Единственное, за что я благодарна судьбе, так это за ее приезд. Она приехала домой умирать.
Георг Людвиг молча отвернулся. Он был не из тех людей, которые напрасно тратят слова. В своем мнении он тверд, а мать может иметь свое. Он считает, что смерть во дворце приносит неудобства, в особенности, когда это вполне могло бы произойти где-нибудь в другом месте.
– Георг Людвиг, ты бесчувственный чурбан, – сказала мать, на минуту забыв его титул, к которому обычно относилась с величайшим почтением. Сейчас она разговаривала с ним, как в детской с ребенком, которого так и не смогла полюбить. – Тебя ничто не волнует, кроме дылды-шлюхи и толстой курицы.
Георг Людвиг безразлично воспринял эпитеты, относившиеся к его двум предпочитаемым любовницам.
– Ей лучше было бы остаться в Берлине, – пробормотал он.
Курфюрстина София была слишком расстроена, чтобы ссориться с сыном. Она только в очередной раз удивилась, как могла родить такое чудовище.
И он будет жить, а ее любимая София Шарлотта… Нет, подобная мысль была непереносима даже для такого старого стоика, как курфюрстина София. Она вырастила троих сыновей, а у нее остался только Георг Людвиг, без которого она вполне могла бы обойтись. Максимилиан был бунтовщиком, и мать постоянно тревожилась за него, потому что он вечно ссорился со старшим братом, который, став курфюрстом, отправил его в изгнание. А самый младший, названный в честь отца Эрнестом Августом, тоже не радовал ее. Три сына и одна любимая дочь. Значит, таков ее удел – терять самых любимых детей.
Приятные планы о браке Каролины с Георгом Августом придется отложить. Теперь все мысли заняты смертью, а не свадьбой.
Ушла в небытие и радостная перспектива – частые путешествия из Берлина в Ганновер. Но София твердо решила заполучить хотя бы внучку, дочь ее любимой дочери.
«Так было всегда», – подумала София. Сколько раз она надеялась осуществить свою любимую мечту, и вскоре обнаруживала, что мечту у нее отняли.
Такова жизнь. Приходится все переносить. Старая женщина хорошо это знала.
* * *
Становилось все более очевидным, что жизнь дочери не спасти. Пораженная горем София заболела и не вставала с постели.
– Это даже хорошо, – говорили придворные, – потому что она не видит угасания дочери, которую любит больше всего на свете. Мать не вынесла бы зрелища предсмертных мучений бедняжки.
София Шарлотта лежала высоко на подушках, и, несмотря на страдания, лицо у нее было спокойным и удовлетворенным. За несколько дней до болезни матери, когда королева поняла, что конец близок, она поговорила с Софией о Каролине. И та пообещала сделать все, чтобы занять в жизни Каролины место Софии Шарлотты. София рассказала дочери о своих планах привезти Каролину в Ганновер.
– Здесь она станет мне родной дочерью, – пообещала старая дама.
– Пусть она займет в вашем сердце мое место, – попросила София Шарлотта.
– Это твое место, и никто не может занять его, – возразила курфюрстина. – Но я полюбила твою дочь, и до конца моих дней буду заботиться о ней.
– Ради меня, – прошептала София Шарлотта.
Курфюрстину так потряс этот разговор, что София Шарлотта не смогла продолжить его. Но это и не имело значения, ибо она получила от матери заверение, которое успокоило ее.
Когда старая курфюрстина поняла, что смерть дочери близка, она не выдержала. Стоицизм покинул ее. Она умела переносить несчастья, но эту величайшую трагедию своей жизни перенести не могла.
А жизнь с каждым днем уходила, и королева попрощалась с братьями, Георгом Людвигом и Эрнестом Августом. Младший плакал, старший равнодушно уставился на нее. Такими она помнила их с детства. Георг Людвиг никогда не нуждался в их обществе. Ему доставляло удовольствие быть одному и играть с оловянными солдатиками. Он не хотел учиться кланяться и вести светские беседы. Бедному Георгу Людвигу, не любимому своей семьей и не страдавшему от этого, нужны только солдаты, сейчас уже живые, а не игрушечные. И, конечно, женщины. А Эрнест Август – ребенок, которого вечно оттесняли в сторону, считая малышом. София Шарлотта помнила его тоскливо молящие глаза, помнила, как он просил старших принять его в игру. Но если ему и разрешали, то всегда отводили самую унизительную роль. А Макс… Любимый, озорной, веселый Макс. Теперь он жил далеко от родины, потому что ненавидел брата и не мог удержаться от искушения устроить против него заговор. Был и еще один член семьи, которого она знала. Несчастная, горемычная София Доротея, ее невестка, которой страшно не повезло, так как ее выбрали в жены Георгу Людвигу. Красивая, элегантная София Доротея казалась ей слишком легкомысленной, и София Шарлотта не стала подругой жене брата. Но какое это было очаровательное создание! Как мог Георг Людвиг осудить ее на тюремное одиночество за то, что она завела себе любовника?
