза.
— Я слышала о нем, — сказала Фрида.
— Он всего в двух милях отсюда.
— Есть там на что смотреть?
— О да! Это в лесу; странная скала. О ней есть история. Я всегда любила такие истории.
— Какая история?
— Если пойдешь туда в определенное время, увидишь своего суженого.
Мы рассмеялись. Моник сказала:
— У меня нет пока что особого желания видеть Анри де ла Крезеза. Для этого будет достаточно времени, когда я уеду отсюда.
— А, — сказала Эльза, — но ведь судьба может решить, что вам не он предназначен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102