Потом он осознал, что натворил, и тихо всхлипнул.
– Ну что ж, – сказал Бедевер, поднимаясь на ноги и стряхивая с колен изрядное количество пыли. – Это все же сработало.
Его никто не слушал. Хакеры пялились с раскрытыми ртами и глазами размером с компакт-диск на маленькую, лишенную мебели, пыльную комнатушку, в которой они оказались. Туркин в поисках чего-то шарил по карманам.
– Вот она! – сказал он наконец, вытащив довольно неопрятную мятную конфету. – Я знал, что еще одна должна была остаться, – он кинул ее в рот и захрустел.
– Итак, мы здесь, – произнес Бедевер. Он понимал, что говорит сам с собой; но что еще остается делать, если пытаешься поддержать разумную беседу в таком окружении? – Это я, пожалуй, удачно придумал. Да, – согласился он, – неплохая мысль, хотя не мне стоило бы об этом говорить. Итак…
Он огляделся. Не считая факса, его самого, одиннадцати человек, пустой пластиковой упаковки из-под молочного коктейля и маленькой картонной коробки, в комнате ничего не было.
– Насколько я понял, – продолжал Бедевер, – все сводилось к относительности. К относительности? Да, к относительности. Поскольку, если можно сказать, что мир остается на месте, а зарегистрированный офис движется, то можно также сказать и что зарегистрированный офис остается на месте, а…
Туркин подобрал упаковку из-под коктейля, заглянул в нее, позеленел и уронил ее на пол.
– А потом ты сказал, – продолжал Бедевер, обращаясь к одному из хакеров, который не слушал его, – что еще никто не нашел дверь в зарегистрированный офис. Сколько ее ни искали, говорил ты, никому не удалось обнаружить ее. Можно подумать, сказал ты, что она существует только снаружи, но не изнутри. И именно это, видишь ли, и навело меня на мысль…
Туркин провел пальцем по стене, но слой пыли был настолько толст, что его палец застрял, пропахав глубокую борозду.
– А здесь не помешала бы хорошая уборка, – отметил он. – Это не похоже на те офисы, где я бывал. Для начала, здесь нет ни одного телефона.
– И я подумал, – продолжал Бедевер, воззрившись на картонную коробку, – если никто никогда не видел двери, может быть, двери и не существует. И что бы вы думали, – победно заключил он, – здесь действительно нет двери!
Никто его не слушал; но это еще не значит, что он не был прав. Здесь действительно не было двери. Не было также окон, вентиляционных отверстий, дверки для кошки – ничего. Только четыре стены без единого изъяна.
Бедевер опустился на колени и пошарил в кармане в поисках перочинного ножа, чтобы обрезать веревку, которой была завязана картонная коробка.
– Как и было сказано, – пробормотал он, – исключи невозможное, и то, что останется, будет правдой. Интересно, где в таком случае находится источник освещения.
В комнате неожиданно стало темно.
– Кто-нибудь, дайте мне карту.
В коридоре все стихло.
– Кто-нибудь из вас, – ласково произнесла Королева, – разумеется, захватил с собой карту, не правда ли?
– Ты что-то сказал, Беддерс?
Бедевер, так и не нашедший свой нож, фыркнул. Веревка была нейлоновая, из тех, что режут руки до крови, когда пытаешься ее разорвать.
– Что-то насчет света, – продолжал Туркин.
Вокруг себя Туркин слышал странные тихие звуки, издаваемые хакерами. Краем сознания он мог понять их: в конце концов, они находились в зарегистрированном офисе, святая святых всех атлантов. И они только что обнаружили, что в нем нет двери. И в довершение всего здесь было темно.
– Непонятно, – продолжал Туркин, думая вслух, если это можно было так назвать, – как это здесь нет ни входа, ни выхода, только стены. Тут, пожалуй, задумаешься, – он пошарил языком во рту, проверяя, не остался ли где-нибудь мятный вкус. Не остался. – Ничего удивительного, что здесь черт знает сколько лет не убирались! Как бы они сюда попали – да еще ведь надо как-то протащить пылесос и все прочее! На самом деле, – добавил он, – странно, что сюда вообще проходит воздух. Я хочу сказать, эти стены выглядят вполне герметичными…
В темноте один из хакеров начал задыхаться.
– Ну что же, тогда, быть может, компас. У кого-нибудь из вас, мальчики, есть с собой такая вещь, как компас?
Нет ответа. Королева поцокала языком.
– Что вам сказать, – произнесла она, – я не хочу никого обидеть, но не кажется ли вам, что это немного глупо с чьей-то стороны?