Но это все осталось в прошлом, а теперь ее ждала неизвестность. Очень скоро она перейдет в мир иной.
– Вы горюете обо мне, – сказала она братьям, стоявшим возле ее постели. – Почему? Я всегда хотела удовлетворить свое любопытство и узнать о жизни после смерти. Мои друзья… даже Лейбниц, не могли объяснить мне, что нас там ждет. Сейчас мне предстоит найти ответ самой. Тут не о чем плакать.
– Мы отправили посланца к королю Пруссии, – бесстрастно сообщил Георг Людвиг.
– Он устроит мне великолепные похороны, – попыталась улыбнуться София Шарлотта. – Для меня это не имеет значения, но ему будет приятно: он любит помпезность и церемониал.
Потом к ее постели подошли племянник и племянница, Георг Август и очаровательная юная София Доротея, названная в честь матери.
– Надеюсь, ты будешь счастлива, – проговорила София Шарлотта, протягивая руку к девочке. София Доротея, такая хорошенькая, очень похожая на мать, подошла ближе, взяла руку умирающей и поцеловала ее.
– Благослови тебя Бог, дорогое дитя, – продолжала София Шарлотта. – Желаю тебе счастливой жизни. И тебе тоже, Георг Август. Может быть, ты найдешь хорошую жену и счастливо – насколько это возможно на земле – проживешь отведенное тебе время.
Мария фон Пёлниц привела в спальню священника, и королева спросила, чего он хочет.
Он ответил, что пришел молиться вместе с ней.
– Позвольте мне умереть, не ссорясь с вами, – вздохнула она. – Долгие годы я изучала религиозные вопросы. Вы не можете сказать мне того, чего бы я уже не знала. И я умираю спокойно.
– Ваше Величество, перед лицом Господа короли и королевы так же смертны, как и обычные люди, – сказал священник.
– Я это хорошо знаю, – ответила она.
Потом София Шарлотта закрыла глаза. Когда она переступила порог неизвестности, на ее лице сияла светлая улыбка.
* * *
Каролина увидела всадников, скачущих в Ансбах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Георг Людвиг молча отвернулся. Он был не из тех людей, которые напрасно тратят слова. В своем мнении он тверд, а мать может иметь свое. Он считает, что смерть во дворце приносит неудобства, в особенности, когда это вполне могло бы произойти где-нибудь в другом месте.
– Георг Людвиг, ты бесчувственный чурбан, – сказала мать, на минуту забыв его титул, к которому обычно относилась с величайшим почтением. Сейчас она разговаривала с ним, как в детской с ребенком, которого так и не смогла полюбить. – Тебя ничто не волнует, кроме дылды-шлюхи и толстой курицы.
Георг Людвиг безразлично воспринял эпитеты, относившиеся к его двум предпочитаемым любовницам.
– Ей лучше было бы остаться в Берлине, – пробормотал он.
Курфюрстина София была слишком расстроена, чтобы ссориться с сыном. Она только в очередной раз удивилась, как могла родить такое чудовище.
И он будет жить, а ее любимая София Шарлотта… Нет, подобная мысль была непереносима даже для такого старого стоика, как курфюрстина София. Она вырастила троих сыновей, а у нее остался только Георг Людвиг, без которого она вполне могла бы обойтись. Максимилиан был бунтовщиком, и мать постоянно тревожилась за него, потому что он вечно ссорился со старшим братом, который, став курфюрстом, отправил его в изгнание. А самый младший, названный в честь отца Эрнестом Августом, тоже не радовал ее. Три сына и одна любимая дочь. Значит, таков ее удел – терять самых любимых детей.
Приятные планы о браке Каролины с Георгом Августом придется отложить. Теперь все мысли заняты смертью, а не свадьбой.
Ушла в небытие и радостная перспектива – частые путешествия из Берлина в Ганновер. Но София твердо решила заполучить хотя бы внучку, дочь ее любимой дочери.
«Так было всегда», – подумала София. Сколько раз она надеялась осуществить свою любимую мечту, и вскоре обнаруживала, что мечту у нее отняли.
Такова жизнь. Приходится все переносить. Старая женщина хорошо это знала.
* * *
Становилось все более очевидным, что жизнь дочери не спасти. Пораженная горем София заболела и не вставала с постели.
– Это даже хорошо, – говорили придворные, – потому что она не видит угасания дочери, которую любит больше всего на свете. Мать не вынесла бы зрелища предсмертных мучений бедняжки.
