– Никаких шуток. Это правда, и только правда, и ничего, кроме правды. – Она повернула к нему свое бледное лицо. – Но если бы я тебя предупредила, ты бы мне не поверил.
Они заехали прямо в желтый прибой. Вокруг грохотало море. В холодном воздухе отчетливо разносились звуки: позвякивание сбруи, поскрипывание седел.
– Совет – это изощренная легенда. Так лучше, когда люди верят, что некий верховный орган руководит их жизнями, управляет городом. Но правда заключается в том, что подобный Совет просто не смог бы здесь существовать. Шаангсей не потерпел бы его.
– Ты говоришь это так, словно город – живое существо.
Она кивнула.
– Во всем мире нет второго такого места. Совет, состоящий из представителей группировок, имеет смысл только в виде идеи. В действительности он бы не продержался и дня – они разорвали бы друг друга в клочья.
– Ас кем же встречаются люди, которые ожидают приема в городе за стенами?
– Со мной, если они вообще с кем-то встречаются.
Он внимательно посмотрел на нее. Она сидела очень прямо. Ее волосы полоскались на ветру, бездонные глаза мерцали.
– С тобой? Но почему? Разве ты предводительница какой-нибудь из шаангсейских группировок?
И тут Кири рассмеялась. Смех ее звучал долго, и ветер уносил в ночь его мелодичные, восхитительные переливы.
– Нет, мой воин, не какой-нибудь из группировок.
Прибой окатывал бока лум. Впечатление было такое, что шерсть их светится в брызгах пены. Кири ударила пятками своего луму и поскакала вперед, через вздыхающие дюны с подвижными гребнями, а Ронин срезал дорогу и поскакал напрямик, через вдающийся в берег залив. Морская вода как будто расступалась перед бегущим лумой, а звезды казались такими близкими.
Он выехал из прибоя; шерсть его скакуна приобрела огненно-красный оттенок – цвет тлеющего факела. Ронин услышал крик Кири:
– Нет, не группировки. Правитель может быть только один. Власть над городом сосредоточена в одних руках.
В холодном свете ее лицо приобрело серебристый оттенок.
– В моих руках, Ронин. Я – императрица Шаангсея.
* * *
Ночь окутала все пеленой мрака. Где-то с тоскливым однообразием капала вода. Лампы были потушены, и никто не пришел, чтобы их зажечь. Сверху, из открытого окна на втором этаже, доносились звуки ожесточенного спора. Шлепок затрещины и короткий вскрик. Тишина. Он неподвижно застыл в дверном проеме и прислушался. Где-то залаяла собака. Он услышал шаги. Мимо шаткой походкой прошли две женщины, смеясь и придерживая одежду нетвердыми руками. Пахнуло потом. На мгновение мелькнула белая кожа. Потом улица опустела.
Ворота перед ними открылись, и Ронин вдохнул влажный аромат бархатного сада, зелень которого казалась сейчас черной. Только после того, как они с Кири спешились, а лоснящихся лум отвели в стойло, был зажжен небольшой факел.
После суровой красоты белого песка и черного неба буйство зелени кружило голову. Ронин вдыхал запах жасмина, вслушивался в бесчисленные шорохи ночного сада.
В свете факела кружились желтые насекомые. Кири шагнула к нему. Тишина была оглушительной. Он протянул руку, чтобы остановить ее. Мгновение спустя звуки возобновились.
Бледное лицо в обрамлении колышущихся волос. Она взяла его за руку, и они пошли по траве, сквозь лабиринт кустарников выше человеческого роста, мимо шелестящих ароматных пихт с блестками росы – в другой конец сада. Она бросила факел на землю и затушила пламя. Они оказались в полной темноте. Негромкие звуки вдруг стали отчетливее. Зрачки у Ронина расширились. Они стояли перед распахнутой дверью в глухой каменной стене. Кири предложила ему войти. На пороге он повернулся к ней.
– Кири, а почему Туолин посоветовал мне просить помощи у Совета?
Она пожала плечами.
– Может быть, он не хотел лишать тебя надежды.
– Но Совета не существует.
– Едва ли Туолин об этом знал.
– Ты уверена?
– Да, почти. А что?
– Я... не знаю. Какое-то время я думал...
– О чем?
– Почему они вышли в поход так внезапно?
– У воинов свои представления о времени. Они вышли, потому что их вызвали раньше.
– Конечно. Наверное, ты права.
Они вошли в темный коридор.
– Иди прямо, – сказала она, заходя ему за спину. – Здесь нет никаких поворотов.
Но он застыл, вглядываясь в темноту.
– Ей уже лучше, той женщине, которую ты принес сюда. Она уже встает и даже пытается помогать девушкам. Скоро она совсем поправится.
– Что она тебе рассказывала?
– Ничего.
– Совсем ничего?
– Она немая.
– Я бы хотел с ней увидеться.
– Конечно. Мацу сказала ей о тебе. Она хочет поблагодарить...
Он споткнулся и чуть не упал; у него перехватило дыхание. Темнота неожиданно расступилась, и перед ним возник свет. Он увидел огромный зал, отделанный желтым, розовым и черным мрамором. Полукруглый позолоченный потолок поддерживали двенадцать колонн, по шесть с каждой стороны. Свет от золотых светильников лился в центральную часть зала, оставляя в полумраке стены, но Ронин все-таки разглядел фрески с зыбкими и текучими изображениями необычайно прекрасных женщин и мужчин, златокожих, сапфироволосых, высоких и гибких. Он моргнул и заставил себя дышать.
– Что с тобой? – спросила Кири, кладя руки ему на плечи.
– Я видел это место раньше, – хрипло выдавил он.
– Но это невозможно. Ты...
– Я уже был здесь, Кири.
– Ронин...
– И теперь знаю, что снова сюда попаду. Поверь мне, я был в этом месте. В Городе Десяти Тысяч Дорог, в доме дор-Сефрита, великого мага Ама-но-мори...
Он ждал слишком долго. Он осторожно пересек улицу, перебегая из тени в тень, а когда он встал под каменным кувшином, меч его был обнажен.
Он вошел стремительно и тихо, выставив вперед правое плечо. Воздух был перенасыщен тяжелым запахом снадобий и порошков. Ронин понял не глядя, что пузырьки, кувшинчики и склянки сброшены с полок и все перебиты, а их таинственное содержимое рассыпано и разлито по полу. Запахи, разносимые ночным ветром, перемешались в невероятную смесь.
Он обнаружил аптекаря пригвожденным к стойке топором, торчавшим из чахлой груди. Лезвие прошило старика насквозь, глубоко врезавшись в дерево. Дернув за рукоять, Ронин выдернул топор, и тело соскользнуло на пол, усыпанный порошками.
Ронин взглянул на то место, где висел старик. На деревянной поверхности стойки он увидел две темные полоски в форме перевернутого знака "V", словно аптекарь хотел написать что-то кровью, хлеставшей из страшной раны, но не успел.
Последняя надежда потеряна; аптекарь убит, свиток прочесть больше некому, и теперь ничто не остановит Дольмена. Клинок Ронина превратился в серебряную дугу. Что-то его укусило, и одновременно раздался крик. Он рубанул по обеим ногам. На пол упал топор. Скрип половиц, на которые рухнуло тяжелое тело. А потом все вокруг пришло в движение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69