Она сбежала по лестнице им навстречу. Конечно, они привезли письма от Софии Шарлотты.
Она стояла в зале дворца под фреской, прославлявшей Карла Буйного, когда посланцы подошли к ней. Каролина удивилась, почему у них такой мрачный вид.
– Ваше Высочество, – сказал один из посланцев, – плохие вести из Ганновера.
– Какие? – спросила она.
– Королева Пруссии умерла во время визита к своей матери…
– Умерла! – Каролина услышала слово, но не поняла, кто его сказал. Голова закружилась, глаза вдруг будто заволокло туманом. Это неправда! Какое-то наваждение! Такое несчастье просто невозможно.
Она схватилась за статую маркграфа, чтобы не упасть. И снова повторила голосом, полным беспредельного отчаяния:
– Умерла!
Больше сказать было нечего. Ее мир рухнул. Зачем теперь принимать решения, думать о том, что будет завтра? В жизни ничего не осталось, ради чего стоило бы жить.
КАРОЛИНА ПЕРЕД СВАДЬБОЙ
Когда случается величайшее из вообразимых несчастий, человек не может просто сидеть и лить бессмысленные слезы, по крайней мере, если этот человек – курфюрстина Ганновера София. Теперь ей оставался только один способ продолжения жизни – с головой уйти в какое-то новое занятие.
Надо сделать попытку заполнить пустоту, оставшуюся после невосполнимой утраты. Надо искать какой-то заменитель.
Принцесса Каролина, сама эмоционально подавленная, могла бы помочь Софии перенести великое горе. У них общее несчастье и общие воспоминания.
Молитва не приносила Софии успокоения, потому что, как она сама признавалась, ей хотелось упрекнуть Божественного Создателя или попросить у него смилостивиться над ней. И тогда она попыталась осуществить план, который мог бы сделать для нее жизнь по меньшей мере терпимой.
Если бы ей удалось привезти в Ганновер Каролину, девушка утешила бы ее в горе, в жизни старой курфюрстины появились бы новые интересы, и она коротала бы так свой век.
Бедная Каролина! Теперь никто не пекся о ее счастье, как это делала София Шарлотта. Конечно, Каролину нельзя было назвать безвольной юной глупышкой, но она осталась без могущественных друзей.
«Чем раньше я смогу выдать ее замуж за Георга Августа, тем лучше», – решила София и принялась за дело.
Сама мысль о том, что сначала придется просить разрешения у Георга Людвига, приводила ее в негодование. Фактически, она ни шагу не могла без него ступить. Теперь хозяином в Ганновере был он. Боже, во что он превратил после смерти отца Ганноверский двор! Георг Людвиг унаследовал всю развращенность отца, но в нем не было ни капли мудрости. Правда и то, что при жизни Эрнеста Августа ей приходилось терпеть правление пресловутой Клары фон Платен, которая в течение многих лет носила титул его любовницы.
Но Георгу Людвигу, по крайней мере, хватало ума выбирать себе в любовницы глупых женщин. А может быть, ему просто на них везло. Они никогда не вмешивались в политику, как это делала Клара фон Платен. Конечно, Георг Людвиг походил на огромного неуклюжего быка, он был совсем не такой утонченный, как отец, и совершенно бесчувственный, однако своих женщин держал в строгости. Если он выказывал расположение одной из них, она немедленно вставала и следовала за ним, другие же не смели протестовать. Он давал им ясно понять, что женщины полезны ему только в одном месте, и это место – спальня.
София поднялась с постели слабая и измученная. Она была не очень готова к битве с сыном, но чувствовала, что действовать надо быстро. Кто знает, может быть, теперь, когда София Шарлотта умерла, Каролина попытается забыть свое горе, окунувшись в новую жизнь в качестве жены эрцгерцога Карла?
Старая курфюрстина поехала в свой любимый Герренхаузен, надеясь там поправить здоровье и решить, что делать. Но даже Герренхаузен, который еще при жизни мужа она считала своим, стал другим. Хотя бы потому, что Георг Людвиг не позволил ей пользоваться всем дворцом. И ей пришлось довольствоваться только одним крылом. Герренхаузен, как Альте-Палас и Лайн-Шлосс, принадлежат ему, сказал он, и жаль, что приходится напоминать ей об этом.
Любимый Герренхаузен, с которым связано столько воспоминаний о прошлых днях! Какие тут широкие липовые аллеи, а и парк чересчур огромен для такого непритязательного дома… Без этого великолепного парка здание выглядело бы просто как помещичий дом, а не как дворец! Парк занимал сто двадцать акров и, естественно, был спланирован подобно Версалю. Там тоже, разумеется, были скульптуры и фонтаны, террасы и клумбы.
