Вот так… напротив меня, чтобы я мог вас видеть. Интимные обеды всегда доставляют мне больше радости, чем те, что протекают в большом зале. Это помещение, разумеется, может вместить четырех человек, но для двоих подходит еще лучше.
Это была очаровательная комната с дубовыми панелями и расписным потолком, на котором толстые купидоны развлекались в кудрявых облаках, а ангел благосклонно взирал на них.
Он заметил, что я разглядываю потолок.
— Вам не кажется, что он обеспечивает вполне небесную атмосферу?
Я взглянула на него, и меня поразила мысль, что он был изгнан с небес словно Люцифер. Это казалось смешным и причудливым и не имеющим отношения к делу. Я была уверена, что он никогда не позволит изгнать себя оттуда, где он хочет пребывать.
— Да, — сказала я. — Обеспечивает. Хотя что делают купидоны в облаках, мне не совсем понятно.
— Выискивают ничего не подозревающее сердце, чтобы пронзить его стрелами любви.
— Им пришлось бы стрелять очень точно, если они хотят поразить кого-нибудь на земле… даже если тучи висят низко.
— У вас практичный склад ума, мисс Грант, и мне это нравится. Ага, вот и суп. Надеюсь, он придется вам по вкусу.
Скромный прислужник внес супницу, из которой налил нам суп. Затем он взял бутылку вина и наполнил бокалы.
— Надеюсь, вы и вино одобрите, — сказал Джейсон Веррингер. — Я специально его выбрал. Марочное… один из лучших урожаев столетия.
— Вам не следовало тратить такие усилия из-за меня, — ответила я. — Я не знаток и не смогу по-настоящему его оценить.
— Неужели в этой весьма элитарной школе в Швейцарии не учили ценить хорошее вино? Я удивлен. Вам следовало лучше поехать в ту, во Франции… забыл название. Я уверен, что знание вин включено в их программу.
Он пригубил вино и с выражением напускного экстаза возвел глаза к потолку.
— Очень тонкое, — сказал он. — Ваше здоровье, мисс Грант, и здоровье девушки наверху.
Я выпила вместе с ним.
— И за нас, — добавил он. — За вас… За меня… И за нашу растущую дружбу, которая началась при довольно необычных обстоятельствах.
Я пригубила еще раз и поставила бокал. Он продолжал:
— Вы должны признать, что все три наших встречи были необычными. Сначала затор в узкой аллее; затем вы заблудились, и я пришел вам на выручку; а теперь эта история с лошадью, которая привела к тому, что мы здесь вместе.
— Возможно, вы такого рода человек, с которым происходят драматические события.
Он задумался над этим.
— Полагаю, что-то яркое, драматическое происходит время от времени с большинством людей в их жизни. А с вами?
Я молчала. Мои мысли вернулись к той встрече в лесу и моему сверхъестественному — как мне теперь казалось — столкновению с мужчиной, который согласно могильному камню в Суффолке уже давно мертв. Как ни странно, мой собеседник, выдающимися свойствами которого были живость и жизненная хватка, напомнил мне о том странном случае ярче, чем мне приходилось о нем вспоминать уже в течение долгого времени.
Он наклонился вперед.
— Кажется, я пробудил воспоминания.
У него была манера проникать в мои мысли, которую я находила обескураживающей.
— Поскольку я была вовлечена в события, которые вы назвали драматическими, полагаю, можно сказать, что я тоже их испытала. Драматичность, как и все прочее, — в уме тех, кто участвует в спектакле. Не думаю, что рассматриваю эти случаи — за исключением того, что случилось с Терезой — как драматические.
— Пожалуйста, отведайте еще супа.
— Нет, спасибо, он восхитителен, но я слишком беспокоюсь о Терезе, чтобы уделить вашему столу внимание, которого он заслуживает.
— Возможно, когда-нибудь позже вы сможете исправить это пренебрежение.
Я засмеялась, и он сделал дворецкому знак внести утку.
Он спрашивал о своих племянницах и том, насколько им, по моему мнению, на пользу Академия. Из лояльности к Дейзи я ответила, что польза велика.
— Фиона — спокойная девушка, — сказал он. — Она пошла в мать. Но спокойствие иногда может быть обманчивым. Из своего обширного опыта вы, конечно, знаете это.
— Я усвоила, что мы очень мало знаем о ком бы то ни было. В человеческом характере всегда есть сюрпризы. Люди говорят, такой-то поступил не в соответствии со своим характером. На самом деле это не так Он поступил в соответствии с той стороной своего характера, которую раньше не показывал миру.
— Это верно. Так что мы можем ожидать, что в один прекрасный день Фиона нас всех удивит.
— Возможно.