В абсолютно прямом, ровном, выложенном кафелем коридоре, простирающемся на несколько миль в обоих направлениях, есть лишь одно место, куда можно спрятаться: за чьей-нибудь спиной. Не произведя видимого для глаза движения, помощники выстроились в цепочку, во главе которой оказался Ификрат.
– Простите, – выговорил он. Королева пристально посмотрела на него и улыбнулась, так что он почувствовал, как у него на щеках шелушится кожа.
– Ничего, – сказала она. – Все мы делаем ошибки. Ну что, кто-нибудь, что мы делаем теперь? Есть светлые идеи?
Королева выждала немного, мягко постукивая ногтями по кафельной стене коридора, пока не начало казаться, что весь коридор вибрирует, как кожа барабана.
– Ни у кого ничего? Жаль, – она облизнула губы. – Что ж, – произнесла она, – хорошо еще, что я здесь, не так ли?
Помощники слегка расслабились. Несмотря на то, что она внушала неподдельный ужас и никто из них не был в особенном восторге от ее присутствия рядом – а как она здесь оказалась, кстати? – ни у кого не вызывало сомнений, что Мадам так или иначе выведет их из этого туннеля. Вопрос был лишь в том, что будет с ними после этого.
Возможно, в туннеле было не так уж плохо.
– Как вы посмотрите, – сказала Королева, – если мы выпьем чашечку чая?
Зубы Бедевера были в отличном состоянии, принимая во внимание его возраст.
В школе, разумеется, над ним смеялись. Прятали его зубную щетку. Подсыпали мела в его зубной порошок. Но он стоял на своем – он обещал маме, – и теперь он понимал, почему она была так настойчива.
– Готово! – произнес он, выплевывая огрызки нейлоновой веревки. Мгновение спустя он нащупал крышку коробки и открыл ее.
Это не так-то легко описать.
У истоков проблемы лежат последствия катастрофического явления, получившего название Чумы Прилагательных, которое поразило альбионоязычные народы вскоре после отречения короля Артура. Хотя о ней на удивление мало что известно, эта чума (как выяснилось впоследствии, ею заражались, уколовшись о шпильки на задних страницах «Лессера» и «Журналистик Клише») оказала на описательную прозу такое же воздействие, как филлоксера на виноградники Франции. Целые классы сравнений были стерты с лица земли. Поколениям авторов не оставалось ничего иного, кроме как ковыряться в свежих ранах коллективного бессознательного, где когда-то росли вымершие метафоры.
Как бы там ни было, произошло вот что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
– Ну что ж, – сказал Бедевер, поднимаясь на ноги и стряхивая с колен изрядное количество пыли. – Это все же сработало.
Его никто не слушал. Хакеры пялились с раскрытыми ртами и глазами размером с компакт-диск на маленькую, лишенную мебели, пыльную комнатушку, в которой они оказались. Туркин в поисках чего-то шарил по карманам.
– Вот она! – сказал он наконец, вытащив довольно неопрятную мятную конфету. – Я знал, что еще одна должна была остаться, – он кинул ее в рот и захрустел.
– Итак, мы здесь, – произнес Бедевер. Он понимал, что говорит сам с собой; но что еще остается делать, если пытаешься поддержать разумную беседу в таком окружении? – Это я, пожалуй, удачно придумал. Да, – согласился он, – неплохая мысль, хотя не мне стоило бы об этом говорить. Итак…
Он огляделся. Не считая факса, его самого, одиннадцати человек, пустой пластиковой упаковки из-под молочного коктейля и маленькой картонной коробки, в комнате ничего не было.
– Насколько я понял, – продолжал Бедевер, – все сводилось к относительности. К относительности? Да, к относительности. Поскольку, если можно сказать, что мир остается на месте, а зарегистрированный офис движется, то можно также сказать и что зарегистрированный офис остается на месте, а…
Туркин подобрал упаковку из-под коктейля, заглянул в нее, позеленел и уронил ее на пол.
– А потом ты сказал, – продолжал Бедевер, обращаясь к одному из хакеров, который не слушал его, – что еще никто не нашел дверь в зарегистрированный офис. Сколько ее ни искали, говорил ты, никому не удалось обнаружить ее. Можно подумать, сказал ты, что она существует только снаружи, но не изнутри. И именно это, видишь ли, и навело меня на мысль…
Туркин провел пальцем по стене, но слой пыли был настолько толст, что его палец застрял, пропахав глубокую борозду.
– А здесь не помешала бы хорошая уборка, – отметил он. – Это не похоже на те офисы, где я бывал. Для начала, здесь нет ни одного телефона.
– И я подумал, – продолжал Бедевер, воззрившись на картонную коробку, – если никто никогда не видел двери, может быть, двери и не существует. И что бы вы думали, – победно заключил он, – здесь действительно нет двери!