По этим аллеям она гуляла с дорогой Софией Шарлоттой перед ее замужеством. Какой несчастной чувствовала себя тогда девушка, и как страдала София от предстоящей разлуки с дочерью, тем более, что она знала, с каким тяжелым сердцем София Шарлотта покидает родной дом. Но брак оказался удачным, дочь стала королевой Пруссии, и король баловал ее. Если бы их сын женился на юной Софии Доротее, то семья бы только укрепилась. Согласится ли король?
Но прежде всего следовало заняться Каролиной. Надо сделать это и ради Каролины, и в память Софии Шарлотты, и ради себя самой. Ведь когда человек стареет, ему ничего не остается, кроме как жить жизнью молодых.
Она отправила в Лейн-Шлосс Георгу Людвигу послание с просьбой навестить ее в Герренхаузене, так как она еще слишком слаба, чтобы приехать к нему.
Он прислал невежливый ответ, что сегодня занят, но, если дела позволят, посетит ее завтра.
– У моего сына манеры конюха, – сердито проворчала она. К несчастью, этот конюх правил всеми в Ганновере.
* * *
Недовольный Георг Людвиг неохотно отправился в Герренхаузен, расположенный в двух милях от Ганновера.
«Чего теперь хочет мать?» – гадал он. Мало ему было хлопот из-за глупой выходки сестры, приехавшей умирать в свой старый дом?! Ведь она наверняка знала, что тяжело больна, так почему бы ей было не остаться в Берлине и не умереть прилично? Он терпеть не мог сентиментальных сцен и не собирался участвовать в них.
Впрочем, мать от них тоже не приходила в восторг…
Нет, скорее, она собирается сделать ему какие-то предложения и полагает, что, расчувствовавшись после смерти сестры, он будет сговорчивым. Но если она действительно так думает, то делает большую ошибку, а ведь его мать не из тех, кто ошибается.
Когда Георг Людвиг подъезжал по липовой аллее к дворцу, его невыразительное темное лицо выглядело еще непреклоннее, чем обычно. Ему нравился порядок в парке, потому что он терпеть не мог неаккуратности. Георг Людвиг был умелым правителем и справедливо полагал, что с тех пор, как он стал курфюрстом, престиж Ганновера в других странах вырос. В германских государствах, может, и были более великолепные дворы, чем его, но не имелось ни одного такого процветающего города, как Ганновер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Она стояла в зале дворца под фреской, прославлявшей Карла Буйного, когда посланцы подошли к ней. Каролина удивилась, почему у них такой мрачный вид.
– Ваше Высочество, – сказал один из посланцев, – плохие вести из Ганновера.
– Какие? – спросила она.
– Королева Пруссии умерла во время визита к своей матери…
– Умерла! – Каролина услышала слово, но не поняла, кто его сказал. Голова закружилась, глаза вдруг будто заволокло туманом. Это неправда! Какое-то наваждение! Такое несчастье просто невозможно.
Она схватилась за статую маркграфа, чтобы не упасть. И снова повторила голосом, полным беспредельного отчаяния:
– Умерла!
Больше сказать было нечего. Ее мир рухнул. Зачем теперь принимать решения, думать о том, что будет завтра? В жизни ничего не осталось, ради чего стоило бы жить.
КАРОЛИНА ПЕРЕД СВАДЬБОЙ
Когда случается величайшее из вообразимых несчастий, человек не может просто сидеть и лить бессмысленные слезы, по крайней мере, если этот человек – курфюрстина Ганновера София. Теперь ей оставался только один способ продолжения жизни – с головой уйти в какое-то новое занятие.
Надо сделать попытку заполнить пустоту, оставшуюся после невосполнимой утраты. Надо искать какой-то заменитель.
Принцесса Каролина, сама эмоционально подавленная, могла бы помочь Софии перенести великое горе. У них общее несчастье и общие воспоминания.
Молитва не приносила Софии успокоения, потому что, как она сама признавалась, ей хотелось упрекнуть Божественного Создателя или попросить у него смилостивиться над ней. И тогда она попыталась осуществить план, который мог бы сделать для нее жизнь по меньшей мере терпимой.
Если бы ей удалось привезти в Ганновер Каролину, девушка утешила бы ее в горе, в жизни старой курфюрстины появились бы новые интересы, и она коротала бы так свой век.
Бедная Каролина! Теперь никто не пекся о ее счастье, как это делала София Шарлотта. Конечно, Каролину нельзя было назвать безвольной юной глупышкой, но она осталась без могущественных друзей.
«Чем раньше я смогу выдать ее замуж за Георга Августа, тем лучше», – решила София и принялась за дело.