— Но не Юджини, поскольку ни один из ее поступков не может меня слишком удивить. А вас, мисс Грант?
— Юджини — девушка с пока еще не сформировавшимся характером. Она готова поддаться влиянию. И сейчас, к большому сожалению, находится под влиянием девушки по имени Шарлотта Маккей.
— Я знаю ее. Она была здесь на каникулах. Я также знаю ее отца.
— Шарлотта очень боится, как бы кто не забыл, что она — достопочтенная, тогда как гораздо больше к лицу было бы, если бы она пыталась скрыть этот факт.
— Вы одобряете сокрытие, мисс Грант?
— В некоторых обстоятельствах.
Он медленно кивнул и попытался наполнить мой бокал. Я накрыла его рукой, чтобы это предотвратить, поскольку была уверена, что он его наполнит, даже если я откажусь.
— Вы очень воздержанны.
— Скажем лучше, не привыкла пить много.
— Слегка опасаетесь, что эти отличные мозги могут немного замутиться?
— Я позабочусь, чтобы этого не произошло. Он наполнил собственный бокал.
— Расскажите мне о своей семье, — сказал он.
— Вам действительно интересно?
— Очень.
— Интересного очень мало. Мои родители умерли. Они были миссионерами в Африке.
— Вы разделяете их благочестие?
— Боюсь, что нет.
— Казалось бы, родители, которые были миссионерами, произведут потомство, жаждущее продолжать благие дела.
— Напротив. Мои родители горячо верили в то, чем занимались. Хотя я была очень маленькой, когда я их покинула, я понимала это. Это была своего рода доброта. Они переносили невзгоды. На самом деле они даже умерли за свою веру в конце концов, можно сказать. Полагаю, это была величайшая жертва. Потом я приехала домой к любимой тетушке и увидела другого рода доброту. Если бы я была способна подражать доброте, я выбрала бы ту, что характеризует мою тетю.
— Когда вы о ней говорите, ваш голос меняется. Вы очень любите эту тетю.
Я кивнула. На глазах у меня стояли слезы, и мне за них было стыдно. Будучи мне столь неприятным, он тем не менее обладал способностью играть моими эмоциями. Я не совсем понимала, что именно это было — слова, которые он использовал, оттенки его голоса, выражение его глаз. Как ни странно, я почувствовала, что в нем есть нечто грустное, что было абсурдно. Он был крайне высокомерен, казался себе самым важным; хозяин многих, он хотел доказать, что хозяин всему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Это была очаровательная комната с дубовыми панелями и расписным потолком, на котором толстые купидоны развлекались в кудрявых облаках, а ангел благосклонно взирал на них.
Он заметил, что я разглядываю потолок.
— Вам не кажется, что он обеспечивает вполне небесную атмосферу?
Я взглянула на него, и меня поразила мысль, что он был изгнан с небес словно Люцифер. Это казалось смешным и причудливым и не имеющим отношения к делу. Я была уверена, что он никогда не позволит изгнать себя оттуда, где он хочет пребывать.
— Да, — сказала я. — Обеспечивает. Хотя что делают купидоны в облаках, мне не совсем понятно.
— Выискивают ничего не подозревающее сердце, чтобы пронзить его стрелами любви.
— Им пришлось бы стрелять очень точно, если они хотят поразить кого-нибудь на земле… даже если тучи висят низко.
— У вас практичный склад ума, мисс Грант, и мне это нравится. Ага, вот и суп. Надеюсь, он придется вам по вкусу.
Скромный прислужник внес супницу, из которой налил нам суп. Затем он взял бутылку вина и наполнил бокалы.
— Надеюсь, вы и вино одобрите, — сказал Джейсон Веррингер. — Я специально его выбрал. Марочное… один из лучших урожаев столетия.
— Вам не следовало тратить такие усилия из-за меня, — ответила я. — Я не знаток и не смогу по-настоящему его оценить.
— Неужели в этой весьма элитарной школе в Швейцарии не учили ценить хорошее вино? Я удивлен. Вам следовало лучше поехать в ту, во Франции… забыл название. Я уверен, что знание вин включено в их программу.
Он пригубил вино и с выражением напускного экстаза возвел глаза к потолку.
— Очень тонкое, — сказал он. — Ваше здоровье, мисс Грант, и здоровье девушки наверху.
Я выпила вместе с ним.
— И за нас, — добавил он. — За вас… За меня… И за нашу растущую дружбу, которая началась при довольно необычных обстоятельствах.
Я пригубила еще раз и поставила бокал. Он продолжал:
— Вы должны признать, что все три наших встречи были необычными. Сначала затор в узкой аллее; затем вы заблудились, и я пришел вам на выручку; а теперь эта история с лошадью, которая привела к тому, что мы здесь вместе.
