Он пошел, и его убили в упор из-за камня. - Правильно он говорит? - спросил Козубай Кзицкого. - Да, - ответил Кзицкий, - правда. Я назвал Ахмеда трусом, когда он не захотел идти вперед.
За дверью послышались возбужденные голоса. Все хотели услышать, что скажет сам Кзицкий.
Козубай, прищурив глаза и подняв брови, тихо спросил: - Зачем так сделал?
Кзицкий молчал. Он высокомерно смотрел на толпившихся у дверей членов добротряда.
- Я сам шел рядом с Ахмедом, - спокойно добавил он. Толпа зашумела.
- Эй, Шараф! - позвал Козубай.
- Шараф, Шараф! - раздались голоса.
Шараф вошел, жуя что-то на ходу и вытирая о халат руки. Вслед за ним вошел Джура.
- Кзицкий шел на басмачей рядом с Ахмедом? - спросил Козубай у Шарафа.
Наступила тишина. Кзицкий смотрел в окно. Шараф поспешно проглотил пищу и ответил:
- Шел.
Кзицкий высоко поднял голову и пошел к двери. Все расступились, уступая ему дорогу.
- Расходитесь, - сказал Козубай.
В кибитке у Козубая остался один Джура. Он задумчиво смотрел в огонь и тихо говорил:
- Я думаю, думаю и не понимаю: почему басмачи стреляли в Ахмеда? Почему они не стреляли в Кзицкого? Басмачи, мне говорил сам Ахмед, стреляют сначала в начальника.
Джура подошел к очагу и сел на корточки. Заметив бумажку, брошенную Кзицким, он положил её на угли. Козубай молчал, крепко сжав губы. Джура, горестно склонив голову набок, смотрел на горячие угли и вдруг с удивлением заметил, что на бумаге, которую он бросил в огонь, выступили темные буквы. Край бумаги вспыхнул, но Джура быстро выхватил её из огня.
- Что ты делаешь? - спросил его Козубай.
- Посмотри! - сказал Джура.
Козубай скользнул взглядом по обгоревшей бумаге. - Я знаю это письмо, - сказал он. - Брось на пол и никому о нем не говори. Иди.
Едва только за Джурой закрылась дверь, как Козубай быстро поднял письмо. На листе, покрытом арабскими буквами, ясно выступил латинский шрифт.
Дверь заскрипела. Козубай быстро спрятал письмо за пояс. Вошел Кзицкий и внимательно посмотрел в очаг, возле которого он бросил бумажку.
- Что ищешь? - спросил Козубай.
- Я бросил тут письмо. Курить захотел, а бумаги нет. - Наверно, сгорело. Сядь, поговорим.
- Досадно! - сказал Кзицкий и нервно зашагал по кибитке из угла в угол.
В дверь вошел Муса:
- Басмачи ссорятся. Я их посадил в кибитку и сказал, что если они всего не расскажут, то их расстреляют. Толстый испугался, и я через дымоход слышал, как он уговаривал рябого все рассказать, а рябой говорит: «Молчи».
Козубай вызвал Джалиля и приказал седлать двух лошадей. - Поедем к Ивашко! - сказал он.
Вскоре они уже скакали по направлению к горе Глаз Дракона, но только далеко за полночь разыскали палатку молодого геолога. Козубай был удивлен, встретив Максимова в палатке Ивашко. Юрий Ивашко очень обрадовался гостю.
- Я все выяснил, - сказал Ивашко. - Теперь аксакалы не смогут морочить голову насчет «глаза дракона». На горе пещера с двумя отверстиями. Свет луны отражается в белой кварцевой стене, и тогда «глаз дракона» светится…
- Надеюсь, что ты приехал не на чашку чаю, - сказал Максимов Козубаю. - В чем дело?
- Да вот хотел, чтобы Ивашко мне прочел это письмо. А теперь прочти сам. - Козубай подал Максимову бумажку, найденную у басмачей, и вкратце рассказал все, что произошло. Максимов с интересом прочел письмо и медленно сказал: - По-арабски написана какая-то абракадабра. А молоком по-английски: «Господин Кзицкий. 5.XI. Курбаши*** предупрежден И. 8123». Узнать бы, что это такое?