Сама мысль о том, что сначала придется просить разрешения у Георга Людвига, приводила ее в негодование. Фактически, она ни шагу не могла без него ступить. Теперь хозяином в Ганновере был он. Боже, во что он превратил после смерти отца Ганноверский двор! Георг Людвиг унаследовал всю развращенность отца, но в нем не было ни капли мудрости. Правда и то, что при жизни Эрнеста Августа ей приходилось терпеть правление пресловутой Клары фон Платен, которая в течение многих лет носила титул его любовницы.
Но Георгу Людвигу, по крайней мере, хватало ума выбирать себе в любовницы глупых женщин. А может быть, ему просто на них везло. Они никогда не вмешивались в политику, как это делала Клара фон Платен. Конечно, Георг Людвиг походил на огромного неуклюжего быка, он был совсем не такой утонченный, как отец, и совершенно бесчувственный, однако своих женщин держал в строгости. Если он выказывал расположение одной из них, она немедленно вставала и следовала за ним, другие же не смели протестовать. Он давал им ясно понять, что женщины полезны ему только в одном месте, и это место – спальня.
София поднялась с постели слабая и измученная. Она была не очень готова к битве с сыном, но чувствовала, что действовать надо быстро. Кто знает, может быть, теперь, когда София Шарлотта умерла, Каролина попытается забыть свое горе, окунувшись в новую жизнь в качестве жены эрцгерцога Карла?
Старая курфюрстина поехала в свой любимый Герренхаузен, надеясь там поправить здоровье и решить, что делать. Но даже Герренхаузен, который еще при жизни мужа она считала своим, стал другим. Хотя бы потому, что Георг Людвиг не позволил ей пользоваться всем дворцом. И ей пришлось довольствоваться только одним крылом. Герренхаузен, как Альте-Палас и Лайн-Шлосс, принадлежат ему, сказал он, и жаль, что приходится напоминать ей об этом.
Любимый Герренхаузен, с которым связано столько воспоминаний о прошлых днях! Какие тут широкие липовые аллеи, а и парк чересчур огромен для такого непритязательного дома… Без этого великолепного парка здание выглядело бы просто как помещичий дом, а не как дворец! Парк занимал сто двадцать акров и, естественно, был спланирован подобно Версалю. Там тоже, разумеется, были скульптуры и фонтаны, террасы и клумбы.
По этим аллеям она гуляла с дорогой Софией Шарлоттой перед ее замужеством. Какой несчастной чувствовала себя тогда девушка, и как страдала София от предстоящей разлуки с дочерью, тем более, что она знала, с каким тяжелым сердцем София Шарлотта покидает родной дом. Но брак оказался удачным, дочь стала королевой Пруссии, и король баловал ее. Если бы их сын женился на юной Софии Доротее, то семья бы только укрепилась. Согласится ли король?
Но прежде всего следовало заняться Каролиной. Надо сделать это и ради Каролины, и в память Софии Шарлотты, и ради себя самой. Ведь когда человек стареет, ему ничего не остается, кроме как жить жизнью молодых.
Она отправила в Лейн-Шлосс Георгу Людвигу послание с просьбой навестить ее в Герренхаузене, так как она еще слишком слаба, чтобы приехать к нему.
Он прислал невежливый ответ, что сегодня занят, но, если дела позволят, посетит ее завтра.
– У моего сына манеры конюха, – сердито проворчала она. К несчастью, этот конюх правил всеми в Ганновере.
* * *
Недовольный Георг Людвиг неохотно отправился в Герренхаузен, расположенный в двух милях от Ганновера.
«Чего теперь хочет мать?» – гадал он. Мало ему было хлопот из-за глупой выходки сестры, приехавшей умирать в свой старый дом?! Ведь она наверняка знала, что тяжело больна, так почему бы ей было не остаться в Берлине и не умереть прилично? Он терпеть не мог сентиментальных сцен и не собирался участвовать в них.
Впрочем, мать от них тоже не приходила в восторг…
Нет, скорее, она собирается сделать ему какие-то предложения и полагает, что, расчувствовавшись после смерти сестры, он будет сговорчивым. Но если она действительно так думает, то делает большую ошибку, а ведь его мать не из тех, кто ошибается.
Когда Георг Людвиг подъезжал по липовой аллее к дворцу, его невыразительное темное лицо выглядело еще непреклоннее, чем обычно. Ему нравился порядок в парке, потому что он терпеть не мог неаккуратности. Георг Людвиг был умелым правителем и справедливо полагал, что с тех пор, как он стал курфюрстом, престиж Ганновера в других странах вырос. В германских государствах, может, и были более великолепные дворы, чем его, но не имелось ни одного такого процветающего города, как Ганновер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110