— Возможно, вы такого рода человек, с которым происходят драматические события.
Он задумался над этим.
— Полагаю, что-то яркое, драматическое происходит время от времени с большинством людей в их жизни. А с вами?
Я молчала. Мои мысли вернулись к той встрече в лесу и моему сверхъестественному — как мне теперь казалось — столкновению с мужчиной, который согласно могильному камню в Суффолке уже давно мертв. Как ни странно, мой собеседник, выдающимися свойствами которого были живость и жизненная хватка, напомнил мне о том странном случае ярче, чем мне приходилось о нем вспоминать уже в течение долгого времени.
Он наклонился вперед.
— Кажется, я пробудил воспоминания.
У него была манера проникать в мои мысли, которую я находила обескураживающей.
— Поскольку я была вовлечена в события, которые вы назвали драматическими, полагаю, можно сказать, что я тоже их испытала. Драматичность, как и все прочее, — в уме тех, кто участвует в спектакле. Не думаю, что рассматриваю эти случаи — за исключением того, что случилось с Терезой — как драматические.
— Пожалуйста, отведайте еще супа.
— Нет, спасибо, он восхитителен, но я слишком беспокоюсь о Терезе, чтобы уделить вашему столу внимание, которого он заслуживает.
— Возможно, когда-нибудь позже вы сможете исправить это пренебрежение.
Я засмеялась, и он сделал дворецкому знак внести утку.
Он спрашивал о своих племянницах и том, насколько им, по моему мнению, на пользу Академия. Из лояльности к Дейзи я ответила, что польза велика.
— Фиона — спокойная девушка, — сказал он. — Она пошла в мать. Но спокойствие иногда может быть обманчивым. Из своего обширного опыта вы, конечно, знаете это.
— Я усвоила, что мы очень мало знаем о ком бы то ни было. В человеческом характере всегда есть сюрпризы. Люди говорят, такой-то поступил не в соответствии со своим характером. На самом деле это не так Он поступил в соответствии с той стороной своего характера, которую раньше не показывал миру.
— Это верно. Так что мы можем ожидать, что в один прекрасный день Фиона нас всех удивит.
— Возможно.
— Но не Юджини, поскольку ни один из ее поступков не может меня слишком удивить. А вас, мисс Грант?
— Юджини — девушка с пока еще не сформировавшимся характером. Она готова поддаться влиянию. И сейчас, к большому сожалению, находится под влиянием девушки по имени Шарлотта Маккей.
— Я знаю ее. Она была здесь на каникулах. Я также знаю ее отца.
— Шарлотта очень боится, как бы кто не забыл, что она — достопочтенная, тогда как гораздо больше к лицу было бы, если бы она пыталась скрыть этот факт.
— Вы одобряете сокрытие, мисс Грант?
— В некоторых обстоятельствах.
Он медленно кивнул и попытался наполнить мой бокал. Я накрыла его рукой, чтобы это предотвратить, поскольку была уверена, что он его наполнит, даже если я откажусь.
— Вы очень воздержанны.
— Скажем лучше, не привыкла пить много.
— Слегка опасаетесь, что эти отличные мозги могут немного замутиться?
— Я позабочусь, чтобы этого не произошло. Он наполнил собственный бокал.
— Расскажите мне о своей семье, — сказал он.
— Вам действительно интересно?
— Очень.
— Интересного очень мало. Мои родители умерли. Они были миссионерами в Африке.
— Вы разделяете их благочестие?
— Боюсь, что нет.
— Казалось бы, родители, которые были миссионерами, произведут потомство, жаждущее продолжать благие дела.
— Напротив. Мои родители горячо верили в то, чем занимались. Хотя я была очень маленькой, когда я их покинула, я понимала это. Это была своего рода доброта. Они переносили невзгоды. На самом деле они даже умерли за свою веру в конце концов, можно сказать. Полагаю, это была величайшая жертва. Потом я приехала домой к любимой тетушке и увидела другого рода доброту. Если бы я была способна подражать доброте, я выбрала бы ту, что характеризует мою тетю.
— Когда вы о ней говорите, ваш голос меняется. Вы очень любите эту тетю.
Я кивнула. На глазах у меня стояли слезы, и мне за них было стыдно. Будучи мне столь неприятным, он тем не менее обладал способностью играть моими эмоциями. Я не совсем понимала, что именно это было — слова, которые он использовал, оттенки его голоса, выражение его глаз. Как ни странно, я почувствовала, что в нем есть нечто грустное, что было абсурдно. Он был крайне высокомерен, казался себе самым важным; хозяин многих, он хотел доказать, что хозяин всему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102