- Узнаю. - Ноздри Козубая раздулись и побелели, а глаза прищурились.
- А если Кзицкий сбежит, воспользовавшись твоим отсутствием? - Не сбежит.
- Я тоже так думаю. Ведь он не подозревает об этом своем разоблачении?
- Если и подозревает, то точно не знает!
- Я ведь предупреждал тебя: следи за ним лучше, - сказал Максимов. - Впрочем, есть директива всех вольнонаемных в пограничных районах по возможности заменить. Я думаю, скоро и у нас система погранохраны будет во всем такая же, как на западной границе. Ты не слышал ничего нового о курбаши Юсуфе? - Пограничники два раза потрепали его банду, и он или ушел за границу, или бродит где-то в горах.
- «Где-то»! - насмешливо сказал Максимов. - И это говорит начальник добротряда! А я сюда из-за него и приехал. Завтра думал у тебя быть. Надо немедленно разведать горы к югу… Знаешь что, - сказал он после некоторого раздумья, - бери десять человек из моего отряда и поезжай теперь же туда. Я с Федоровым поеду в крепость. Если ничего нового завтра к вечеру не будет, возвращайся обратно. А я пока сам выясню дело с Кзицким. Вы же, молодой человек, - он обернулся к Ивашко, - не задерживайтесь и завтра же уезжайте в Ош или Уч-Курган. А то снег окончательно завалит перевалы, и вам придется здесь зимовать. С перевалами не шутите: там особенно опасны снежные лавины. Ну, какие ещё новости? Говорите скорей, мне некогда! Видимо, очень опасен Кзицкий, твой «помощник», - насмешливо подчеркнул Максимов это слово, обращаясь к Козубаю.
Ивашко впервые видел Максимова таким рассерженным. - Мои захватили двух басмачей. Я не успел их допросить: торопился узнать, что в письме, - ответил Козубай. - Эх, зря я этого сразу не сделал!
- Постараюсь исправить твой промах! - крикнул Максимов, выходя из кибитки.
Приехав в крепость, Максимов решил сейчас же допросить басмачей, чтобы узнать, от кого они привезли письмо Кзицкому, а может быть, и раскрыть смысл двух таинственных строчек, написанных молоком.
- Где Кзицкий? - спросил он сторожевого.
- Пишет акт.
- Какой акт?
- О расстреле пойманных сегодня басмачей.
- Так! - сказал Максимов.
Он быстро направился к Кзицкому, взяв с собой Мусу. Кзицкого в кибитке не оказалось.
- Он у Джуры, - сказал им Таг.
И они пошли на крики, долетавшие из лекарской кибитки, где до сих пор жил Джура.
IX
После отъезда Козубая Таг прибежал к Джуре искать защиты. Кзицкий отобрал у Тага подаренный Джурой карамультук и пошел к Джуре.
- Ты не имеешь права дарить оружие! Кто ты такой? Простой охотник. Ты много о себе думаешь! - кричал Кзицкий. - Воображаешь, что ты герой и все можешь делать! Ты - ничто, подчиненный Козубая, и не можешь без его приказа пальцем пошевелить! Хочешь, возьму тебя к себе в помощники? - неожиданно переменив тон, сказал он удивленному Джуре. - Поедем на басмачей.
Джура ничего не ответил. Ему очень хотелось ошеломить Кзицкого сообщением, что он тоже кое-что знает. Он колебался: «Сказать или нет?»
- Может быть, ты боишься? - прищурив глаза, насмешливо спросил Кзицкий.
Джура посмотрел на него, сердито засопел и тут же решил, что ничего ему не расскажет, встретит банду сам и докажет, трус он или нет.
- Сам трус! - ответил он дерзко.
- Как ты смеешь! - рассердился Кзицкий, подходя. - Как со мной разговариваешь? Распустился! Почему для тебя особый режим?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159