Духовники говорили, что после революции Зеркало Правды обагрилось пролитой кровью и потеряло свои чудодейственные свойства, лишь молитвы и приношения оставшихся верными живому богу вернут ему былое волшебное свойство.
Но мало кто теперь верил сказкам исмаилитов. Никто не несет подарков к таинственному камню. Это только скала из розового кварца…
Максимов думал о том, что Ибрагим-беку незачем было стремиться в глубь страны: он не найдет там поддержки у населения. Ибрагим-бек, конечно, рассчитывает на раскулаченных баев, их родственников и приспешников, на темных, неграмотных крестьян, ещё находящихся во власти религиозного фанатизма, будь то шииты, суниты или исмаилиты, на уголовников и контрреволюционеров. - Стой! Кто едет? - неожиданно раздался из-за камня вопрос по-русски.
Через несколько секунд молчания вопрос был повторен по-киргизски.
- Свои, Максимов!
Узнав Максимова, из-за камня вышел боец с винтовкой. Он предупредил, что их взвод, которым командует Федоров, расположен в соседней лощине. Максимов знал Федорова, опытного кадрового командира.
- На южной горе, - говорил боец, - сегодня видели двух вооруженных неизвестных людей. Кроме того, неподалеку заметили караван, который поднимался из Алайской долины сюда, в горы. Максимов опять двинулся вперед. Солнце зашло. Быстро темнело. - Товарищ начальник, впереди огонь, - тихо сказал боец. - Вижу. Костер караванщиков.
Еще издалека Максимов предупредил сидевших вокруг костра, чтобы они не боялись. Маленькая белая собачонка громко залаяла на незнакомцев.
Максимов не спеша подъехал, спешился, отдал лошадь бойцу и, пошатываясь на затекших ногах, обратился к седобородому караван-баши:
- Как доехал, Ашубаев? Не узнаешь друзей?
Караван- баши радостно вскрикнул и долго тряс протянутую руку. Белая собачонка замолчала и спокойно улеглась возле костра. Всю ночь Максимов просидел у костра, слушая новости караванщиков, прибывших из Кашгарии.
От них он узнал о нападении на караван в Алайской долине двух грабителей. Они рассказали ему, что неожиданно прибывший джигит Джура наказал воров и даже заставил их заплатить потерпевшим за пережитый страх.
Максимов сразу заинтересовался происшедшим. Сомнений быть не могло. По описаниям, это был тот самый Джура из Мин-Архара, которого басмачи Юсуфа увезли прошлой осенью с собой. Разговор зашел о банде Ибрагим-бека. Ашубаев рассказал, что в Кашгарии говорят о басмачах Тагая, которые должны перейти границу для помощи Ибрагим-беку.
Вдруг собачка, до сих пор спавшая спокойно, вскочила и отчаянно залаяла на груду камней. Верблюды, подняв голову, смотрели на эти же камни.
- Верблюжий вор? - спросил Максимов.
Этого было достаточно, чтобы караванщики, чувствовавшие себя весьма храбро в присутствии Максимова, побежали к камням. После непродолжительной борьбы они приволокли к костру невысокого коренастого киргиза. Это был Кучак. У одного караванщика лоб был рассечен и кровь заливала глаза. Караван-баши держал камчу, вырванную из рук киргиза, и с удивлением рассматривал её. - Не трогайте меня! - громко кричал Кучак. - Если хоть один волос упадет с моей головы, виновника постигнет смерть от руки моего друга Максимова. Я спешу к нему, и горе вам, преграждающим мой путь! Я болен множеством ужасных болезней: оспой, проказой… - Он осекся, увидев знакомое лицо караван-баши. - А-а-а-а… Это ты… - смущенно продолжал он. - Дай же мне идти дальше. У меня важные вести. Мой друг Максимов наградит тебя.
- А кто он, этот твой друг? - перебил его Максимов с интересом.
- Максимов? - спросил путник. - О, это «Человек, который везде»! И он не любит длинных языков и пустого любопытства! Путник пошатнулся, замолк и быстро опустился возле костра. Пыльный халат, порванные ичиги и выражение усталости на осунувшемся лице показывали, что он прошел длинный путь. - А где твой конь? - спросил Максимов.
- На дороге остался, - устало ответил незнакомец. - Отдай мне своего коня. Максимов возвратит тебе два.
- Кто ты такой? - спросил Максимов.
- Я? Я… я киргиз… Какое тебе дело, кто я? Я друг Максимова. - Я - Максимов! И совершенно не знаю тебя. Довольно болтать, сейчас же говори правду! Кто ты и откуда?
- Ты Максимов? - удивился путник. - Нет, нет, ты обманываешь бедного неграмотного киргиза.
- Это истинная правда, - сказал караван-баши, с любопытством прислушиваясь к разговору.
Путник с красными от бессонницы и слезящимися от ветра глазами долго всматривался в Максимова и наконец сказал плачущим голосом:
- Я Кучак, меня послал Джура. Но откуда я могу знать, что ты действительно Максимов? Мне Джура говорил: шрам… У тебя, правда, шрам под левым ухом. Ты Максимов!… - Кучак сразу повеселел и ожил. - Я был в Горном кишлаке, искал тебя там… Горный кишлак сегодня днем заняли басмачи Тагая. Они и сейчас там. - Ты что-то путаешь, Кучак, - спокойно сказал Максимов. - Ах, начальник, верь мне! Басмачи один за другим пришли на базар, как дехкане, без оружия. А потом кишлак взяли. И оружие оказалось, и всё… Рахим сказал мне: «Иди к начальнику, спрашивай у киргизов о „Человеке, который везде“. Расскажи ему». Максимов не обнаружил чрезмерного волнения.
- Так! А что ты говорил о Джуре? Сегодня я о нем второй раз слышу.
- Джура послал меня в Горный кишлак и рассказал, что надо делать. Дело такое: старый охотник Идрис сказал Джуре, что границу перейдет Тагай с бандой. Меня и Саида Джура отправил на гору сторожить другой проход. Потом, уже ночью, приехал и говорит: «Поймали».
- Тагая?
- Тагая!
- Ты, может быть, ошибаешься, Кучак? Ты хорошо знаешь, что пойман именно Тагай?
- Раз говорю - значит, знаю, - ответил Кучак. Сонный, как сова днем, он сидел покачиваясь и, закрыв глаза, еле слышно говорил. Максимову казалось, что он сейчас совсем заснет и упадет.
- Говори понятно, отвечай на вопросы, - сказал Максимов. - Зачем Джура послал тебя в Горный кишлак?
- Пусть уйдут подальше караванщики, - сказал Кучак. - Это большая тайна.
Он оглянулся - караванщики были далеко от них. Светало, и они собирались в путь.
- У меня есть для тебя очень важная тайна, - повторил Кучак. - Говори, тихо сказал Максимов.
- Она у меня в ичиге.
- Тайна?
- Да! Одна бумага. О ней Джура сказал так: «Иди дни и ночи, прокладывай путь себе песней, ножом и обманом, но вручи её Максимову».
- Давай, давай! - нетерпеливо сказал Максимов. Кучак снял ичиг, вынул свернутую тряпку и достал грязный белый кусок шелка.
Максимов над огнем прочитал написанное на шелке. Это был фирман Ага-хана. Он был написан арабским шрифтом. В нем было обращение к лицам, названным условными кличками, из которых Максимову были известны только три. В нем говорилось о необходимости восстанавливать население против Советской власти, доводя все мероприятия до абсурда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159