София Шарлотта лежала высоко на подушках, и, несмотря на страдания, лицо у нее было спокойным и удовлетворенным. За несколько дней до болезни матери, когда королева поняла, что конец близок, она поговорила с Софией о Каролине. И та пообещала сделать все, чтобы занять в жизни Каролины место Софии Шарлотты. София рассказала дочери о своих планах привезти Каролину в Ганновер.
– Здесь она станет мне родной дочерью, – пообещала старая дама.
– Пусть она займет в вашем сердце мое место, – попросила София Шарлотта.
– Это твое место, и никто не может занять его, – возразила курфюрстина. – Но я полюбила твою дочь, и до конца моих дней буду заботиться о ней.
– Ради меня, – прошептала София Шарлотта.
Курфюрстину так потряс этот разговор, что София Шарлотта не смогла продолжить его. Но это и не имело значения, ибо она получила от матери заверение, которое успокоило ее.
Когда старая курфюрстина поняла, что смерть дочери близка, она не выдержала. Стоицизм покинул ее. Она умела переносить несчастья, но эту величайшую трагедию своей жизни перенести не могла.
А жизнь с каждым днем уходила, и королева попрощалась с братьями, Георгом Людвигом и Эрнестом Августом. Младший плакал, старший равнодушно уставился на нее. Такими она помнила их с детства. Георг Людвиг никогда не нуждался в их обществе. Ему доставляло удовольствие быть одному и играть с оловянными солдатиками. Он не хотел учиться кланяться и вести светские беседы. Бедному Георгу Людвигу, не любимому своей семьей и не страдавшему от этого, нужны только солдаты, сейчас уже живые, а не игрушечные. И, конечно, женщины. А Эрнест Август – ребенок, которого вечно оттесняли в сторону, считая малышом. София Шарлотта помнила его тоскливо молящие глаза, помнила, как он просил старших принять его в игру. Но если ему и разрешали, то всегда отводили самую унизительную роль. А Макс… Любимый, озорной, веселый Макс. Теперь он жил далеко от родины, потому что ненавидел брата и не мог удержаться от искушения устроить против него заговор. Был и еще один член семьи, которого она знала. Несчастная, горемычная София Доротея, ее невестка, которой страшно не повезло, так как ее выбрали в жены Георгу Людвигу. Красивая, элегантная София Доротея казалась ей слишком легкомысленной, и София Шарлотта не стала подругой жене брата. Но какое это было очаровательное создание! Как мог Георг Людвиг осудить ее на тюремное одиночество за то, что она завела себе любовника?
Но это все осталось в прошлом, а теперь ее ждала неизвестность. Очень скоро она перейдет в мир иной.
– Вы горюете обо мне, – сказала она братьям, стоявшим возле ее постели. – Почему? Я всегда хотела удовлетворить свое любопытство и узнать о жизни после смерти. Мои друзья… даже Лейбниц, не могли объяснить мне, что нас там ждет. Сейчас мне предстоит найти ответ самой. Тут не о чем плакать.
– Мы отправили посланца к королю Пруссии, – бесстрастно сообщил Георг Людвиг.
– Он устроит мне великолепные похороны, – попыталась улыбнуться София Шарлотта. – Для меня это не имеет значения, но ему будет приятно: он любит помпезность и церемониал.
Потом к ее постели подошли племянник и племянница, Георг Август и очаровательная юная София Доротея, названная в честь матери.
– Надеюсь, ты будешь счастлива, – проговорила София Шарлотта, протягивая руку к девочке. София Доротея, такая хорошенькая, очень похожая на мать, подошла ближе, взяла руку умирающей и поцеловала ее.
– Благослови тебя Бог, дорогое дитя, – продолжала София Шарлотта. – Желаю тебе счастливой жизни. И тебе тоже, Георг Август. Может быть, ты найдешь хорошую жену и счастливо – насколько это возможно на земле – проживешь отведенное тебе время.
Мария фон Пёлниц привела в спальню священника, и королева спросила, чего он хочет.
Он ответил, что пришел молиться вместе с ней.
– Позвольте мне умереть, не ссорясь с вами, – вздохнула она. – Долгие годы я изучала религиозные вопросы. Вы не можете сказать мне того, чего бы я уже не знала. И я умираю спокойно.
– Ваше Величество, перед лицом Господа короли и королевы так же смертны, как и обычные люди, – сказал священник.
– Я это хорошо знаю, – ответила она.
Потом София Шарлотта закрыла глаза. Когда она переступила порог неизвестности, на ее лице сияла светлая улыбка.
* * *
Каролина увидела всадников, скачущих в Ансбах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110