Никто его не слушал; но это еще не значит, что он не был прав. Здесь действительно не было двери. Не было также окон, вентиляционных отверстий, дверки для кошки – ничего. Только четыре стены без единого изъяна.
Бедевер опустился на колени и пошарил в кармане в поисках перочинного ножа, чтобы обрезать веревку, которой была завязана картонная коробка.
– Как и было сказано, – пробормотал он, – исключи невозможное, и то, что останется, будет правдой. Интересно, где в таком случае находится источник освещения.
В комнате неожиданно стало темно.
– Кто-нибудь, дайте мне карту.
В коридоре все стихло.
– Кто-нибудь из вас, – ласково произнесла Королева, – разумеется, захватил с собой карту, не правда ли?
– Ты что-то сказал, Беддерс?
Бедевер, так и не нашедший свой нож, фыркнул. Веревка была нейлоновая, из тех, что режут руки до крови, когда пытаешься ее разорвать.
– Что-то насчет света, – продолжал Туркин.
Вокруг себя Туркин слышал странные тихие звуки, издаваемые хакерами. Краем сознания он мог понять их: в конце концов, они находились в зарегистрированном офисе, святая святых всех атлантов. И они только что обнаружили, что в нем нет двери. И в довершение всего здесь было темно.
– Непонятно, – продолжал Туркин, думая вслух, если это можно было так назвать, – как это здесь нет ни входа, ни выхода, только стены. Тут, пожалуй, задумаешься, – он пошарил языком во рту, проверяя, не остался ли где-нибудь мятный вкус. Не остался. – Ничего удивительного, что здесь черт знает сколько лет не убирались! Как бы они сюда попали – да еще ведь надо как-то протащить пылесос и все прочее! На самом деле, – добавил он, – странно, что сюда вообще проходит воздух. Я хочу сказать, эти стены выглядят вполне герметичными…
В темноте один из хакеров начал задыхаться.
– Ну что же, тогда, быть может, компас. У кого-нибудь из вас, мальчики, есть с собой такая вещь, как компас?
Нет ответа. Королева поцокала языком.
– Что вам сказать, – произнесла она, – я не хочу никого обидеть, но не кажется ли вам, что это немного глупо с чьей-то стороны?
В абсолютно прямом, ровном, выложенном кафелем коридоре, простирающемся на несколько миль в обоих направлениях, есть лишь одно место, куда можно спрятаться: за чьей-нибудь спиной. Не произведя видимого для глаза движения, помощники выстроились в цепочку, во главе которой оказался Ификрат.
– Простите, – выговорил он. Королева пристально посмотрела на него и улыбнулась, так что он почувствовал, как у него на щеках шелушится кожа.
– Ничего, – сказала она. – Все мы делаем ошибки. Ну что, кто-нибудь, что мы делаем теперь? Есть светлые идеи?
Королева выждала немного, мягко постукивая ногтями по кафельной стене коридора, пока не начало казаться, что весь коридор вибрирует, как кожа барабана.
– Ни у кого ничего? Жаль, – она облизнула губы. – Что ж, – произнесла она, – хорошо еще, что я здесь, не так ли?
Помощники слегка расслабились. Несмотря на то, что она внушала неподдельный ужас и никто из них не был в особенном восторге от ее присутствия рядом – а как она здесь оказалась, кстати? – ни у кого не вызывало сомнений, что Мадам так или иначе выведет их из этого туннеля. Вопрос был лишь в том, что будет с ними после этого.
Возможно, в туннеле было не так уж плохо.
– Как вы посмотрите, – сказала Королева, – если мы выпьем чашечку чая?
Зубы Бедевера были в отличном состоянии, принимая во внимание его возраст.
В школе, разумеется, над ним смеялись. Прятали его зубную щетку. Подсыпали мела в его зубной порошок. Но он стоял на своем – он обещал маме, – и теперь он понимал, почему она была так настойчива.
– Готово! – произнес он, выплевывая огрызки нейлоновой веревки. Мгновение спустя он нащупал крышку коробки и открыл ее.
Это не так-то легко описать.
У истоков проблемы лежат последствия катастрофического явления, получившего название Чумы Прилагательных, которое поразило альбионоязычные народы вскоре после отречения короля Артура. Хотя о ней на удивление мало что известно, эта чума (как выяснилось впоследствии, ею заражались, уколовшись о шпильки на задних страницах «Лессера» и «Журналистик Клише») оказала на описательную прозу такое же воздействие, как филлоксера на виноградники Франции. Целые классы сравнений были стерты с лица земли. Поколениям авторов не оставалось ничего иного, кроме как ковыряться в свежих ранах коллективного бессознательного, где когда-то росли вымершие метафоры.
Как бы там ни было, произошло вот что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83